Беда с этой Мэри - Крисуэлл Милли. Страница 16

В прошлом у нее были сплошные неудачи. Это касалось и колледжа, и мужчин. Теперь Мэри решила, что не повторит прежних ошибок.

Слишком долго она плыла по течению и выбирала самый легкий выход из любого положения, придавая слишком большее значение мнению окружающих, вместо того чтобы поверить в себя.

Она проявила себя, только когда почувствовала опасность быть поглощенной своей властной матерью.

Мэри не осуждала Софию за то, что та постоянно пыталась подавить волю дочери, — ведь она позволяла ей это. Но она не собиралась дать матери возможность сказать «я тебя предупреждала». На этот раз она решила проявить собственную волю.

Примостившись на высоком деревянном табурете рядом с письменным столом Энни, Мэри ждала, пока та закончит разговор, потом сказала:

— Убеди меня, что ты не шутишь.

— Неужели я стала бы лгать?

Подняв глаза к потолку, Мэри бесстрастно напомнила: — А каково мнение моей матери на этот счет? Конечно, случалось, Энни лгала, но только если к этому вынуждала ее цель, как это и делает большинство людей. Она никогда не лгала просто так.

— Это правда, Мэри, дорогая. Готова поклясться, что это святая правда. А впрочем, можешь спросить Майка, нового красавчика официанта, которого я только что наняла. — Она облизнула губы, как бы предвкушая приятный вечер с красавчиком официантом. — Я нахожу все больше положительных сторон в своем положении начальницы. Но ты не волнуйся: я не стану приставать к нему с сексуальными домогательствами, если он сам не пожелает.

— Энни…

В одном этом слове Мэри выразила всю нежность, которую внезапно почувствовала к подруге.

— Ну, ну! Приободрилась, да? Я же пошутила. Что с твоим чувством юмора?

— Я спустила его в унитаз, когда пришел слесарь и потребовал с меня триста пятьдесят долларов.

Да и встреча с Дэниелом Галлахером не прибавила ей хорошего настроения, но об этом Мэри говорить не стала.

Трудно было возненавидеть человека, мысль о котором вызывала дрожь в коленках. Каждый раз, как только Мэри закрывала глаза, она как живого видела Дэна Галлахера, сидящего за письменным столом в редакции газеты, и черт бы ее побрал, если при воспоминании о нем ее всю не охватывало жаром.

Кивнув с сочувствием и пониманием, которых не купишь ни за какие деньги, особенно если эти деньги уже вложены в починку туалета, Энни стала рассказывать:

— Один посетитель, прочитавший статью, заметил, что описание лазаньи фантастически привлекательно. Сказал, что терпеть не может лазаньи без начинки, а твоя начинка, судя по описанию, восхитительна и даже при чтении начинают «течь слюнки», как говорила его покойная мама. Это я его цитирую. Потом он заказал столик на восемь человек на вечер пятницы

— В таком случае, думаю, мне надо вернуться в редакцию газеты и извиниться перед Дэниелом Галлахером. Я изрядно потрудилась — можно сказать, сняла с него шкуру за эту его статейку.

— Неужели извинишься? — Энни не отличалась доверчивостью и простодушием Мэри, но на этот раз ее челюсть отвисла от изумления. — Должно быть, ты шутишь? Да?

Мэри бросила на подругу взгляд, выражавший столь многое, что его можно было бы перевести на язык слов как «да ты в своем уме или нет»?

— Конечно, шучу.

Даже если она и находила Галлахера умопомрачительно красивым, даже если она и чувствовала, что он волнует и привлекает ее, то у нее и в мыслях не было извиняться.

— Нам просто повезло, что у людей больше здравого смысла и лучше вкус, чем у ресторанных обозревателей. Разве можно, например, составить правильное мнение о фильме по отзыву о нем в газете или по одному из этих утренних обзоров, где одна болтовня? Я бы пропустила столько интересного, если бы полагалась на чье-то мнение и позволяла себе полностью подчиниться его влиянию.

Взяв карандаш и сделав в книге записи заказов пометку, менеджер Мэри нахмурилась, подсчитывая предварительные заказы.

— Как ты думаешь, не следует ли нам нанять еще людей, чтобы справиться? Надеюсь, мы не окажемся в неприятном положении из-за нехватки рабочих рук.

— Я и сама могу обслужить какие-то столики, и ты сможешь помочь, если уж дойдет до этого. Пока мы не можем позволить себе нанять еще официантов. Придется справляться самим.

— Расскажи же мне о своей встрече с Дэниелом Галлахером. Он в жизни такой же красивый, как на фото? — спросила Энни.

Мэри неохотно кивнула:

— Даже лучше. У него зеленые глаза и каштановые волосы. Он сидел, и мне удалось хорошо рассмотреть его голову, да и сложен он прекрасно.

Мускулистые руки, мощная грудь. Мэри была уверена, что вся его фигура словно вылита из стали, включая и ту часть, которая оставалась для нее невидимой.

Женщина с кожей цвета сливочного крема могла оценить б мужчине подобные вещи.

— Я не хочу сказать, что заинтересовалась им, — поспешно добавила Мэри, не желая делиться с Энни подробностями.

— Но, судя по твоим словам, ты им заинтересовалась.

— Да вовсе нет! Как любит говорить моя мама: «С волками жить — по-волчьи выть».

— Да, это верно, но может перепасть и сочный кусочек мяса. — Улыбка Энни была откровенно двусмысленной и скабрезной, и Мэри подавила вздох.

— Думаю, ты все-таки слишком долго и ревностно трудилась на ниве секса.

— Не стоит раздражаться. Как бы то ни было, а ты многим мне обязана. Я сумела умиротворить всех, в том числе и твоего чокнутого шеф-повара. По правде говоря, он заслуживает того, чтобы быть отправленным в сумасшедший дом как псих, опасный для общества. Ему чуть-чуть постараться — и он угодит туда прямой наводкой. Во всяком случае, мне так кажется.

— А ты не сделала ничего, что могло бы его расстроить?

Мэри знала, что Энни была известной мастерицей заваривать кашу. И если она не добивалась своего одним путем, то использовала другой, более эффективный, действуя не мытьем, так катаньем.

— Я только дотронулась одним пальчиком до лимонной начинки пирожного-безе, над которым он трудился, а он пригрозил, что искромсает меня огромным ножом. Этот тип просто наводит ужас.

Марко и Энни не очень ладили. Энни считала его самодовольным, напыщенным и эгоистичным, и это была сущая правда. Но Мэри был нужен хороший шеф-повар, и не важно, если у него и были кое-какие недостатки. Поэтому не в ее интересах было поддерживать неприязнь Энни к Марко. Вообще-то его странности и на нее начали действовать, но Мэри не хотела поддаваться этому.

— Марко — шеф-повар. Он в своем роде художник, артист. А раз так, ему и полагается быть эксцентричным.

На этот счет Энни было нечего возразить, и, оставив бесперспективную тему, она перешла к другой:

— Так почему ты так запоздала, если не играла с этим репортером в жаркие игры?

Она ухмыльнулась при виде страдальческого выражения на лице Мэри.

— Я задержалась у Джо.

Брови Энни взметнулись вверх.

— Да? — Она постаралась скрыть свою заинтересованность под напускным безразличием. — И как теперь поживает преподобный отец Джозеф?

— Красив, как всегда. И как-нибудь на днях заглянет сюда пообедать. Поэтому тебе лучше вести себя прилично.

— Джо и я прекрасно ладим до тех пор, пока он не начинает попрекать меня моим образом жизни и читать мне проповеди по поводу моих туалетов или мужчины, с которым я в данный момент сплю.

Мэри отметила про себя промелькнувшее выражение горечи в ярко-голубых глазах подруги и подумала: чем же могли быть вызваны столь серьезные разногласия между Энни и ее братом?

При всей своей показной лихости в некоторых вопросах Энни была крайне чувствительной и ранимой, и одной из ее слабостей был Джо, хотя она стала бы это отрицать даже под пыткой.

— У вас с Джо были когда-то какие-то отношения. И он беспокоится о тебе.

Энни скорчила гримасу:

— Да? А почему бы ему не побеспокоиться о своем затянувшемся целомудрии? Это скверно для него. И время от времени ему приходится, вероятно, чинить прорехи в своей броне.

Мэри знала, что Энни лукавит даже с собой.