(Не) его трофей (СИ) - Борзакова Надежда Марковна. Страница 19

— И не подумаю. Он в неадеквате, еще набросится на тебя…

— По себе не суди! — орет Игорь.

— Что ты сказал?! — Яр дергается к нему, — А ну, повтори!

Игорь отшатывается.

— Яр, хватит! — становлюсь напротив, преграждая путь. Ловлю бешеный взгляд, — Хватит!

Поворачиваюсь к Игорю.

— Идем.

— О чем тут говорить, Кать, — выдавливает срывающимся голосом, — все и так понятно.

Разворачивается и бросается к выходу.

— Игорь, подожди! — Яр хватает за руку, но я выдергиваю ее и, подобрав юбки, бегу за Игорем.

Догоняю уже за дверью.

— Игорь…

— Ты могла сказать, Катя! Могла сказать правду, — выдавливает срывающимся голосом. — Что не любишь, что не нужен. Зачем было это все?! Заче-ем?! Ты меня перед всеми опозорила, Катя-я! За что? Чем заслужил, скажи?!

Из его глаз катятся слезы. Крупные, как у ребенка. Они исчезают в аккуратной щетине, капают на распахнутый воротник белой рубашки.

— Ничем, — мне так жаль. Так невообразимо жалко его. Невообразимо стыдно. Впервые в жизни настолько. Впервые в жизни я причинила кому-то такую сильную боль, поступила так ужасно. Еще и с кем? С человеком, с которым выросла, который был мне как старший брат. Которого я по-своему люблю, пусть и не как своего мужчину.

— Я виновата. Я так виновата перед тобой.

Слезы обжигают. Кажется, плачут не глаза, а сердце. Обливается кровавыми слезами, оплакивая ужасный поступок, причинивший боль.

Закрываю лицо руками. Будто так можно спрятаться от того, что натворила. Чувствую, что Игорь меня обнимает. Гладит по растрепанным волосам, по голой спине над платьем. У него теплые и мягкие ладони.

— Игоречек, прости, пожалуйста, — хнычу на его плече. — Скажи, что мне сделать? Я… Я все, что угодно сделаю, лишь бы ты меня простил.

— Все? — отстраняется, заглядывая в глаза. — Тогда мы сейчас войдем в эту дверь, и ты скажешь, что ошиблась. А потом поправишь макияж, переоденешься и мы пойдем к алтарю. Словно ничего не было.

— Игорь, но зачем? — я не верю своим ушам.

— Затем, что я люблю тебя, Катя Брик, — говорит, гладя меня по лицу. — Думаешь, я поверил в то, что сказала про ту ночь? Ни капельки! Но простил. Потому, что люблю. И сейчас прощу.

— Нет, — вырываюсь, качаю головой.

— Я хочу тебя сделать счастливой, уберечь от всего. От новой боли. От новых разочарований. И я сделаю это. А ты просто запуталась, ошиблась, так бывает. Еще такая наивная воздушная девочка. Моя…

И тянется к губам.

— Нет, Игорь, — делаю шаг назад и снова спотыкаюсь, но удерживаю равновесие. — Ошиблась я тогда, когда стала встречаться с тобой. Еще больше-когда приняла предложение. Ты дорог мне, Игорь. Очень. Но как брат, как друг. И все. Я считала, что этого может быть достаточно и ошиблась. Прости меня. Я поступила ужасно, и мне очень стыдно и больно….

Он вдруг падает на колени и прижимается лицом к моему животу, стискивает талию руками.

— Я умоляю тебя, Катя! Не бросай меня!

— Перестань! Игорь, ну пожалуйста!

Дергаю его за предплечья пытаясь поднять.

Перед глазами все расплывается от слез. Мена колотит так сильно, что я, наверно, сейчас выгляжу как листочек, дрожащий на ветру холодной поздней осенью.

— Встань, я тебя прощу, Игорь! Отпусти!

Эти объятия-тиски словно душат. Извиваюсь, отталкиваю его.

— Я не буду с тобой, — стягиваю с пальца кольцо.

Игорь медленно поднимается. Трет руками лицо.

— Возьми, — протягиваю ему кольцо, — и прошу, прости меня.

— Оставь себе, — горько усмехается, — когда чемпион променяет тебя на очередную модельку, оно понадобится снова. И тогда, когда ты придешь ко мне, я снова тебя прощу.

Шагает ко мне, на миг прижимается губами к щеке и уходит. Я наблюдаю, как он садится в свою машину и медленно выруливает за ворота.

Стыд обжигает внутренности, они подрагивают от нервов, от неясной тревоги. И вместе с тем мне так легко, так свободно, словно бетонная плита упала с плеч.

Обручальное кольцо сияет на солнце. Подзываю охранника.

— Отвезите это Игорю, пожалуйста.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Глава 24

Идти обратно не хочется, но надо. Извиниться уже перед родителями, придумать, как проконтролировать грядущий скандал в прессе, а ведь еще гости…

— …Саша сделает, — доносится голос Яра, когда захожу в дом, — он к такому привык. Да, Сань?

— Конечно, — вторит Санин.

— Вот и отлично. Тогда, Олег, мы поедем. Кать, — Яр поворачивается ко мне, — иди переоденься и поедем.

И я с облегчением сбегаю наверх. Захожу в свою девичью спальню. Становлюсь перед большим, в полный рост, зеркалом.

Заплаканная, растрепанная, платье все в пыли. И на нем кровь. От ее вида накатывает новая волна необьяснимой тревоги.

Одергиваю себя. Завожу руки за спину, нащупываю маленькие крючки. Их миллион. И мне ни за что одной не справиться.

— Давай я, — в комнату заходит мама.

У нее спокойное лицо. Ни злости, ни осуждения на нем нет. Возможно, малая толика грусти.

— Мам, прости пожалуйста.

— Не извиняйся, — улыбается она. — Это прежде всего твоя жизнь, дочка. Твое будущее. И тебе решать, с кем его провести. Не важно, в какой момент. А все это забудется уже через неделю, ты же знаешь.

— Я должна была это сделать раньше. Да я вообще не должна была принимать это предложение! — выпаливаю в сердцах. — Бедный Игорь!

— Он тебя простит. И он это переживет. Хуже было бы, Катюша, если бы вы все же поженились. И мне не по себе от мысли, что я, возможно, повлияла…

— Дело не в тебе, мам. Не в Игоре и даже не в Яре. Дело во мне! Я боялась… Любить, доверять. А Игорь столько времени просто был рядом. Я знала его с детства. И я решила, что быть с ним лучше. Безопаснее. Я ведь его по-настоящему не любила. О, мама…

Снова плачу.

— А Ярослава? — спрашивает, осторожно вытаскивая из моих волос уцелевшие шпильки.

Киваю, размазывая по щекам слезы и косметику.

— И он, насколько я вижу, просто с ума по тебе сходит, — шепчет на ухо мама.

— Правда?

— Ты же и сама это знаешь, — она целует меня в щеку. — А теперь замри, я займусь застежками. Нужно выбраться из этого платья.

Потом я убегаю в ванную. Использовав четверть флакона пенки смываю макияж. Собираю волосы в пучок.

Ну вот, лицо чистое, но выгляжу я как мышь. Глаза опухли, нос красный.

Роюсь в косметичке. Тоналка, карандаш для бровей, подводка, тушь, бронзер.

Не идеально, но намного лучше. Меняю халатик на платье, в котором вчера сюда приехала. Оно нежно-зеленого цвета, с высокой талией. Веселенькое и короткое. К нему босоножки на среднем каблуке. Вот так. Пусть Яр лучше смотрит на ноги, чем на лицо.

Когда я последний раз настолько сильно переживала о том, как выгляжу? В универе? Скорее всего. Ведь после двадцати-двадцати двух лет я переросла свои юношеские комплексы и утвердилась в мысли, что красива по умолчанию.

А теперь вот, пожалуйста. Веду себя как глупая девчонка.

В комнате уже ждет Яр. Напряженно застыл, руки в карманах сжаты в кулаки. На скулах играют желваки, но голос спокойный. Они с мамой о чем-то непринужденно беседуют.

Отличное знакомство с родителями, нечего сказать.

Яр настороженно всматривается в мое лицо, прервав беседу.

— Едем?

— Да.

Вкладываю пальцы в его руку. Она такая же холодная, как и моя.

Прощаюсь с мамой, с отцом, с остальными.

— Я вас отвезу, — тихо говорит Саша.

В глазах у него пляшут бесята.

— …а потом разберусь с тем, что вы оба наворотили, — добавляет, когда садимся в машину. — Ладно ты, Барковский, но Катерина…

— Заткнись, — беззлобно обрывает его Яр.

— А я что? Я-ничего.

Подземная парковка. Лифт. И мы в нем вдвоем. Но Яр не зажимает меня. Просто стоит, держа за руку и тяжело дыша неотрывно смотрит, словно опасаясь, что я сейчас растворюсь в воздухе. В синих глазах столько всего. В них безвозвратно тонешь и не хочешь, чтоб это заканчивалось…