Маша без медведя 2 (СИ) - Войлошников Владимир. Страница 7
Дядька тоже раскрыл рот и надулся, чтобы громко возмутиться, но Маруся успела раньше:
— И вы говорите это мне???
— Да что ты себе…
В этот момент мне показалось, что Маруся сейчас бросится на эту расфуфыренную куклу и вырвет материны серьги у неё из ушей прямо с мясом. Хотя другая сторона сознания считала, что она, скорее, мужику рожу раскорябаяет. Но Марусе удалось удивить меня сильнее. Она вдруг шагнула вперёд и произнесла формулу «вскрытия воров». Идеально произнесла: звуки, интонации, даже жесты!
Я в первый момент так растерялась, что на неосознаваемом автоматизме максимально усилила накрывающий нас купол. Это действие получило последствия, которые также можно было спрогнозировать, если бы я настолько не обалдела. Тётка выкрикнул что-то вроде: «Я не подвизалась выслушивать малолетнюю хамку!» — и рванула на выход, от души впечатавшись в закрывающий купол. Закрывается-то он на определённом расстоянии вокруг меня, и изнутри выйти также проблемно, как попасть снаружи. Из носа у неё хлестанула кровь.
— Я тебе это так не спущу! — орал в это время мужик и тряс у Маруси перед лицом холёной рукой в белой атласной перчатке.
И тут десять секунд прошло. По белому атласу поползли пятна весьма отвратительного вида.
Дядька остановился и уставился на свою руку. Сдёрнул перчатку. Маруся рефлекторно отшагнула назад, спрятав руки за спину.
А я смотрела на этот ужас и давила дурноту. Нет, дядька Грой, когда хвастался своей формулой, предупреждал, что самое неприятное — лицезрение последствий. Я знала это, и когда мы воевали с кухонными воровками, внутренне была готова. Но, оказывается, это были такие цветочки… Рука этого Марусиного родственника сделалась преимущественно двух цветов: багрового и чёрного. Из-под лопающихся струпьев сочилась какая-то слизь.
Я почувствовала, что завтрак намеревается покинуть желудок неблаговидным способом и срочно предприняла меры — для себя и Маруси.
Хорошо хоть, для нас это не имеет запаха, а вот для них…
Мадам заткнулась, наблюдая за мужем. Потом уставилась на свои руки в кружевных перчатках. Сквозь кружево, уродливо подчёркивая узор, сочилось кроваво-гнойное… Тётка закатила глаза и осела на пол мягкой куклой. Омерзительной, побывавшей в помойном ведре куклой.
— Вы ш-ш-шт… — мужик двинулся в нашу сторону.
— Стоять! — в лицо ему смотреть было решительно невозможно, дышать сделалось трудно. — Маруся, это кто такие?
Она отвернулась к роялю.
— Это брат отца. Дядя Стива, как он себя называет. И его милая жёнушка. Мои официальные блюстители наследства. Когда папин кабинет… — она часто заморгала, — заминировали… я в летнем лагере была. Для музыкантов. Они… даже на похороны меня не взяли. Сразу распорядились отвезти сюда.
Я испугалась, что вот сейчас она заплачет — ведь это же так больно… Но Маруся вдруг заговорила жёстким и холодным голосом:
— Теперь они распоряжаются моими счетами. И шкатулкой с драгоценностями моей покойной матери, как видишь. Полагаю, к моменту моего выхода отсюда у меня не останется ничего.
Дядька как будто скорчился под её взглядом и ничего не сказал.
Я потёрла лоб. Боже, сколько всего сразу… Так. По порядку.
— Стива или как там тебя, ты меня слышишь?
Он кивнул и хрипло, булькающе ответил:
— Да.
Господи, лучше бы я на него не смотрела… Что же становится с теми, кто ворует по-крупному, у государства?
— Во-первых, не вздумайте никому говорить, как вам досталось это проклятье! — я для верности быстро сформировала «запечатывание уст»: — Запрещаю говорить о том, что сделала Маруся. Обо мне запрещаю говорить вообще! У вас с женой неделя, чтобы прийти с повинной к… куда тут у вас полагается приходить. А потом год, чтобы возместить весь причинённый ущерб. Иначе вас ждёт однозначный и малоприятный финал. Действие формулы необратимо. Я бы на твоём месте поторопилась, а то вдруг отвалится что — язык там или руки. Как признаваться будешь?
Мысли скакали, налезая друг на друга. Гостиная наполнялась народом, куда с этими теперь?
— Так, Стива, бери свою супружницу, идёшь за мной. Маруся, пошли через пожарный выход.
Мы двинулись к дверям, через которые во время выступлений ходили артисты, а на вечерах с чаепитиями — официантки, вышли в «уличный» коридор, прошли до ближайшего пожарного тамбура, а оттуда направились к воротам.
04. КОГДА ПРОРЫВАЕТСЯ СИЛА
НОВОЯВЛЕННЫЙ МАГ
В полном молчании мы прошли по неприветливо-мокрым дорожкам, обрамлённым вдоль бордюров тоненьким молодым снежком, добрались до входных ворот, проскользнули в калитку, и тут я уменьшила кокон тени, замкнув его на нас с Марусей. Для её дядьки с тёткой мы просто исчезли. Стива на остатках внушения побрёл по улице, забрался в стоящий у обочины автомобиль, с визгом набравший скорость и умчавшийся вдаль по улице. На заднее сиденье залезли, между прочим.
— Как жалко, что это сон, — сказала Маруся. — С каким бы удовольствием я наказала этих мерзавцев! Всю жизнь он папе завидовал. Мот, бездарь и тупица. Белый билет купил себе, чтобы не служить «по здоровью»! И жена ему под стать, прошмандовка.
Я вытаращила глаза:
— Я думала, ты таких слов и не знаешь!
— Да я много чего знаю. Только не говорю. А во сне-то что… Можно.
Боже, как бы я тоже хотела, чтобы это был сон! Но оставить необученного мага, у которого произошёл первый стихийный выплеск, бродить среди абсолютно незащищённых людей, не научившись управлять своими способностями… Да ещё такого специфического…
— Марусь…
— М?
— У меня для тебя сложные новости.
— Какие? — она беспечно топала по тоненькой снежной кромке, оставшейся вдоль бордюра, рисуя следами туфель «ёлочки» и «ромашки».
— Мы не спим.
Она посмотрела на меня, сложив брови домиком, и засмеялась.
— Ну, ты даёшь! Или я даю? Если сон, значит, все мысли мои, правильно?
— Кроме тех, которые мои, — мрачно пошутила я.
Она оглянулась:
— Нет, не может быть не сон. Мы в домашних платьях. Снег лежит, — она многозначительно посмотрела на меня.
— И нам тепло, — согласилась я, — потому что я держу согревающий щит вокруг нас.
— Щит?
— Ну, или кокон. Или облако. Как тебе удобнее, так и называй, хоть одеялом.
— И нас никто не видит.
— Да, и это требует от меня некоторых дополнительных усилий.
Маруся походила по дорожке туда-сюда.
— Да не может быть! Я бы всё равно чувствовала температуру…
— Снег возьми. Он холодный.
Она недоверчиво посмотрела на меня, взяла комочек.
— Действительно, холодный…
Брови её сдвинулись к переносице, лицо посерьёзнело. Она вытащила из кармашка перочинный ножик, раскрыла и полоснула себя по пальцу.
— А у!
На дорожку закапала кровь.
— Главное, живот по-самурайски не вскрывай.
Я взяла её за руку и остановила кровь, заживила порез.
— Занятно, — Маруся осмотрела палец.
— А тот якутский маг, про которого ты рассказывала, разве так не мог?
— Не так быстро, — покачала она головой.
— Возможно, он использовал архаичную механику потока.
Маруся посмотрела на меня внимательно:
— А вот это — точно не мои мысли. Какую механику?
— Потока маны. Магической энергии. И вторая, кстати, новость, ещё более сложная, чем первая. Ты — маг. Причём, кажется, маг-инквизитор.
Маруся смотрела на меня и молчала.
— Что, сложно поверить?
— Извини, но да. И что ещё за инквизитор такой?
— На самом деле, — я снова потёрла лоб, — я не совсем уверена в переводе. Но это единственное слово, которое мне кажется подходящим. Возможно, подошло бы ещё «генеральный инспектор» или, допустим, «ревизор», но, видишь ли, инквизитор — он может быть одновременно и исполнителем наказания.
— То есть… — Маруся изобразила петлю вокруг шеи.
— Вроде того. Но… не руками, как ты понимаешь. Это нечто похожее на то, что ты сделала со своими… распорядителями наследства.