Нянечка для соседей (ЛП) - Голд Лили. Страница 46

Он улыбается и чмокает меня в губы, затем берет со стойки недопитую кружку кофе и возвращается в свою спальню.

Я чмокаю Ками в нос.

— Что ты думаешь о том, чтобы попробовать вкусную овсянку сегодня утром?

Она кричит с ликованием, и я встаю, направляясь на кухню.

***

Овсяная каша не идет на ура. На самом деле, я думаю, что Ками успевает облизать только один крошечный кусочек, прежде чем решает, что лучше бы она просто вылила миску на себя и взяла бутылочку. Вот так я и оказываюсь в ванной, намывая корчащегося, липкого ребенка.

— Посмотри наверх, — говорю я ей, держа над ее головой игрушку для купания — маленького кита. — У тебя каша по всей шее.

Она лепечет, игнорируя меня и исследуя свои пальчики на ногах. Я пытаюсь провести фланелью под ее подбородком, чтобы вытереть детское питание, но она упрямо прижимает подбородок к груди.

— Значит так? — спрашиваю я. — Хочешь, чтобы у тебя была грязная шея? Откладываешь завтрак на потом? Знаешь, я могу положить его в контейнер tupperware^[33].

Раздается стук в дверь.

— Я купаю Ками, — говорю я. Ожидаю, что кто бы это ни был, он уйдет, но дверь открывается. Я смотрю на Себа, входящего внутрь. Он выглядит так же, как и на прошлой неделе: лицо бледное, потное, волосы взъерошены.

— Дорогой, — хмурюсь я, — ты выглядишь так, будто тебе нужно вздремнуть.

— Это всего лишь головная боль, — бормочет он.

— Твои глаза никак не могут сфокусироваться. Выглядишь так, будто у тебя была какая-то травма головы. Прими лекарства и ложись спать.

Ками замечает его и визжит, возбужденно плескаясь в воде. На его лице мелькает вспышка боли, но он не обращает на нее внимания и опускается рядом со мной на колени на коврик в ванной. Он берет мочалку, кладет игрушечного кита Ками на ее круглый животик и, не говоря ни слова, начинает мыть свою дочь мягкими, плавными движениями.

— Тебе нужно заняться ее шеей, — говорю я, откидываясь на спинку стула. — Половина ее завтрака находится прямо под ее двойным подбородком.

— Посмотри вверх, — тихо говорит он, подталкивая ее подбородок пальцем. Ками отказывается, тогда он роется в коробке с игрушками для ванной и находит тюбик с пузырьками. Он откупоривает его и выдувает струю блестящих пузырьков над ее головой, и она поднимает лицо, чтобы посмотреть, в восторге. Он быстро убирает остатки грязи. А я улыбаюсь про себя, потом легонько подталкиваю его.

— Что-то не так? Я слышала, как ты ругался. Дело ведь не в приложении?

Он качает головой, тщательно вытирая волосы Ками.

— Я рассказал маме о Ками. Подумал, что рано или поздно мне придется это сделать.

Я вздрагиваю. Вряд ли это был веселый разговор.

— И что она сказала?

— Она… не впечатлена тем, что я держал Ками в секрете. Хочет с ней встретиться. В эти выходные. — Его губы мрачно искривляются. — Они возненавидят ее. Она и мой отчим. Они будут смеяться над ней.

Мои брови поднимаются.

— Смеяться над ней? Почему?! Она всего лишь маленький ребенок!

— Я знаю, какие они. — Его челюсть сжимается. — Они будут говорить о ней всякое дерьмо, просто чтобы взбесить меня. Это то, что они делают. Им нравится выводить меня из себя. К тому же она незаконнорожденный ребенок наркоманки, так что у них будет много материала. — Он потирает горло. — Я не могу смириться с тем, что они оскорбляют мою дочь.

Я протягиваю руку и кладу свою на его руку.

— Хочешь, я пойду с тобой?

Он фыркает.

— Мне не нужно, чтобы ты держала меня за руку, пока я разговариваю с мамой. Я уже большой мальчик.

— Может, и так, но Ками — крошечный ребенок, которому, вероятно, понадобятся развлечения во время долгого путешествия. И кто-то, кто присмотрит за ней, пока ты будешь разговаривать со своими родителями.

Он побледнел.

— Черт. Да. Я не хочу кричать при ней.

Он выглядит таким обеспокоенным. По какой-то прихоти я приподнимаюсь и прижимаюсь поцелуем к его щеке, мои губы касаются теплой, щетинистой кожи. В тот же момент он наклоняется вперед, чтобы посадить Ками в ванну.

Наши щеки соприкасаются, и мы оба замираем. Мое сердце начинает биться быстрее, когда я вдыхаю его теплый аромат. Я чувствую, как участилось его дыхание, его грудь поднимается и опускается слишком быстро. Медленно он поворачивается ко мне, его глаза опускаются к моим губам. Мой желудок падает вниз.

До сих пор я игнорировала растущую влюбленность в Себастьяна. Мне казалось это неуместным. Себ был моим боссом, и, честно говоря, я не казалась ему особо интересной. Однако сейчас он пристально смотрит на меня, его зрачки расширились. В воздухе витает электричество. Медленно он подается вперед, наклоняясь ко мне.

Раздается радостное воркование, и на нас брызгает вода, попадая нам обоим в лицо. Я задыхаюсь, отшатываясь назад. Ками снова брызгает водой, визжа от восторга.

Себ прочищает горло и тянется за полотенцем, которое я оставила сложенным на краю ванны.

Я хватаю его за руку, останавливая.

— Я разберусь с этим. Иди в кровать, — говорю я. — Все будет хорошо. — Он колеблется, и я улыбаюсь. — У меня все под контролем, помнишь?

Он нервно кивает и встает, слегка касаясь макушки моей головы, прежде чем повернуться и выйти из комнаты. Я оборачиваю полотенце вокруг плеч Ками и поднимаю ее из ванны, обнимая ее.

— Думаешь, ты такая забавная? — спрашиваю я, низким голосом.

Она поднимает на меня глаза, хлопая в ладоши.

ГЛАВА 41

БЕТ

Себастьян ведет себя неестественно тихо во время поездки к дому своих родителей. Они живут в Макклсфилде, и дорога до них занимает почти четыре часа. Большую часть пути Ками спит, успокаиваемая легкой вибрацией двигателя, так что мы останавливаемся только один раз — на станции техобслуживания, чтобы поменять малышке подгузник. Большую часть пути я провожу рядом с ней на заднем сиденье, наблюдая за проплывающими мимо пейзажами.

— Не могу поверить, что ты вырос в Чешире^[34], — говорю я, пока мы проезжаем уже пятидесятое поле, заполненное овцами. Пейзаж здесь невероятно отличается от лондонского. — Куда пропал твой акцент?

— У меня его никогда не было, — бормочет он, глядя вперед на дорогу.

Я смотрю на него.

— С тобой все в порядке? У тебя напряженный голос.

Он кивает, сжимая руль так крепко, что костяшки пальцев белеют. Я решаю замолчать и позволить ему вести машину.

В конце концов, он останавливается возле красивого каменного дома, затененного большими лиственными деревьями. Он не бросается в глаза, но, безусловно, стоит дорого. При взгляде на здание меня окатывает внезапная волна жара, и я стряхиваю с себя куртку.

— Боже. А я думала, что тут будет холодно, — бормочу я, обмахиваясь рукой. — Я уже закипаю.

Себ хмурится, поворачивается на своем сиденье, чтобы посмотреть на меня.

— На улице восемь градусов, Бет. — Он протягивает руку и касается моей щеки. — У тебя все лицо розовое. Ты в порядке?

— Просто жарко. — Я сглатываю, поглаживая юбку своего платья. Мое сердце неприятно колотится, и я чувствую, как потею. Он бросает на меня резкий, оценивающий взгляд, и я улыбаюсь. — Честное слово. Если бы я думала, что больна, я бы и близко не подошла к Ками.

— Я беспокоюсь не о Ками. Если тебе нехорошо…

— Я в порядке, — настаиваю я. — Знакомство с родителями других людей всегда заставляет меня нервничать. Пойдем?

Не дожидаясь ответа, я открываю свою дверь, выхожу на дорогу и поворачиваюсь, чтобы поднять Ками из ее автокресла. Она сильно зевает, прижимаясь головой к моему плечу. Не удержавшись, я целую ее в щеку.

Сегодня она выглядит очаровательно. Я нарядила ее в маленькие детские ползунки с принтом далматинца, и закрепила ее буйные кудряшки розовыми заколками. Мне плевать, что мама Себа — самая злобная сука в Британии, перед Ками она ни за что не устоит.

Себ хватает детскую сумку Ками, и мы поднимаемся по тропинке к дому. Себ так напряжен, что, наверное, может что-нибудь повредить. Он все время поглядывает на машину, как будто думает о том, чтобы собрать вещи и уехать.