По волчьему следу (СИ) - Демина Карина. Страница 18

- Все, что есть.

- Ваське скажи, - отмахивается Шапка. – И я скажу. Он, небось, и соберет… только… послушали б вы доброго совета, господин маг. Езжайте домой. Напишите отчета, что медведи шалят… наши подпишутся. И разойдемся с миром. Ни к чему оно, народ будоражить. Совершенно ни к чему.

Глава 10 Логово

«И стоит заметить, что в это непростое для страны время некоторые несознательные личности, увлекшись заграничной пропагандой и излишним либерализмом, с прежним упрямством пытаются навязать обществу чуждые Империи ценности…»

Из выступления министра культуры, князя Сурикова, о критичном подходе к современному искусству.

Тихоня обнаружился на лавочке, что характерно новенькой, еще не облизанной дождями. Краска на ней сияла, разве что кое-где пролегла по ней тонюсенькая паутина трещин. Тихоня сидел и лузгал семечки, ссыпая шелуху в кулек из газеты. Светило солнышко, правда, тени уже вытянулись, намекая, что дни весной пусть и долгие, но все одно не бесконечные.

- Что думаешь? – поинтересовался Бекшеев, отряхиваясь. Он, последние полчаса отчаянно чихавший – кабинет нам дали, да убраться в нем забыли, - вытер нос платком. – Извини… не думал, что пыль – это так…

И снова чихнул.

Шапка обещал, что к заврешнему дню наведет порядок.

И дела соберет.

И вовсе составит список тех, кто имеет отношение – сугубо теоретически – к произошедшему. А еще наверняка припрячет то, что еще не припрятал.

- Дурак, - я прищурилась.

Военные вот-вот должны были подъехать. И не хотелось. Вернуться бы в комнаты, проверить Софью, как она там. Кофею заказать, хотя во мне еще выпитые чаи плескались. Но тогда не кофею, а ужин. И растянуться бы на постели, закрыть глаза, вдыхая теплые ароматы сдобы и еще чего-нибудь.

- То, что он не слишком умен, это очевидно, - Бекшеев отвернулся прежде чем высморкаться. – Но он к тому же продажен. Я так думаю… и предупредит.

- Уже предупредил, - я потянулась. – Вчера. Когда позвонили ему, сказали встречать. И остался он тут вовсе не из-за военных. Скорее уж прибирался.

- Не… похоже.

- Будь здоров, - пожелала я. – В смысле, что прятал он то, что не след показывать лишним людям. Не знаю… может, на столе серебряные пепельницы стояли. Или запонки изумрудные закопать надо было. Или документы какие, что куда как верней. Спросить можно, да без толку. Все одно не скажет, разве что пытать станем.

Но не станем.

Во всяком случае пока.

- На лапу здешнее начальство берет без стеснения, - согласился Тихоня, сыпанув горсть семечек на тропинку. Местные голуби, сизые и ленивые, раздобревшие от спокойной жизни, лишь чуть повернули головы, явно прикидывая, стоит ли выбираться из тени по-за каких-то там семечек. – Я тут по рынку прогулялся…

Он потянулся.

- А Туржин где?

- До сих пор гуляет… сказал, что раз распоряжений не поступало, то он свободен. Ну и хрен с ним. Нужен он… только ноет. То ему комната маловата, то матрац тонковат, а кровать скрипит, то из окна дует. То мухи… это ж деревня, почитай. В деревнях всегда мухи.

Тихоня огляделся и бросил кулек с шелухой в ближайшую урну.

Руки отряхнул.

- Поедем солдатика искать? – уточнил он.

- А ты откуда… - Бекшеев удивился.

- Так ведь говорю же, по рынку гулял. Хочешь?

Он протянул кулек с семечками.

- Спасибо, но… пожалуй, воздержусь.

А я вот отказываться не стала. Семечки были прошлогодними, но хранились, верно, с толком, а потому не пахли ни плесенью, ни мышами. Их выжарили, щедро плеснув подсолнечного масла. Оно пропитало скорлупу, сделавши семечки липкими, и подхвативши крупицы крупной каменной соли.

Хорошо.

- О чем еще болтают? – поинтересовалась я.

- Да про всякое…

Лузгались семечки тоже неплохо. И паленых, как и недожаренных, не попадалось почти.

- Говорят, что зверь в лесах завелся лютый. Оборотень. Явно из числа беглых пленных. А может, и не их, но каторжников. Тут мнения расходятся. Но все знают, что взяли меньше, чем сбегло. Вот и спорят, кто таки, немец или каторжник. Правда, есть еще версии.

- И какие?

Я оглянулась, ощутив взгляд. И уловила тень в окне. Шапка? Вполне может статься. Отговорился занятостью, а сам приглядывает?

Я на его месте приглядывала бы всенепременно.

Хотя… я бы на его месте этого бардака не допустила бы. Хотелось бы так думать.

- Тут лесник имеется…

- Михеич? – я выцепила из памяти имя, названное Васькой.

- Ага. Он самый. Крайне подозрительная личность. Живет в лесу, сам собой. Ни семьи, ни родственников вовсе… собак держит злых. В общем, идеальный вариант.

- Для кого?

- Для полиции. Шапошников, поговаривают, собирался наведаться, да Михеича дома не оказалось.

- Сбежал?

- В лес ушел. Одна хорошая женщина сказала, что он частенько надолго уходит, на неделю или две. Но она не верит, что это он. Она вообще полагает, что это из клятой деревни наведались.

Бекшеев вздохнул и протянул руку.

- Что? Вы тут грызете так… неприлично вкусно. Как это вообще едят?

Тихоня отсыпал ему семечек, а я показала.

- Берешь одну, или пальцами раздавливаешь, или зубами. Ничего сложного.

На меня посмотрели с укором. Но… оно ж и вправду невелик навык. Я в свое время выучила, для чего какая вилка надобна, хотя и ругалась про себя, ибо нормальные люди одной управляются. И Бекшеев с семечками сладит.

- Я в тебя верю, - сказала я ободряюще. – Так что за деревня-то?

- Тут язычники жили. До войны. Недалече. Верст десять. Аккурат то ли на болотах, то ли рядом с болотами, я не особо понял. Главное, что пасеку вроде держали, ну и травы собирали. А как война началась, то пожгли их. Согнали всей деревней… - Тихоня оскалился, да и голос чуть подсел. – И сожгли… и деревню следом. Или сперва убили… принесли в жертву… тут тоже по-всякому говорят. Но сходятся в одном. Место там нехорошее. Мертвецов там не хоронили, вот они и… колобродят.

- Могут? – уточнила я у Бекшеева.

Тот пожал плечами.

- Случалось, конечно, всякое. В том числе и стихийные выбросы темной энергии, а вслед за ними и… мертвецы вставали. Ничего хорошего.

Семечки он лузгал медленно. Явно сказывался некоторый недостаток опыта.

- Но это не они.

- Почему?

- Из того, что знаю, восставшие не отличаются умом. Да и в целом ими движет всепоглащающая ненависть к живым. Мертвец, случись ему вернуться, будет убивать. Просто убивать. Всех, кто попадется на пути. Но отделять головы, выставлять их, припрятав тела, умудрившись не оставить при этом следов… нет, на это способны лишь живые.

Уже хорошо.

А то как-то… я сама с подобным не сталкивалась, но слухи ходили. Страшные истории, которые шепотом передавались у костра, о пропавшей дивизии, о проклятом болоте, о туманах, что приходят с той стороны, укрывая в белизне своей оживших мертвецов.

В общем… в окопах, как и на местном рынке, поговорить любили.

- А вот Михеич, к слову, в деревню заглядывает… так мне сказали. И беглых пленных тоже где-то там и нашли, недалече. Я так понимаю, мы тоже наведаемся?

- Всенепременно, - пообещал Бекшеев.

А я ссыпала шелуху в урну.

И повернулась к почти новенькому грузовику, который медленно, осторожно вполз на газон. За нами, стало быть…

Из кузова выглянул паренек, мало старше Васьки, и спросил:

- Это вы из полиции будете?

- Мы, - отозвался за всех Тихоня. – Кто ж еще-то?

В кабине пахло чесноком и бензином, и паренек, которого звали Никиткой, бодро крутил руль. Правда, в отличие от Васьки он был молчалив и на вопросы старался отвечать кратко.

Да, нет.

Не имею чести знать.

Он так и говорил, явно повторяя услышанную где-то фразу, приглянувшуюся важностью своей. И я замолчала. Бекшеев тоже говорить не спешил. Прикрыл глаза, притворяясь придремавшим, да и откинулся. Только грузовик мотало на лесной дороге, голова дергалась из стороны в сторону, и спать в таком положении не смог бы самый уставший человек.