Любовь Феникса - Юраш Кристина. Страница 6

Где акция долго цвела.

Хорошая девочка Леся

Кредит беспроцентный взяла.

Я проснулась на чем-то дьявольски твердом и колючем, со стоном переворачиваясь на бок. Как будто вчера я съела пакет печенья в один присест прямо в кровати, а потом всю ночь занималась йогой на хлебных крошках. Мне срочно требовалась стая голодных воробьев, дабы облегчить мои мучения… Я со стоном перевернулась на другой бок. В углу мелькала чья-то тень.

– Эй! – возмутилась я от неожиданности, пытаясь привстать. Место было незнакомое. С каких это пор мне снятся столь реалистичные сны?

Тень замерла в углу. Я вздрогнула. Тень метнулась к двери, унося с собой … стул…

У меня во сне украли стул. Я вздохнула, закрыла глаза, пытаясь представить себе что-нибудь приятное. Я почувствовала ветерок возле моего лица и снова открыла глаза. Это как надо устать, чтобы попытаться спать во сне?

Чья-то рука проверила, сплю ли я или нет, чтобы попытаться выдернуть у меня из рук увесистый мешок. Я даже не заметила его, когда проснулась. Мешок порвался, тень метнулась в сторону двери, а на пол со звоном выкатились золотые монеты, которые тень начала лихорадочно собирать. Отличное начало. Даже во сне я не хотела расставаться с кровно заработанными, поэтому вскочила на ноги, едва завидев, как тень метнулась к двери и хлопнула ею со всей силы. Дверь была открыта настежь. На двери было несколько странных символов, я даже растерялась не понимая, что они означают. Ни замка, ни щеколды, ни замочной скважины не было. Отлично, просто чудесно! Я дотронулась до одного символа, дверь закрылась. Я подергала ручку и поняла, что открыть ее не могу.

Комната представляла кошмар проектировщика. Волосы встали дыбом, но не полностью, а все потому, что уперлись в потолок. Еще немного, и мне бы пришлось склониться в вынужденном поклоне перед этим убожеством.

Судя по висящей на веревке сухой и ветхой простыне, я – еще та хозяюшка. Под кроватью, которая представляла собой деревянный щит с соломенным матрасом, стоящий на ножках из плесневелых книг, спрятался ушат, на донце которого сиротливо лежал ковшик. Треснутый горшок с отбитой ручкой намекал на то, что я должна быть как минимум снайпером, чтобы попадать в него. Ожог на руке горел так, что я старалась лишний раз не шевелить конечностью. Очертания возле стены напоминали стол с рассохшимся стулом, вокруг и на которых лежали потрепанные книги. Было такое чувство, что школьники десятилетиями на них спускались с горки, били друг – друга по голове, проливали на них все, что только можно пролить, а потом бросили в пыльный угол до худших экзаменационных времен.

Я разлепила сначала глаза, а потом страницы первой попавшейся книги. Написана она была на языке мне неведомом, а следовательно – непонятном. Иллюстрации к ней делал садист с большим производственным стажем и богатой фантазией.

Вот тень горящего человека, вот силуэт человека, которого ударила молния… Бе! Есть книги, перед прочтением которых нужно мыть руки, но после этих хотелось руки еще простерилизовать. Части страниц не хватало, некоторые страницы были сожжены и покрыты черной плесенью. Я потрясла головой, вглядываясь в буквы, и через минуту клинопись, от которой у меня начинался душевный скрежет, стала превращаться на глазах в знакомые слова. Ничего себе!

Я протерла глаза, морщась от наваждения. В комнате было маленькое заросшее паутиной окно, почти такое же, как и в проектированном мною теремке, за которым был слабый источник света. На столе лежало несколько писем. Первое письмо было написано на качественной бумаге красивыми буквами.

«Элесса, еще один отказ от поединка – и мы вынуждены принять меры. Будьте так любезны …»

Дальше письмо было сожжено. «Внести разнообразие в культурный досуг местного населения?» – с интересом предположила я, не понимая, о чем идет речь. А под ним лежала записка, написанная почерком, смахивающим на мой. Я даже удивилась.

«Последнее письмо. Я не знаю, кто его читает, но если его читают, значит, меня больше нет, а Феникс получил корону. Я не знаю, каким был бой, но судя по моим «талантам», он был очень коротким. Но так даже лучше, потому что я его… (зачеркнуто). Я, наверное, живу в худшем из миров, поэтому мечтаю разорвать этот порочный круг. Так что если вы читаете это письмо, то моя душа уже где-то далеко. Наверное, там светло. Может быть, даже есть солнце, о котором все говорят… Я – трусиха. И это знают все. Я не была рождена для поединков. И я рада, что все закончилось именно так… Нет дыма, без огня… Элесса»

Я снова посмотрела на кровать, сделанной по принципу «знала бы, где упала, соломки подстелила». В дверь раздался стук. Я даже отпрянула, зажмурившись и пытаясь проснуться у себя дома. Стук был настойчивым.

– Зелье от ожогов не надо, Крыса? – раздался противный до внутреннего передергивания мужской голос. – Или ты решила так походить? Учти, заражение, нагноение, омертвение, а в лучшем случае – рубцы!

Не помню, чтобы я вызывала скорую помощь на дом. Я наугад потыкала по символам на двери, и она открылась. На пороге стоял маленький круглый мужик с характерными залысинами. На нем была грязная роба в каких-то радужных потеках, а в руках у него было некое подобие потертого саквояжа.

– Зелье покупать будешь? – поинтересовался «дохтур», глядя на мои руки. – Да… Неплохо он тебя отделал! Еще бы! Стояла, дура, как вкопанная! Мне показалось, что ты у нас второй Трусливый Столб!

– И сколько стоит зелье? – поинтересовалась я, глядя на «эскулапа».

– Эм… Если бы купила заранее, то пять соларов. А так, поскольку оно тебе нужно… восемь… Нет, даже десять… Одиннадцать соларов. Исключительно потому, что шрамы не украшают женщину! – заметил заботливый «доктор», пока я мысленно ставила ему диагноз. – Будешь долго думать – цена вырастет до пятнадцати!

Так, скорая медицинская помощь подоспела, а вот скорая финансовая задерживается в пути. «Ребята! Реанимируйте до последнего! Ему еще ипотеку и два кредита выплачивать!» – вопит «санитар», проверяя пульс полутрупа. А труп лежит и улыбается счастливой улыбкой…

– Ты мне еще денег должна! – заметил «медик», шаря бегающими глазками по моим «роскошным» апартаментам. – Платить будешь? Или мне прислать ребят, чтобы разобрались?

– Расписка где? Где документ, подтверждающий мой долг? – мрачно заметила я, протягивая обожжённую руку.

– Ах так? Ну хорошо! Выздоравливай, как умеешь! Больше я с тобой не работаю! Жди гостей! – заявил обиженный «дохтур», разворачиваясь и закрывая дверь. – Да чтоб у тебя рука отсохла! Да чтоб тебя так изувечили в следующем бою, что живого места не осталось! А Феникс на тебя зол, ой, как зол! Я был у него… Он тебя не просто проклинает, он желает задушить тебя голыми руками! Еще бы! Единственное поражение за всю историю… В полушаге от короны! Дисквалификация на два месяца! Да он тебя испепелит! А желающих на корону знаешь, сколько! И твоя…

«Эскулап» пошатал дверь, проверяя ее на прочность.

–… дверь тебя не спасет! Да чтоб у тебя… – продолжал этот «доброжелатель», обиженно сопя.

Я уже собиралась внести свою короткую, но емкую лепту в борьбу с сонным хамством, но потом передумала. «Добрый Доктор Шоб Ты Сдох, возомнил, что он есть Бог. Он теперь двумя руками за мои «вперед ногами»!» Тьфу!

Дверь захлопнулась. Простыня на веревке вяло покачнулась.

«Вам покрепче? Или обычные?». «Покрепче! Самые крепкие, какие только есть!» – вздыхаю я, стоя в очереди за нервами. Они теперь мне не только наяву, они мне и во сне нужны! А ожог реально болит.

На мне была юбка из какой-то шторы, которую я успела умыкнуть с какого-то пепелища под возмущенные крики погорельцев, нижнее белье сомнительной чистоты, укороченный свитер, который был снят явно с трупа очень больших размеров и небрежно укорочен по талию, да так, что из растянутого ворота были видны мои плечи. Интересно, какого цвета он был, когда был еще свитером, а не половой тряпкой? Белым? Мой любимый цвет!