Синайский мираж - Тамоников Александр Александрович. Страница 34

– А тогда почему же нас, по-твоему, не расстреляют? – недоуменно спросил Алексей. – Коль взять с нас нечего?

– Ну, положим, с живого человека всегда есть что взять, – усмехнулся Никита. – Например, выкуп. Хотя, я думаю, речь идет не о выкупе. А просто устроят они еще какую-нибудь подлость, но уже без нашего ведома и даже, может быть, без нашего участия.

– Это как же так? – не понял Алексей.

– Знать бы как – совсем бы было замечательно, – вздохнул Никита.

– Что ж, придется денно и нощно быть начеку, – сказал Алексей. – Главное – чтобы и наши девчонки это понимали.

– А чем они хуже нас? – возразил Никита. – Поймут…

За разговором не заметили, как оказались у края ямы. Веревочная лестница была на месте. Оставалось только спуститься по ней в яму.

После того как журналистов увели, Ник впал в еще большее расстройство. Он и до этого ничего особенного не ожидал от неразумных упрямцев‐пленников, но все же надежда в нем теплилась. Быть того не могло, чтобы эти четверо штатских людей не согласились на его уговоры! Они испуганы, раздавлены, они хотят жить, а значит, согласятся. Это первоначально они встали в героические позы, а теперь-то они должны понимать, что с ними никто не шутит. А значит, дадут свое согласие, никуда не денутся! Какой там героизм, какой патриотизм! Нет в этом мире ни того, ни другого! А все, что в нем есть, – это желание жить, жить во что бы то ни стало, быть при этом богатым и здоровым. Это закон, который движет миром. Это незыблемая истина, и нет больше никаких других законов и никаких истин! В этом Ник был незыблемо убежден.

Тем более за спиной у него маячило начальство, которое поручило ему провернуть операцию с похищением журналистов и всем, что должно за этим последовать. Не самая сложная, надо сказать, операция, Нику доводилось проворачивать и другие, гораздо более сложные и опасные дела. Но тем не менее начальство в лице полковника Киви, поручая операцию Нику, загадочно, двусмысленно и ехидно при этом усмехалось: посмотрим, дескать, как ты справишься с таким делом! А не справишься – на твоей карьере будет поставлен крест. Только тебе и останется, что снять с себя погоны и переквалифицироваться в охранника в какой-нибудь самой захудалой дыре. Так что дерзай, Ник, дерзай – и не забывай при этом регулярно докладывать по радиосвязи о своих успехах!

И вот уже три дня и три ночи кряду он мучится с этими молодыми людьми, а никакого просвета не видать! Ни яма их не сломила, ни голод, ни угрозы. Даже то, что на их глазах убили их товарища, – и это их не сломило! А ведь как Ник рассчитывал на этот психологический прием, как он на него полагался! Конечно же, он мог и не отдавать приказа – пристрелить того раненого парня, его можно было и вылечить, но ведь это же такой мощный психологический прием! После такого приема на любое сотрудничество соглашались самые отъявленные упрямцы, а тут-то речь шла о каких-то четырех молодых людях!

Но смерть их товарища, как оказалось, не испугала их, а наоборот – сплотила! Уж чего-чего, а такого он, Ник, и представить себе не мог. Потому что ничего похожего в своей жизни Ник не встречал. Все это просто не вписывалось в канву миропонимания Ника.

А тут еще начальство. Да-да, полковник Киви собственной персоной! Ну и как, спрашивает, продвигаются твои дела? Отчего не докладываешь об успехах? Вот уже и газеты готовы писать о раскаявшихся советских журналистах, и телевизионные каналы наготове… Так когда же? И что мог ответить Ник? Ничего он не мог ответить, потому что никаких видимых, или хотя бы ожидаемых, успехов не вырисовывалось даже в перспективе.

Потому-то Ник и попытался затеять ночной разговор с упрямыми молодыми людьми. Не то чтобы он надеялся на успешный результат, хотя почему бы и не надеяться? Ведь надеется же пресловутый утопающий на классическую соломинку…

Но и за соломинку никто не дал Нику уцепиться. И все этот оператор с его дурацкой, бессмысленной речью! Да-да, речь, разумеется, была именно такая – дурацкая и бессмысленная, но ведь и сам оператор в нее поверил, и остальные трое – тоже. Даже обе молодые женщины и те поверили и вдохновились, а вернее сказать, заупрямились еще больше. И вот уж этого Ник не мог понять никак. Ладно, парни – им свойственна некоторая героическая поза. Но девушки! Что общего у девушки и всяких таких героических телодвижений? У девушек совсем другое предназначение в жизни. А вот поди ж ты, и они встали в героические позы!

Конечно, имелся у Ника и другой, запасной план, и он, этот план, сейчас претворялся в жизнь. Но, надо сказать, никаких особенных надежд Ник на него не возлагал. Да, он сам лично написал от имени этого бандита Гюрзы письмо и постарался продвинуть его по дипломатическим каналам. Но что с того? Допустим, тому письму поверят, да и не могут ему не поверить, да вот только кто захочет иметь дело с бандитом Гюрзой? Какая уважающая себя дипломатическая служба пожелает вступить в переговоры с террористом? А выйти сам на первый план Ник не мог. Не было у него на это позволения! Да и не могли его дать, ибо это означало бы, что государство, интересы которого представляет Ник, напрямую сотрудничает с террористами и бандитами вроде Гюрзы. Кто в здравом уме мог бы зажечь фитиль, зная, что бомба под тобой самим?

Одним словом, топорным был этот план, не слишком разумным, а потому и бесперспективным. Да и к тому же Ник прекрасно понимал, что как бы там ни было, а советская сторона обязательно, так или иначе, но отреагирует на это проклятое письмо. Обязана отреагировать. Все-таки речь шла о жизни ее граждан. Но вот как она отреагирует, Ник не знал. Тут могли быть разные способы. Сам Ник насчитал их добрый десяток. И попробуй угадай, какой из них советская сторона приведет в действие. Иначе говоря – попробуй угадай, с какой стороны прилетит камень в голову Ника. А ведь если он прилетит, этот камень, то именно в голову Ника, а не в чью-то еще. Уж полковник Киви ни за что не пожелает подставлять свою драгоценную голову под этот убийственный камень! Все достанется ему, Нику…

Присутствовал здесь и еще один весьма неприятный нюанс. Гюрза… Не верил Ник Гюрзе! В любой момент этот самый Гюрза мог выйти из повиновения Нику, да что там выйти! В любой момент Гюрза, повинуясь каким-либо собственным интересам или просто чего-то испугавшись, мог расправиться с ним, Ником. И ничто, никакие законы не смогут удержать Гюрзу, если он задумает расправиться с Ником, потому что здесь пустыня, а в пустыне нет никаких законов. Верней сказать, они есть и здесь, но это – особые законы, пустынные… Конечно, пока что Ник держал Гюрзу на надежном крючке, и этот крючок назывался – деньги. Хорошо, что Гюрза любит деньги. Это означает, что есть надежда на то, что он не сорвется с крючка.

Вот такой это был план. Но и не запустить его Ник тоже не мог. Хотя бы потому, что тогда совсем уже нечего будет докладывать полковнику Киви. А так хоть что-то…

И только Ник подумал о своем непосредственном начальнике полковнике Киви, как переносная рация, находившаяся рядом с Ником, противно запищала и замигала зеленым огоньком. Кто-то вызывал на связь Ника, и это, конечно же, был сам Киви или в крайнем случае кто-то из его помощников. Ник сквозь сжатые зубы чертыхнулся, но куда было деваться? Пришлось отвечать на вызов.

Это был не помощник Киви, а сам Киви – собственной персоной. Разговор был не открытый, а зашифрованный, да только что с того – для Ника он был неприятен, нежелателен и вообще не сулил ничего хорошего.

– Как чувствуют себя племянники? – спросил Киви. – Они рады подаркам?

Племянниками Киви называл плененных советских журналистов, а подарками – предложение Ника о сотрудничестве с американскими спецслужбами.

– Племянники оценили подарки по достоинству, – осторожно ответил Ник. – Но попросили время на размышление.

– И как долго они будут размышлять? – ехидно спросил полковник Киви. – Что по этому поводу считает их дядюшка?

Дядюшкой полковник Киви называл Ника.