Любовь со смертью - Гусейнова Ольга. Страница 15

Эх, вступительный мандраж я испытывала уже в четвертый раз. Первый – это собственные вступительные экзамены в медицинский, второй и третий – я дико переживала за Вику с Женькой, а сейчас вот четвертый – снова за себя. Заталкивая грустные мысли о своих девчонках подальше, остановилась у первой ступени широкого каменного крыльца главного академического здания, невольно взглянула в небо Хартана и выдохнула тихую мольбу:

– Боги всех миров, помогите моим девочкам, Вике и Женьке, пусть у них все удачно сложится!

Смешно, но в этот момент из-за крыши здания выглянуло солнышко и его лучик коснулся моего лица, ослепляя, заставляя зажмуриться, но при этом согревая, будто кто-то, услышав меня, приласкал. Возникла необъяснимая уверенность, что меня услышали.

Я с облегчением шепнула:

– Спасибо!

– Вы мне, лея? – рядом раздался удивленный мужской голос, глубокий, хрипловатый.

Обернувшись, я увидела остановившегося на второй ступени черноволосого, высокого крепко сбитого мужчину, вопросительно приподнявшего бровь. Со шрамом на правой щеке и черными глазами, изучавшими меня.

– Нет-нет, не вам, извините, так, мысли вслух, – смущенно зачастила я.

Незнакомец мягко и снисходительно усмехнулся:

– Вижу, на целительский поступать собрались? – Я кивнула, и он подсказал: – Как зайдете, поверните сразу направо и идите в конец коридора. Там целительский деканат.

– Благодарю лей… – я предложила назваться незнакомцу или обозначить свой статус, а то по строгому черному сюртуку из добротной, недешевой ткани не понять, кто он.

– Рисс, лея, – поправил он меня с улыбкой, поняв мое затруднение, и добавил, – мэтр Дей Лорес – преподаватель стихийной магии с боевого факультета.

Кивнул и быстро ушел, похоже, торопился в свой деканат на прием студентов. А я помедлила, размышляя на интересную тему, точнее, о магическом феномене, который в будущем придется не раз учитывать при общении. Только у целителей и некромантов магия находит отражение в цвете глаз. Первые поголовно с зеленой радужкой, чем насыщеннее и ярче, тем сильнее дар. Благодаря чему носителей дара жизни узнать легко и просто. А вот носителей магии смерти гораздо сложнее определить. Они все черноглазые, правда «глубина их черноты» мало кому заметна. Черные и черные. При этом обе категории магов к стихийным не относятся. Остальные маги с совершенно разным цветом глаз, который передается им по наследству.

Этот мэтр Дей Лорес, преподаватель стихийников, вероятно, какой-нибудь воздушник или огневик. Именно они чаще всего выбирают боевой факультет. При этом он черноглазый. Отсюда вывод: некроманты – темные и загадочные личности как снаружи, так и внутри. Ведь получается, их легко можно спутать с обычным стихийником, кому черный цвет достался от родителей, а не благодаря магии смерти.

Я последовала за мэтром в огромный холл, в громкоголосый гул жаждущих поступить. Месяц назад здесь было тихо как на кладбище, а сейчас, словно на базар попала. Благодаря предусмотрительности и въедливости рисса Аруша, который подсказал все формальности уладить заранее, мне не пришлось толкаться в очереди к стойке и что-то уточнять. Я сразу отправилась в свой деканат, чтобы отметиться и получить «зачетку».

Интересный документик, надо сказать. Этакая узкая, но пухленькая тетрадочка с магической печатью на первой страничке, со списком предметов, которые я обязана сдать для поступления, и номерами аудиторий, где проходят испытания. Более того, если я успешно все пройду, она останется со мной на весь пятилетний срок обучения до завершения академии и туда будут вносить результаты будущих тестов и экзаменов. Благодаря ей я узнаю, приняли меня или нет. И только при положительном результате вернусь в свой деканат, чтобы внести плату и для иных формальностей.

Я слишком решительно устремилась покорять очередную «высоту», потому что, завернув за угол, больно столкнулась с высокой девицей. Я бы сказала, валькирией – рослой, широкоплечей, фигуристой, с густой, буйной шевелюрой медного цвета, глубоко посаженными голубыми глазами, носом-картошкой и пухлыми, сочными губами. Не красавица, но яркая и интересная девушка в простенькой длинной серой юбке, белой рубахе и темном кожаном корсете, крепко державшем ее большую грудь и подчеркивавшем узкую талию.

– Простите, рисса… – едва успела сказать я до того, как девица-гренадер плечом оттеснила меня со своего пути.

Да еще и невежливо буркнула:

– Ходят тут всякие…

Похлопав ресницами, я проводила фактурную незнакомку растерянным взглядом, прежде чем идти дальше. А через несколько шагов будто на стену напоролась, поймав себя на неожиданной и пугающей мысли: «Из-за слияния с памятью Эмарии, под влиянием ее характера вместе с теплой, домашней атмосферой интеллигентного дома фин Ришенов и благодаря титаническим ежедневным и ежечасным усилиям риссы Лишаны по моему „облагораживанию“, я изменилась не только внешне, но и внутренне. После столкновения я не послала хамку далеко и надолго, а, прижавшись к стене, растерянно провожала ее спину. Значит, изменения во мне в разы глубже и кардинальнее, чем я представляла».

Подаренная мирозданием новая жизнь подкидывала все новые и новые неоднозначные сюрпризы.

Первым в списке стоял самый главный и основополагающий экзамен по специализации. Сдам его – полдела сделано; по другим предметам комиссию даже минимальные балы устроят.

Возле тридцать третьей аудитории толпилось не менее сотни взволнованных парней и девушек. Я переживала не меньше, а может и больше, чем остальные. Ведь они со своим даром роднились с пеленок, а я – всего восемь месяцев, даже если в моих глазах в минуты сильного волнения сверкали искры и, согласно мемуарам отца, я, вроде как, маг жизни. Внутри у меня все сжималось от страха и неуверенности.

Сторонясь чужих острых локтей, я решила постоять рядом с белокурой красивой девушкой, тоже, как и я, ожидавшей своей очереди в одиночестве и выглядевшей добропорядочной леей. Тяжело вздохнув, нечаянно поймала ее осторожный изучающий взгляд, но зацепило не ее любопытство, а такая же как у меня манера смотреть сквозь густой веер светлых длинных ресниц, скрывавший насыщенно-зеленый цвет глаз. Сильная целительница!

– Лея Злата фин Рыбка, – она коротко кивнула мне, проявляя лишь вежливость согласно этикету.

– Лея Эмария фин Ришен, – отзеркалила я.

Мы обменялись скупыми улыбками и почти одновременно отвернулись к окну, без намерений продолжать знакомство. Краем глаза заметила, что и наши улыбки от того, что обе это подметили, тоже оказались почти синхронными. Правда, я улыбнулась, еще и услышав ее имя. Злата Рыбка, ну прямо как Золотая Рыбка, исполняющая желания.

Оказалось, в аудиторию приглашали по спискам деканата. И вскоре прозвучало:

– Баронесса Эмария фин Ришен, пройдите!

Народ проводил меня взглядом. Аристократы, видимо отметив мой элегантный, но простенький наряд, тут же потеряли интерес. Остальные рассматривали по-разному: кто-то – с интересом более низкого сословия, кто-то – откровенно изучающе и оценивающе. Лично меня никто не заинтересовал. Еще слишком сильна и глубока боль утраты Вики и Женьки. Завести новую дружбу – сродни предательству, словно я не только сменила мир и тело, но и в душе их вычеркнула, заменила. Нет, только не это.

В аудиторию с пираньями из приемной комиссии я шагнула с влажными от волнения руками и дрожащими коленками, а спустя полчаса вышла мокрая вся. Жуть, а не экзамены!

Дверь непривычно открылась внутрь аудитории, поэтому я сразу увидела справа у стены за длинным узким столом членов экзаменационной комиссии – четверых разновозрастных мужчин в черных мантиях с золотыми преподавательскими нашивками на груди. Вежливо поздоровавшись, представилась и мельком оглядела их довольно равнодушные лица.

Экзаменаторы смотрели на меня с едва заметным, ленивым интересом. Один из них, махнув мне за спину, предложил «исправить» то, что там лежит. Растерянно обернувшись, я увидела в центре почти пустой аудитории четыре круглых столика на высоких ножках-опорах с изогнутыми «лапами». Чуть заторможенно направилась к ним, краем глаза отмечая, что там лежит. На первом – сломанный поникший стебелек с маленьким синеньким бутончиком, на втором – горшочек с землей, а рядом в блюдечке – зернышко. Третий стол занимала бронзовая клетка, в которой на жердочке понуро сидела птичка со сломанным, беспомощно повисшим крылышком. На четвертом, самом большом, – неподвижно лежал маленький бело-рыжий песик. Такой несчастный, с черными влажными глазками, переполненными болью и безнадегой, в крови…