Соседка - Годар Этьен. Страница 7

Иногда Бернар вспоминал о слышанном им рассказе о том, как на войне солдаты, находясь под пулями в укрытии, старательно изыскивали себе занятие, для того, чтобы легче было переносить опасность. И Бернару все люди представлялись такими солдатами, спасающимися от жизни: кто с помощью женщин, карт, вина или политики, кто писанием законов, кто увлечением спортом, лошадьми или охотой, кто государственными делами. «Нет ни ничтожного, ни важного, все равно; только бы спастись от необходимости просто думать, — говорил себе в часы размышлений Бернар. — Спастись, как умею».

Глава Третья

— Ну пока!

Арлетт нежно чмокнула Бернара в щеку и спустилась по ступенькам крыльца. Машину она всегда водила с откровенной неохотой, предпочитая пешие прогулки. Бернар проводил глазами стройную фигуру жены. На душе было спокойно.

В это время Матильда стояла у своего окна. Едва Арлетт вышла из дома, она стала поспешно листать телефонную книгу. Потом взяла телефон и медленно, с большими паузами набрала номер. В доме напротив раздался звонок. Бернар подошел к телефону.

— Я знаю, что ты один. Мы можем поговорить?

В груди у него екнуло и похолодело.

— Мы можем говорить когда угодно, — Бернар старался сохранить спокойствие, хотя чувствовал, как все переворачивается внутри.

— Да, конечно. Ты ведь не сказал ей? Твоя жена не знает, что мы знакомы? — Голос Матильды был обворожительным. От него Бернара бросало в дрожь. Как и восемь лет назад.

— Нет. А ты?

— Я ему скажу. Он все поймет. Филипп — прекрасный человек.

— Что ж, я очень рад за тебя. Ну привет! — Бернар хотел положить трубку.

— Нет, подожди, — взмолилась Матильда. — Я изменилась, правда?

— Нет. Ты такая же, как раньше, — в голосе Бернара чувствовалась нежность. Он перестал контролировать себя.

— Ты это говоришь мне назло. Но ведь я не думала, что встречу тебя здесь. Этот дом — случайность. Его нашел Филипп. Если бы я знала… Я бы отговорила его.

Матильда пыталась оправдаться. Ей так хотелось слышать его голос. Но это стало злить Бернара. Он нервничал.

— Прости, мне пора на работу, — он хотел закончить этот бесполезный разговор.

— Постой, Бернар. А у тебя как дела? — и робко добавила: — ты звони мне. Запиши номер. У тебя есть ручка?

— У меня нет ручки, и я не буду звонить, — Бернар со злостью швырнул трубку.

Что за женщина! Настоящий дьявол! Ну что ей надо? Господи! За что судьба так наказала его? Все ведь было так хорошо. У него чудесная жена, прекрасный ребенок. Они были так счастливы вместе. Стоп! Были… Почему были? Да потому, что он никогда не сможет спать спокойно, пока эта женщина будет здесь, рядом. Он постоянно будет чувствовать ее присутствие, ее взгляд…

О, этот взгляд! Только от него одного, такого томного и коварного он восемь лет назад сходил с ума.

Он боялся. Боялся, что она опять принесет ему несчастье. Такие женщины не сулят покоя, они ненасытны и коварны, не довольствуются малым, поглощают тебя целиком, твой ум, твою душу и тело.

Ночью он не мог уснуть. Долго ворочаясь с боку на бок, он пытался забыться. Но мысли! Они будоражили ум, не давали покоя.

Арлетт мирно спала, слегка откинув голову, тихо дышала. Ей хорошо. Она ни о чем не догадывалась и продолжала жить в том чистом, светлом, беззаботном мире, в котором до недавнего времени существовал и он, Бернар. А теперь что-то пошатнулось, нарушился привычный жизненный уклад. А самое главное, он чувствовал, что уже не может быть кристально чистым перед женой, этой замечательной женщиной, подарившей ему столько счастья. Не может, потому что в глубине души он сознавал вновь проснувшееся непреодолимое желание к Матильде. Разум пытался сдержать, задушить эти нелепые, грешные чувства, но душа и тело не слушались, требовали своего.

Он встал, подошел к окну. Стояла ночь. Соседские окна были зашторены. Конечно, она спит. В обнимку со своим уравновешенным мужем! Ей нет дела до его страданий. Появилась в его размеренной, только-только наладившейся жизни, разбередила душу и спокойно смотрит радужные сны! Что ни говори, а все женщины, в общем, одинаковы!

Хотя… Нет. Он слишком хорошо знал свою Матильду. Вовсе она не спит. Наверняка лежит в темноте с открытыми глазами и думает о нем. Как когда-то.

Тихонько, на цыпочках, чтобы не разбудить Арлетт, он вышел из спальни и спустился вниз. Уснуть явно не удастся. К тому же неплохо бы чего-нибудь перекусить. Сколь драматична ни была бы ситуация, бренное тело нет-нет, да и напомнит о своем существовании.

После этого злополучного звонка он весь день не мог заставить себя съесть ни крошки. Какой там обед или ужин! И вот теперь неплохо было бы восполнить пробел. Заодно и обдумать сложившуюся ситуацию.

Открыв холодильник, он внимательно, глазом знатока и ценителя, осмотрел его содержимое. Выбрал аккуратно нарезанную лососину, уложенную в фаянсовую тарелку с голубым ободком. Поставил тарелку перед собой, сел.

Странно, но рыба показалась ему в этот момент не аппетитнее подметки. Он машинально пытался жевать, то и дело останавливаясь, и мысли его витали весьма далеко от их уютного домика.

Глава Четвертая

Воздух города был поистине великолепен в то апрельское утро. Он таял во рту, как карамелька, сладкий, прохладный, влажный и сияющий, квинтэссенция весны, чистейший озон. Поразительно — в самом центре города — на Страсбургском бульваре, дышалось ароматом вспаханных полей и моря. Это чудо сделал ливень, озорной апрельский дождь, которым капризница-весна нередко возвещает о своем приходе.

Еще дорогой поезд догнал тучу, черной полосой обрезавшую на горизонте поля; но только около Мо, когда уже видны были разбросанные по окраине города игрушечные дома-кубики, когда уже поднимались над потускневшей зеленью крикливые рекламы, когда уже складывала свои дорожные принадлежности — бесконечные флакончики, футляры, коробочки — сидевшая напротив Матильды пожилая англичанка, только около Мо прорвалась наконец набухшая, набрякшая водой злобная свинцовая туча, от самого Эпернэ бежавшая наперегонки с составом.

Сигнал был подан бледной вспышкой молнии, и тотчас же туча с воинственным грохотом обрушила на землю водные потоки и стала поливать поезд мокрым пулеметным огнем. Окна плакали под метким обстрелом больно бьющего града, и вагоны сдались на милость победителю, покорно подставляя лоснящиеся бока.

Ничего не было видно, ничего не было слышно — только капли, перебивая друг друга, торопливо барабанили по стеклу и металлу, и поезд, спасаясь от ливня, бежал по блестящим рельсам, словно преследуемый зверь.

И что же — не успел состав благополучно прибыть на Восточный вокзал и остановиться под огромной спасительной крышей, как за серой, ровно обрезанной кромкой дождя уже блестел бульвар. Острый луч солнца пронзил своим трезубцем убегающие тучи, и фасады домов загорелись, как начищенная медь, и небо засверкало океанской синевой.

Словно Афродита, в сиянии наготы встающая из волн морских, божественно прекрасен вставал город из сброшенной пелены дождя. И сразу, слева и справа, из сотен укромных уголков, из сотен убежищ высыпали на улицу люди. Они отряхивались, смеялись и бежали своей дорогой. Возобновилось приостановленное движение, покатились, зашуршали, загрохотали в уличной толпе сотни колес, все дышало и радовалось возвращенному сиянию дня.

Даже чахоточные деревца на бульваре, крепко зажатые в твердую рамку асфальта, омытые и обрызганные дождем, потянулись своими острыми пальчиками-бутонами к обновленному, насыщенному синевой небу и сделали робкую попытку заблагоухать.

И как это ни удивительно, свершилось чудо, попытка эта увенчалась успехом. Несколько мгновений в сердце Парижа, на Страсбургском бульваре, явственно ощущалось нежное, робкое дыхание цветущих каштанов.

Великолепно в этот апрельский день было и то, что, приехав рано утром в Париж, Матильда до самого вечера была свободна. Она только недавно впервые прибыла в столицу, чтобы продолжить образование. Ее мечтой было когда-нибудь стать настоящей художницей. Матильда была очень молода, в меру наивна и в меру же самонадеянна.