Град обреченный (СИ) - Романов Герман Иванович. Страница 7

Но кто же ведал тогда, что в такое дерьмо они тут вляпаются⁈ Знал бы, где упадет — соломку подстелил!

Боестолкновение вышло неожиданное и совершенно безумное — прямо с марша, и в драку. Словно здешний мир специально подготовился к их уничтожению на первом же часе пребывания, своего рода защитная реакция организма на болезнетворные бактерии или поставленные хирургом чужеродные имплантаты. И лукам противопоставить нечего, он это уже понял — мушкет долговато заряжать, и точность стрельбы никакая — всадника не только трудно поймать в прицел, он с него быстро выходить, так как от нажатия на спусковой крючок до выстрела проходит чуть ли не секунда — непозволительно много в бою. Будь мушкетов полсотни, то залповая стрельба уже бы нанесла «халатникам» ущерб, но эти сволочи не поперли толпой на выстрелы, разомкнулись, сведя потери к минимуму.

— Ну лезьте же вперед, лезьте!

Сейчас полковнику стало страшно — если всадники с сотни метров закружат «карусель» вокруг хуторка, то стрелы рано или поздно найдут такую прекрасную мишень как малиновый кафтан. Тогда реконструкторов просто загонят в строения, и сожгут всех дотла, не понеся значимых потерь. А как выбегут — без помех нашпигуют стрелами с безопасного расстояния. Современный пистолет против лука не тянет — эту мысль он уже усвоил твердо. Мушкет гораздо лучше, но стрелков нужно много, и с полными лядунками, да палить по всадникам залпами.

Сейчас остается только надежда на ближний бой, самый ближний — если конница ворвется во внутренний двор. Там всадников можно из пистолетов перестрелять за два счета — соответствующие навыки на этот счет у всех троих имелись. Да и мент вряд ли оплошает — с бандитами не раз в перестрелку вступал. Да еще трое войну прошли, в бою не дрогнут, пусть и с мушкетами в руках, которые плохая замена автомату. Но все же оружие, которым они приловчились действовать. Главное, что бы нервы у них не сдали, в бою, особенно в таком необычном, всякое бывает. А вот пятеро других не тот контингент, хотя в армии все служили. Потому профессора и врача он в дом загнал, с парнем, остальных по тройкам распределил…

— Москва!!!

Всадники пошли в атаку, рванулись кони к жердям, начали перепрыгивать — верхнюю перекладину просто выдернул один из седоков. А вот раздавшийся клич оказался совершенно неожиданным — «Сотник» даже вздрогнул. Мушкеты пальнули, двор заволокло дымом, послушался болезненный вскрик. Была бы в стволах картечь, а пулями два десятка всадников не остановить. Тут иное оружие нужно, благо момент удобный. И он шагнул вперед, прижимая пристегнутый проволочный приклад к плечу. Дал короткую очередь по седокам, повел стволом. Затем еще одну, и следом уже оставшимися в обойме патронами. И тут в грудь ударило — и он в который раз поблагодарил судьбу за итальянский бронежилет, предназначенный для скрытого ношения — попала небольшая партия, он «отжал» три для группы. Пистолетную пулю великолепно держали, вот и стрела бессильно упала. Да и удар не такой сильный, не то, что ребра не сломает, синяка не будет.

Но предупреждению моментально внял — «москвичи» не дураки, воины опытные — поймут, что под кафтаном «броник» поддет, и в голову бить начнут. Метко же стрелы пускают, верхом, на скаку. Шагнул назад, отходя за стену и одновременно меняя обойму — тем и хорош «стечкин», что в рукояти два десятка, а не восемь патронов. Как минимум четверых он «спешил», а их доспехи пулю не держали, в этом «Сотник» убедился.

— Куда полез, придурок…

Выкрик был адресован не ему, одноклубнику из «штатских», продавцу из автосалона. Выскочил, бабахнул из мушкета, развернулся, чтоб убежать, и упал со стрелой в спине — явно с перебитой хребтиной, не жилец. Действительно бестолочь, спину никогда нельзя врагу показывать — как выступил, так и отступил, держа взглядом противника, чтобы успеть отреагировать. В первом бою неопытные зачастую гибнут, самые храбрые из них — трусоватые чуток потихоньку втягиваются, естественный отбор происходит. А это менеджер зряшно погиб, приказ нарушил — «не вылезать» — вот и поплатился жизнью. Ногами только дергается — но то агония, смерть мучительная и долгая, если «москвичи» его добьют.

— Руби их в песи, изменников новугородских!

Выкрик поставил точку на затянувшейся агонии несчастного — первый влетевший во двор всадник просто ткнул копьецом в спину смертельно раненного «бутырца», но тут же словил пистолетную пулю в грудь, и откинулся в седле. А затем рухнул на землю, зацепившись ногой в стремени. Но во двор за ним влетали другие всадники, и их было много. И «Сотник» заорал во все горло, стараясь перекричать вопли:

— Уходите в двери! Все, парни, держим дома! «Плат» — отступай, я прикрою! Держитесь, мужики, отобьемся!

Последние слова он выкрикнул больше для ободрения товарищей, хотя нутром чувствовал, что главные потери впереди. С наличием всего четырех пистолетов с тремя обоймами на каждый, против сорока всадников, пусть тридцати, ведь убыль у врага имеется, выстоять можно, и отбиться, но «двухсотых» прибавится. И это в лучшем случае, о худшем лучше не думать — если «москвичам» подойдет подмога, то всем хана. Ведь четыре десятка всадников это лишь часть нечто целого, каковым бывает только сотня.

— В очередь, сукины дети, в очередь!

Слова легли на язык сами, и он выплевывал их с отчаянием. Опустошил обойму в три коротких очереди, и «завалив» не меньше двух противников, он поймал в ответ еще одну стрелу в бронежилет. И снова пластины не дали пробития, в очередной раз спасли жизнь. «Сотник» быстро пятился, переступил за порог, и мгновенно отвалился за стенку. Напротив стоял «Плат», тоже под прикрытием бревен и косяка, и задорно палил из своего «макара», отчаянно матерясь — вовремя прикрыл, дал ту самую секунду, что для него оказалась спасительной. За которую, как говорил старшина Васьков, положено поить водкой до конца жизни…

Много чего делали в СССР — и эта «штука» тоже принесла пользу, пусть и была не столь распространена как ПМ или АКМ

Глава 7

— Бейте, гадов, пока скучковались!

Андрей Владимирович бросился в светлицу, оставив позицию у окошка, все равно противников перед ним не видел. Но успел крикнуть дернувшемуся за ним врачу:

— Держи сторону один! Не давай приблизиться! Пашка, живо к Петровичу — встань к моему окну!

И толчком отправил парня, что смотрел вытаращенными глазами во двор, к покинутой им позиции. Сам сразу же выставил ствол заряженного мушкета из окошка, ничуть не удивившись столпотворению. Всадников было много — десятка два, может чуть больше — все в доспехах и тегилеях, в шлемах, многие вырвали из ножен сабли, и стали ловко спешиваться. В одного такого он тут же прицелился, и выстрелил, убрав лицо в сторону — вспышка на полке была яркой, чуть больше насыпал туда пороха. Приклад сильно толкнул в плечо — профессор болезненно поморщился. И подумал, что если выживет в этой кровавой круговерти, то синяк будет огромный, это не половинными зарядами стрелять на потеху публике. Ну раз, другой, а он уже семь раз выпалил, снаряженных патронов в сумке пяток остался — никто же не думал, что такая катавасия начнется. И принялся лихорадочно перезаряжать оружие, просыпал часть пороха мимо дула.

— Сейчас, падлы! Сейчас…

— В сторону, «воевода», в сторону!

У окошка его сменил кто-то из одноклубников, высунул ствол и пальнул — облачко порохового дыма потянуло наружу. А со двора донесся ликующий крик, полный злобной радости:

— Руби дьяков! Имай казну торжскую!

Андрей Владимирович на секунду оторопел, переосмысливая сказанные слова, как и положено ученому. Выходило, что тут их приняли за кого-то другого, за каких-то дьяков, что тоже носили красные кафтаны — а иначе как спутаешь. И то что «москвичи» (раз клич не раз орали) полезли в драку с марша, имело простое объяснение — обычная человеческая алчность. Судя по всему, казна города Торжка (что само по себе «торг» обозначает, а, значит немалую прибыль в коммерческих операциях) оказалось немаленькой, раз инстинкт самосохранения у «помещиков» напрочь отбило.