Сны - Богатикова Ольга Юрьевна. Страница 3
Я протерла глаза и внимательно посмотрела на своего гостя.
Он выглядел таким… обычным. Вместо синей рубашки и черных брюк на нем был надет коричневый свитер и темно-серые джинсы.
Хм. Неужели у меня начались галлюцинации?
– Как ты себя чувствуешь? – спросил мужчина.
– Лучше, – призналась я, с удивлением отмечая, что это действительно так.
– Тогда вставай и иди в кухню. Я сварил для тебя куриный бульон.
– Почему бульон?
– Потому что сейчас это единственное, что ты можешь проглотить.
Я встала и, чуть пошатываясь, побрела к обеденному столу. Там меня действительно ждала чашка с теплой ароматной жижей. Пока я ее пила, посланник смерти с невозмутимым видом заварил себе чаю и устроился напротив меня.
– Зачем ты пришел? – спросила я у него.
Он пожал плечами.
– Принес тебе лекарства.
– Почему?
– Потому что кроме меня это сделать некому.
Странное заявление. Но резонное. Ни родственников, ни близких друзей у меня нет.
– Как ты попал в мою квартиру?
– Элементарно, – он сделал глоток чая. – У тебя очень простой и хлипкий замок.
Понятно.
– Могу я узнать твое имя?
– У меня нет имени.
– Совсем?
– Совсем. Оно мне не нужно.
– Как же тогда к тебе обращаться?
Мужчина пожал плечами.
– Как хочешь. Если тебе непременно нужно меня называть, можешь придумать имя сама.
Я улыбнулась и покачала головой.
Забавно. Конкретно сейчас этот мужчина не вызывал ни капли неприязни.
– Я не знала, что ангелы смерти могут принимать человеческий облик.
– Ты всегда видела меня в человеческом облике.
– Почему я вообще тебя вижу?
– Откуда мне знать? Я и сам этому удивляюсь.
Несколько минут мы молчали. Он пил чай, я с интересом рассматривала его лицо.
– Ты нарочно вчера мешкал, да? – спросила у него, наконец. – Ты ведь мог забрать мальчика до того, как я пришла в реанимацию.
– Не мог, – покачал головой мужчина. – Он еще был жив.
– Признайся, ты не хотел, чтобы он умирал. Ты хотел, чтобы я заново зажгла его свечу.
– Ошибаешься. Я просто знал – все будет именно так. Ты очень расточительна, Вита. Отдаешь свой огонь налево-направо.
– Я отдаю его тем, кто в этом нуждается, – оскорбилась в ответ. – Благодаря моему огню многие люди получили шанс прожить долгую хорошую жизнь.
– Ты правда в это веришь? – он насмешливо поднял бровь. – Боюсь, твои пациенты распорядились этим шансом не так, как хотелось бы их чудесному доктору.
– Не важно, – отмахнулась я. – Они живы и вольны распоряжаться собой, как хотят.
– Знаешь, Вита, ты сумасшедшая, – серьезно сказал мой гость. – Я не шучу. Твое желание победить смерть переросло в манию, которая отравила твою собственную жизнь. Отвлекись на пару минут от своей великой миссии и оглянись вокруг. Ты – одинокая усталая женщина, которая обитает в крошечной однокомнатной квартире со старой облезлой мебелью и вытертыми древними паласами. Что у тебя есть, кроме работы? Ничего и никого. Нет ни мужа, ни детей, ни друзей. Даже кошки нет. И комнатных цветов тоже. Впрочем, последнее даже хорошо. Кошку нужно кормить, а цветы – поливать. Учитывая, что ты днюешь и ночуешь в больнице, они бы погибли в твоей конуре от голода. Спасая других, ты умудряешься разрушать саму себя. Сначала отказалась от личной жизни, потом от интересов и увлечений, затем начала раздавать свой жизненный огонь… Знаешь, что во всем этом самое печальное? Ты сражаешься с воображаемым врагом, Вита.
– С воображаемым?! – воскликнула я. – Беспомощные люди, задыхающиеся от боли, корчащиеся в судорогах, истекающие кровью – плод моего воображения?! Люди, которые могли бы принести много пользы и радости своей семье, своему городу, своей стране, но вынуждены отправляться в холодную сырую яму – моя фантазия?!
– Да, – жестко отрезал мужчина. – Проблема в том, что ты никак не можешь понять – смерти нет. Скажи, Вита, что ты сделаешь, если платье, которое носишь каждый день, придет в негодность? Если на нем начнут появляться дыры, а потом оно и вовсе расползется на отдельные нити? Смею предположить, что выбросишь его на помойку, а сама нарядишься в другое.
– Тело – не одежда, – тихо возразила я.
Он покачал головой.
– Одежда. Именно одежда. Согласен, с любимым платьем расставаться очень жаль. Однако рано или поздно его придется снять. С человеческим телом – то же самое. Избавляясь от него, человек не растворяется в небытие, а отправляется за новым нарядом – переходит на другой, более сложный уровень нашего мира. Ты должна понять, чинить прохудившиеся вещи – похвально, но если они целиком состоят из заплат, в этом нет ничего хорошего. Когда организм серьезно поврежден или же его ресурс исчерпан, несколько дополнительных лет жизни, навязанных извне, не принесут ничего, кроме страданий. Иногда, чтобы помочь человеку, нужно позволить ему уйти. Как бы больно и горько не было тебе самому.
Он встал со своего места. Обогнув стол, опустился передо мной на колени и осторожно вытер слезы, которыми было залито мое лицо.
– Ты можешь ненавидеть лично меня, – тихо сказал мужчина. – Если тебе нужен враг, чтобы вести с ним борьбу, я согласен быть им и впредь. Но я очень прошу: перестань сражаться с мироустройством. Смерть – не беда и не благо. Она – часть естественного круга жизни.
– Скажи, – медленно произнесла я, – тот мальчик, чью свечу я зажгла вчера, станет страдать по моей вине?
– Нет, – улыбнулся гость. – Думаю, он быстро пойдет на поправку, и моя следующая с ним встреча произойдет спустя много лет. Между тем, Вита, зажигая чужие свечи, тебе стоит бережнее относиться к своей собственной. Посмотри, какой она стала маленькой! Если будешь продолжать в том же духе, совсем скоро я приду к тебе не как гость, а как проводник.
– Ты проводник?
– Конечно. Кто же еще? Не думаешь же ты, что я прихожу к людям, чтобы их убить? Моя обязанность – провожать их к следующей черте жизни и следить, чтобы они не заблудились по дороге.
О!..
– Много же у тебя работы!
– Хватает. Но я делаю ее не в одиночку. Проводников много.
– Правда? Тогда почему я всегда вижу только тебя?
Он улыбнулся и пожал плечами.
***
Рисунок на линолиуме больничного коридора превратился в калейдоскоп из разноцветных точек. За окном снова темно, и я снова бегу в операционный зал.
Торстен опять выдернул меня из постели в двенадцатом часу ночи – из женского отделения поступила тяжелая больная. Пациентке собирались делать операцию по удалению миомы, однако поздно вечером у нее вдруг заболел правый бок, поднялась температура…
– У нее лопнул аппендикс, Вита, причем, явно не сегодня, – взволнованно объяснял в телефонную трубку Торстен, пока я, превозмогая головную боль, натягивала на себя платье и колготки. – Кроме того, у женщины сахарный диабет и серьезные проблемы с сердцем. Ее уже готовят к операции. Пожалуйста, приезжай скорее.
Я влетаю в предоперационную, и Марта снова помогает мне переодеться и обработать руки.
– У нее четверо детей, Вита, – говорит при этом медсестра. – Двое из них – приемные, взятые под опеку. Если она умрет, малышей придется снова отправить в детский дом.
Бегу в зал и на мгновение застываю на пороге. Ангел смерти стоит у самого стола и, кажется, вот-вот протянет пациентке руку. Рядом с ним работают Торстен, Лестер и Агата. Лестер стоит с дефибриллятором. Подхожу ближе и понимаю – спасать тут некого.
– У нее внутреннее кровотечение, и только что была остановка сердца, – говорит мне Агата.
Беру инструменты и приступаю к работе вместе с остальными. Ангел смотрит на наши усилия грустным внимательным взглядом.
Перехожу на другое зрение – и мои плечи опускаются вниз. Свеча многодетной матери представляет собой оплавленный огарок, зажигать который не имеет смысла. Даже если я поделюсь с ней своим пламенем, пациентка проживет не больше пары-тройки месяцев.