Маша без медведя 2 (СИ) - Войлошников Владимир. Страница 25

— Вроде как, выторговываем лучшие для себя условия?

— Конечно. Похоже, бабушке такая стратегия вполне по душе, и наши действия она одобряет. Кроме того, этим договором мы как бы отодвигаем других претендентов, понимаешь? Подчёркиваем статус Голицыных как предпочтительных кавалеров.

Сколько сложностей, сферы небесные…

Всё свободное время этого дня мы потратили на постановку манонакопительных воронок на каждый камушек. Работали теперь уже вдвоём. Наверное, как наставник я не очень правильно себя веду — я, конечно, припоминаю, как меня учили, стараюсь сперва простое брать, а потом уж посложнее, но иногда требуется что-то срочное — и мы, наплевав на правила, включаем сложные формулы в свою «программу». Может быть, Маруся не до конца понимает механику процесса, но делает правильно. Ничего, со временем разберётся.

Я параллельно ставила экранирующие щиты — чтобы ни один вражеский пылесос не мог засечь нашу «зарядную станцию». Обработали в первую очередь оба колье и оба браслета. Тем же вечером слетали на речной островок, пели там два часа, пока Маруся не сказала:

— Тебе не кажется, что камни начали переливаться немного по-другому?

— Во-о-от! — обрадовалась я. — Это ещё не предел, но уже хороший показатель! Теперь давай прямо тут попробуем сменить риталид на камешки, если вдруг не пойдёт, река тебя поддержит.

— Которое надевать?

— Сразу всё давай! Одно не справится, точно тебе говорю.

— Буду я как любимая жена падишаха, — проворчала Маруся.

— Ах, жаль, что никто этого не увидит, — картинно закатила глаза я.

Мы похихикали и обрядили Марусю в драгоценности.

— Главное, под платье заправляй, к коже. Можно одно назад развернуть, на спину, если на горло давить не будет.

— Нет, неудобно получается. Уж лучше вперёд.

— Теперь риталид аккуратненько снимаем…

Мы обе затаили дыхание. Маруся отдала мне оправу и замерла, прислушиваясь к ощущениям. Я наблюдала за её ментальным полем, боясь появления новых трещин или истончения заживлённых областей. Но ничего откровенно страшного не случилось.

— Как будто костыли убрали, — сказала вдруг Маруся. — Знаешь, я в детстве сильно ногу ломала, долго ходила в гипсе и на костылях. Так потом, когда их убираешь и гипс снимают, также страшновато.

— Ну, это ничего. Ты, главное, сейчас не переусердствуй. Следи за своей реакцией на нагрузки. Если что, сразу говори о странных ощущениях, особенно о неприятных.

Меня радовало, что Маруся не падала в обморок, ноги у неё не подкашивались от слабости, не накатывали никакие панические атаки. В общем — почти всё на «не». А отдельная неуверенность сгладится. И её аналогия с костылями тоже была правильная. Только слишком оптимистичная. Пока вместо костылей болящей выдали тросточку. Но камешки справлялись, это радовало. Значит, оправу я могу забрать себе.

Я надела её… и почувствовала себя словно старинным рыцарем, которому вернули доспех. Даже больше. Риталид был и моей защитой, и оружием. Эх, если бы к нему ещё и камешки…

Но Голицынские подкаты — это было ещё не всё.

Буквально на следующий день, сразу после обычной понедельничной линейки, Марусю пригласили в дирекцию. Пробыла она там не особо долго, вернулась со странным выражением на лице и довольно большим свёртком, напоминающим завёрнутое в серую обёрточную бумагу полено.

В спальне мы были вдвоём — остальные девочки разошлись на уроки. Я подождала пару минут — ничего не дождалась, Маруся так и сидела, пустым взглядом таращась в окно.

— Ты прекрати давай изображать бледную тень отца Гамлета! Что случилось-то, говори толком!

Она моргнула.

— Приходил юрист императорского попечительского совета.

— Ну⁈ Не тяни же!

— Стива отстранён от управления наследством. Признался, как мне сказали, в злонамеренных растратах, совершённых им и его супругой в отношении меня. Она, кстати, действительно умерла… — губы у Маруси задрожали, она оборвала речь и зажмурилась.

Может ли инквизитор сломаться? Я запаниковала, но тут в голове сам собой всплыл голос дядьки Гроя, за которым я повторила слово в слово:

— Из чего можно сделать однозначный вывод, что данная особа отказалась признавать собственную вину и исправлять последствия своих действий.

Сказано это было так жёстко, что Маруся посмотрела на меня с крайним изумлением.

— Маша! Словно не ты говоришь!

Я вытерла лоб. Сама, как говорится, в шоке.

— Помнишь, я тебе про дядьку-инквизитора рассказывала?

— Хотела бы я с ним пообщаться, — совсем уж неожиданно для меня выдала Маруся. А ведь, пожалуй, они бы сошлись.

— Стива-то, я так понимаю, жив?

— Да, жив. Подписал полный отказ от опекунских и вообще родственных претензий. Плюс обязательство по компенсации всех необоснованных расходов.

— И где он сам?

— Я не знаю.

— То есть, этот дядька не сказал или ты не спрашивала?

— Не сказал. Точнее, сказал, что закрытая информация.

— Значит, Стива где-то под надзором сидит.

— В следственном изоляторе, скорее всего.

Подозреваю, в каком-нибудь специальном следственном изоляторе. И некие товарищи со своим волшебным пылесосом ковыряют его на предмет первопричин эдакой ситуации. И рано или поздно обходными путями доковыряют. Вот блин!

— А в пакете что?

Маруся встрепенулась, словно просыпаясь:

— А! Это мамино! Смотри! — она торопливо развернула серую бумагу, под которой обнаружилась большая (правда, большая) шкатулка.

Судя по содержимому, во времена Марусиной прапрабабушки наиболее популярными украшениями были жемчуга. Совершенно шикарные на вид, но…

— Жаль, но использовать жемчуг в качестве манонакопителя я точно не смогу. Непрозрачный перламутр, да ещё и слоистая концентрическая структура… Зато ты теперь невеста с богатым приданым!

— Мамина память… — Маруся провела пальцами по розоватой жемчужной нитке: — Вот эта — её любимая. Но, — она посмотрела на меня, слегка склонив голову, — не думай, что здесь только жемчуг.

Лёгкий щелчок — и внутренняя часть шкатулки вынулась отдельным ящичком. А внутри…

— Ух ты!

— Я знала, что ты оценишь.

— Во-первых, на каждый камень поставь накопительную воронку. На каждый! И мне покажи, я замаскирую. Или нет! Я тебе покажу, сама будешь защиту ставить.

— А я смогу? — усомнилась Маруся.

— Я в тебя верю. А во-вторых, на вот этот, с сапфирами, комплект нужно особенное внимание обратить.

— Из-за размера?

— Да. Смотри, какие экземпляры! Пять штук, крупных — они смело оба колье заменят. И в браслете три. Даже если серьги не задействовать, ты этой парой всё, что на тебе, перекроешь. Им в первую очередь и займись. Как подзарядится — поменяем.

— По цвету он мне не очень подходит.

— Вот от тебя такого я не ожидала! Нам с тобой аккумулятор нужен, а уж какого он цвета… Надо будет — мы его любого цвета сделаем.

— А как?

— Да простейшей иллюзией. Покажу тебе.

Так мы, в общем, и жили, перескакивая с примитивных ученических заданий на сложные неотложные. А что делать?

Я хотела в тот же вечер слетать на островок, но когда шла из столовой в отделение, стоящая у окна неизвестная мне девочка из малявок первого отделения сказала в пространство:

— А на углу у ограды опять фургон стоит. И из него какая-то труба на гимназию смотрит.

Девочка посмотрела на меня выжидающе, и я не нашлась что ответить кроме как: «Спасибо». И решила, что сегодня, пожалуй, никуда лететь не стоит.

Снова начались усиленные занятия танцами, судорожные подготовки и репетиции для обязательных выступлений. Вылетать на остров стало совсем некогда — разве что по ночам, но Маруся, обвешанная колье и браслетами, не выказывала никаких признаков ухудшения самочувствия, и мы решили пока не летать. Тем более фургон с трубой меня смущал. Он появлялся то там, то тут, то выглядывал из переулков, и у меня было подозрение, что эти(кто бы они ни были) подтянули усиленную аппаратуру.