Стилист. Том II (СИ) - Марченко Геннадий Борисович. Страница 37

Ничего себе у них тут всё оборудовано! И вряд ли этим занималась сама Ингрид, тут, похоже, поработали мастера своего дела, у которых руки растут из плеч. Может, контрабандисты им пользуются? Не суть важно, главное, что всё это ненадолго, помогу Ингрид, а заодно гляну на Западный Берлин одним глазком — и обратно.

И здесь тоже был выключатель на стене. Кстати, почему выключатель? Он же сначала включатель, и только потом выключатель… Ладно, хватит забивать голову ерундой.

Лампы, что интересно, были встроены в стены под сводчатым потолком. Ого, а тоннель оказался неплохо так укреплён бетонными плитами. Сделано всё действительно на совесть. И ведь не боится мне его показывать, как будто на 100 % уверена, что я никому не расскажу.

— Ингрид, кто это всё сделал? И откуда ты знаешь про этот тоннель?

— Это проход оставаться ещё с война, здесь прятаться немецкий зольдатен. О тоннель знать мой дед, он рассказать мой отец, а потом узнать я. Знать ещё несколько люди, который поддерживать тоннель рабочий состояние.

— А мне казалось, что дом, в котором ты живёшь, построен после войны.

— Да, но на его месте раньше стоять другой дом, и под ним пролегать этот тоннель.

— И часто ты им пользуешься?

— Нет, не часто, не больше один раз в месяц, когда навещать мой старый бабушка.

— А что хоть нам нужно забрать?

— Один вещь, там ты всё узнавать.

Вишь ты, партизанка… Ну да ладно, всё равно рано или поздно узнаю.

Тоннель поначалу шёл ровно, затем стал идти чуть под откос, потом начал немного забирать вверх и вбок.

— Мы есть пройти только что Берлинская стена, — прокомментировала Сусанин в юбке, вернее, в красивом платье и плаще.

Наше путешествие завершилось у овальной металлической двери, такие я видел в фильмах про корабли и подводные лодки. И открывалась она так же, с помощью «штурвала». Когда, перешагнув порог, мы оказались в небольшом тамбуре, Ингрид таким же макаром задраила люк.

— Ну как, ты есть готов к выход в Западный Берлин?

На её лице сияла белозубая улыбка, в какой-то момент возникло желание взять спутницу прямо здесь, в этом освещаемом тусклой лампочкой тамбуре, прижав спиной к закрашенной голубой краской стене. Но сдержался, сумел обуздать свои чувства.

— Я как советский пионер, всегда готов!

— Тогда идти.

Эта дверь так же отпиралась одним из ключей с её небольшой связки, и спустя несколько секунд мы оказались в месте, напоминающем метрополитен. Моя догадка подтвердилась, когда мы вышли из небольшого коридорчика, оказавшись у железной дороги, напротив которого на стене тоннеля были нарисованы белой краской буква U и цифра 6. Мы двинулись вдоль путей, а когда впереди появилось пятно света, которое явно приближалось, и послышался шум поезда, Ингрид взяла меня за руку и втянула в какую-то нишу, где мы и переждали проносящиеся мимо нас с грохотом вагоны.

Когда мы продолжили движение, я задал своей спутнице животрепещущий вопрос:

— А во сколько закрывается метро?

— О, метро работать с четыре часа утра до час ночи, а в выходной день некоторый линия работать круглый сутки. Сегодня… э-э-э… Samstag, и как раз этот линий работать без перерыв на ночь.

Утешила… В любом случае я не собирался зависать в Западном Берлине до утра. Сделаем дело — и домой. Хотя я уже начинал немного мандражировать.

Ещё минут пять спустя появились огни станции. К ней мы подбирались осторожно, высматривая, чтобы поблизости не оказалось запоздалых пассажиров. Я мог запрыгнуть на неё, подтянувшись на руках, но оказалось, что подняться наверх можно было по приделанной сбоку платформы короткой металлической лесенке.

— Это есть станция «Райникендорфер Штрассе», — пояснила она, когда мы уже неторопясь шли по платформе. — В годы война, когда враг подходить к Берлин, здесь располагаться госпиталь.

Враг — это, судя по всему, русские и союзники, подумал я. Что бы там ни говорили, но для нового поколения немцев те, с кем воевали их отцы и деды, всё равно останутся врагами. На их месте я бы тоже, пожалуй, так думал, это заложено уже на генном уровне. Так же и народы Северного Кавказа, например, сколько бы они ни клялись в верности Большому брату, всё равно при первом же удобном случае ударят в спину.

У эскалатора находилась будка дежурного, где сидела подтянутая тётка в форменной жилетке. Мне показалось, что она слишком долго задержала взгляд на мне, словно просвечивая рентгеном, отчего я невольно поёжился. Когда мы поднялись наверх, там обнаружилась такая же тётка, близнец первой. На стекле будки — табличка, извещавшая, насколько я понял, что стоимость спуска в метро составляет 3,5 немецких марки.

— У меня нет немецких марок, — шепнул я Ингрид, — как будем расплачиваться, когда придётся возвращаться?

— Ты не волноваться, я иметь немецкий марка, — ответила она с улыбкой и вдруг подмигнула. — А кто знать, вдруг тебе есть нравиться в Западный Берлин и ты оставаться?

— Ну уж это вряд ли!

В своё время я полмира объездил, мне много где нравилось, но всё равно спустя какое-то время начинал скучать по Москве, а может, просто по России. И каким-то Западным Берлином меня точно не удивить.

Мы вышли со станции, оказавшись на небольшой, вымощенной булыжником площади. Вряд ли это новодел, похоже, несмотря на бомбардировки, булыжник каким-то чудом всё же уцелел.

Я оглянулся назад, где-то там горели огни Восточного Берлина. Они совсем не манили, за год в СССР я изрядно соскучился по поездкам в «страны развитого капитализма». Но возвращаться придётся. Это как в анекдоте про двух червяков из навозной кучи, для которых она и была Родиной.

— Не хотеть прогуляться по Ораниенбург-штрассе? — вырвал меня из раздумий голос Ингрид.

— А что там? — спросил я, припоминая, что с этой улицей связано что-то похабное.

— О, это есть улица Красный фонари, — улыбнулась она. — Но я знать, что ты любить своя жена и не изменять ей. Поэтому мы идти мой бабушка.

Мне не оставалось ничего другого, как следовать за ней. Общественный транспорт уже не ходил, разве что попался на глаза припаркованный недалеко от станции метро «Мерседес» цвета словной кости с шашечками на боку, в котором подрёмывал немолодой таксист. Судя по возрасту, в юности вполне мог состоять в каком-нибудь гитлер-югенде или вообще воевать на Восточном фронте.

Наш путь пролегал не по главной улице, Ингрид почему-то предпочитала идти переулками и проходными дворами. Загадочная бабушка, судя по всему, жила не так уж и близко к «Берлинской стене». Честно говоря, минут через пятнадцать мне уже надоела эта непонятная ходьба, но приходилось терпеть. Наконец мы остановились у 5-этажного дома, который, судя по его виду, готовился к сносу и уже был расселён. Светилось только одно окошко на третьем этаже.

— Мы ходить сюда, — сказала Ингрид, толкая подъездную дверь.

В каком, однако, глухом месте живёт наша бабуля. Всё страньше и страньше, как говаривала сказочная Алиса. Судя по всему, мы поднимались как раз к той квартире, где горело оконце. Точно, третий этаж. Мы остановились у одной из дверей, Ингрид трижды, а затем ещё дважды ударила в неё костяшками пальцев, после чего с той стороны послышались шаги.

— Ich bin's, Ingrid, — сказала негромко моя спутница, после чего щёлкнул замок и дверь распахнулась.

На пороге стоял наголо стриженый амбал под два метра ростом с пудовыми кулаками, а маленькие глазки из-под тяжёлых надбровных дуг смотрели на меня без всякого выражения. При этом одет был в костюм, который казался ему тесноватым, и даже при галстуке. Ни хрена себе бабушка! Или это её родственник?

Ингрид, увидев мой вопрошающий взгляд, улыбнулась:

— Заходить, здесь тебя ждать мой хороший друзья. Тебе они нравиться.

Амбал сделал шаг в сторону, пропуская нас, и проходя мимо него, я чувствовал себя по меньшей мере неуютно. Впрочем, квартира выглядела относительно цивильно, мы миновали коридор и оказались в довольно просторной комнате с настоящим, но потухшим камином, возле которого на специальной подставке стояла кочерга с острым крючком, отогнутым, как большой палец птицы. Здесь же обнаружился ещё один персонаж. Мужик средних лет в уже более цивильном костюме, вальяжно восседал в кресле у дальней стены, пуская в потолок сигаретный дым и читая «Frankfurter Allgemeine Zeitung». При нашем появлении он расплылся в улыбке, бросил газету на пол рядом с креслом, из которого поднялся, шагнул навстречу, приобнял Ингрид, а мне пожал руку.