Побег из коридоров МИДа. Судьба перебежчика века - Шевченко Геннадий Аркадьевич. Страница 24

Конференция (Комитет) по разоружению — постоянно действующий многосторонний переговорный форум в области разоружения и контроля над вооружениями. Он был создан в соответствии с резолюцией Генеральной Ассамблеи ООН в 1961 году под наименованием Комитета по разоружению в составе 18 государств. В 1969 году число стран — членов Комитета возросло до 26, в 1975-м — до 31, а в 1978-м — до 40 государств. С 1984 года комитет был переименован в Конференцию по разоружению, в состав которой позднее вошли 66 государств, включая пять официальных ядерных держав — Россию, США, Великобританию, Францию и Китай.

После моей первой командировки в Женеву отец пригласил к себе в гости посла В.И. Лихачева, когда тот осенью 1977 года приехал на сессию Генеральной Ассамблеи ООН. Теперь мне была гарантирована следующая поездка, ибо в отделе царила сильная заинтересованность «заслужить» поездку в Женеву, и все сотрудники предпринимали все от них зависящее, чтобы их включили в состав делегации (в период временной командировки полностью сохранялся мидовский оклад и выплачивались суточные в размере 750 долларов в месяц).

15 сентября 1977 года я был назначен на должность старшего референта.

В начале февраля 1978 года меня стали оформлять для очередной поездки в Женеву. Однако меня смутил следующий факт. Первый раз я выезжал в Женеву в качестве эксперта делегации, имевшего 15-процентную надбавку к суточным. Теперь же этой ' надбавки меня лишили. Я узнал от П.Х. Абдуллаева, что приказ о составе делегации подписал новый первый заместитель министра В.Ф. Мальцев, который считал, что младших дипломатов не следует оформлять в качестве экспертов. Однако сейчас я думаю, что Мальцев был в курсе телеграмм резидента КГБ в Нью-Йорке о моем отце, и это послужило дополнительной причиной лишения меня вышеуказанной надбавки. Тогда мне было обидно, ибо такое правило не распространялось на С.Б. Бацанова, который, так же как и я, имел дипломатический ранг атташе. Я решил обратиться за помощью к заместителю министра И.Н. Земскову, который был весьма влиятелен и отец его хорошо знал. В частности, в 1977 году Земсков подписал мне письмо к профессору С.Н. Федорову, чтобы он принял меня для консультации в связи с моей высокой близорукостью.

Однако потом я передумал обращаться к Земскову — ведь приказ уже подписан. Интересно мнение о Земскове бывшею заместителя министра М.С. Капицы. Он считал, что «Земсков выполнял функции обслуживания семьи Громыко, прислуживал его жене и имел связи с КГБ. Он был «домашним замминистра». Лидия Дмитриевна Громыко давала ему поручения, если нужно было кого-нибудь устроить в МГИМО, получить квартиру и т. д.». И.К. Перетрухин пишет в своей книге, что связь начальника службы безопасности МИДа М.И. Курышева с министром по всем вопросам осуществлялась через Земскова. Один из его друзей, который проживает в нашем доме, сообщил мне в 2003 году, что Земсков якобы даже имел воинское звание генерал-лейтенант КГБ. Кстати, мой отец также дружил с Земсковым и разрешил мне обращаться к нему за помощью по любым вопросам. Я не исключаю того, что Земсков мог посоветовать резиденту КГБ в Нью-Йорке прекратить наблюдение за моим отцом или не реагировал на жалобы генерала Дроздова. Перетрухин отмечает, что, будучи неизлечимо больным (у него был рак легких) и хорошо понимая, что катастрофа может наступить в любой момент, Земсков оставил своей матери конверт, который должен был быть вскрыт в случае его внезапной смерти. В находившейся там записке было сказано, что ключи от его личного сейфа должны быть незамедлительно переданы только М.И. Курышеву, что и было сделано. Следовательно, Земсков доверял информацию, которой он владел, только КГБ, а не Громыко, хотя и был к нему близок.

По совету друзей в МИДе и тещи, чтобы сэкономить валюту в Женеве на нужные, дефицитные вещи, я закупил в Москве много продуктов, в том числе в спецбуфете (его называли «посольским») на седьмом этаже министерства, где «столовались» послы и заместители министра иностранных дел. На девятом этаже был также спецбуфет для дипломатов рангом пониже. Однако я туда не ходил, ибо там не было особо дефицитных продуктов. Сначала заведующая «посольским» буфетом прогнала меня, но после того, как она обслуживала Громыко с женой на квартире моего отца в Нью-Йорке в 1976 году, мнение заведующей буфетом изменилось. Я стал регулярно покупать там дефицитные продукты (с разрешения отца). Некоторые послы смотрели на меня, молодого дипломата, осмелившегося часто заходить в «святая святых», с большим удивлением. Один раз я увидел, как заведующая буфетом положила на тарелку бутерброд, намазанный толстым слоем черной икры. Я поинтересовался, для кого он предназначается. Она ответила, что для министра. «А не вредно ли ему в таком возрасте?» — спросил я. «Не вредно», — сказала она, улыбаясь.

Пользуясь положением отца и его близостью к министру, я никого не боялся и не заискивал перед мидовским начальством (однажды меня вызвал к себе грозный заместитель министра Я.А. Малик, которого дико боялись все подчиненные. Я вел себя абсолютно спокойно и не раболепствовал перед ним, как другие дипломаты), рассказывал сослуживцам политические анекдоты, иногда играл в шахматы с С.Д. Чувахиным в рабочее время. Кстати, Малик, рыкающий как лев на своих подчиненных, вел себя как мышонок в присутствии Громыко. Во время своей последней поездки в Москву осенью 1977 года отец даже сделал мне замечание. Он отметил, что я слишком много болтаю, и предупредил меня о более осторожном поведении. Не знаю, заботился ли он обо мне или о себе. Ведь отец уже как два года сотрудничал с ЦРУ.

Интересно, что во время работы моего отца на ЦРУ моя мама водила жену Громыко по магазинам Нью-Йорка и покупала ей на деньги отца подарки. Как отмечает И.К. Перетрухин, дорогие вещи моя мама «чаще пересылала через других жене министра для последующей перепродажи в Москве по основательно завышенным ценам». Вполне возможно предположить, что это были деньги ЦРУ! Хотя в период своего сотрудничества отец и не получал таких огромных денежных сумм, какие выплачивались супершпиону КГБ О. Эймсу, но несомненно, что американские спецслужбы оплачивали отцу его «карманные расходы».

Итак, я собрал чемодан, потянувший 50 килограммов, в котором в основном были дефицитные консервы, копченая колбаса, две головки сыра, сгущенка, двухкилограммовая банка черной икры (ее дала мне теща, рассчитывавшая на подарки), макароны, крупы и даже сахар. Я ехал второй и последний раз в Женеву в составе делегации СССР в Комитете по разоружению.

Отец вспоминает в своей книге, что в начале 60-х годов в Женеве даже глава советской делегации посол СССР С.К Царапкин, как и все советские дипломаты, получал очень скромные суточные и старался экономить абсолютно на всем. Он, в частности, отказался от нормального питания. Из Москвы ему присылали гигантские глыбы сала, а в Женеве он покупал только яйца, как самый дешевый продукт. Однажды такая диета чуть не отправила его на тот свет: он съел большой кусок сала, проглотил несколько яиц, сваренных вкрутую, и у него возникла непроходимость кишечника. Царапкина увезли в больницу. Врачи еле-еле откачали больного. На следующий день мой отец пришел его навестить, но, к удивлению отца, больничный персонал объявил, что посол исчез. Сразу же было поднято на ноги все советское представительство. Но Царапкин скоро объявился. Оказалось, что сразу после промывания кишечника ему полегчало, он выбрался из палаты через окно и пешком добрался до представительства СССР. Мой отец часто играл в шахматы с Царапкиным, специально проигрывая ему, так как посол очень расстраивался, когда оказывался побежденным.

Кстати, следует отметить, что не только рядовые дипломаты экономили суточные, получаемые за границей, но и высшее руководство СССР. В частности, кандидат в члены Политбюро ЦК КПСС А. Бирюкова вспоминает в газете «Московский комсомолец» от 12 марта 2004 года: «Например, когда ездила в ООН, мне платили суточные — 25 долларов. Я экономила. Везла из дома сухую колбасу, икорку. Обедали в местных столовых, а ужинали фруктами. Так что в день мне хватало 10 долларов. На оставшиеся деньги покупала вещи». Однако, насколько мне известно, члены Политбюро получали 200-процентную надбавку к суточным, в частности, это касалось А.А. Громыко, который был тем не менее весьма экономен при покупках за границей, когда тратил свои собственные деньги. Может быть, во время поездки в Нью-Йорк Бирюкова была только членом ЦК КПСС. Тогда это соответствует действительности.