Давид Бек - Мелик-Акопян Акоп "Раффи". Страница 13

Мелик Франгюл надеялся, что хан запросит такую сумму, которую Торос не в силах будет выплатить. Тогда пленные останутся в пещере и погибнут.

Но в чем заключалось дьявольское намерение Франгюла — пора пояснить.

Франгюл давно метил на место мелика Генваза. В этом деле он выбрал себе пособником Давида Отступника из Татева. Вместе они смогли настроить хана против мелика Вартанеса. Заговор был подготовлен так, что на владения ни о чем не подозревавшего Вартанеса неожиданно напали люди хана. Род Шаумянов был в корне истреблен, сам мелик Вартанес пал, защищая свой дом. Из этого большого княжеского рода уцелел лишь юный Степанос, которого взяли в плен. Вместе с ним очутились в плену и сыновья других знатных людей края. А в Генвазе хан назначил правителем перса. Пленных решили продержать в тюрьме до тех пор, пока провинция не покорится полностью и народ не прекратит всякое сопротивление. И в самом деле, оставшись без главарей, Генваз вскоре был усмирен. Теперь уже бессмысленно было держать пленных, за которых можно получить крупный выкуп. Однако этого оказалось мало Франгюлу. У него была наследственная вражда с родом Шаумянов, и ему хотелось уничтожить единственного представителя этого славного рода, чтобы прибрать к рукам провинцию Генваз. Хотя об этом он еще и не заговаривал с ханом, но лелеял надежду, ибо хан завладел Генвазом и расправился с таким сильным противником, как Вартанес, только благодаря его помощи. Персидские ханы обычно не сами правили армянскими провинциями, а передавали армянским меликам, получая за это значительные налоги. Кто же, кроме Франгюла, был достоин править Генвазом?

Вначале Франгюл пытался покончить со Степаносом прямо в тюрьме, но, как мы видели, безуспешно. Он не опасался бы Степаноса, не будь у юноши такого могущественного покровителя, как князь Торос, владелец большой провинции Чавндур. Мать Степаноса приходилась родной сестрой князю Торосу. Нет сомнений, думал мелик Франгюл, что Торос, освободив своего племянника, позаботится о нем, возьмет его к себе и постарается восстановить в наследственных правах.

Сребролюбие преобладало у перса над прочими чувствами. Поэтому словам Франгюла о том, что, продержав пленных или убив их, он обеспечит власть над Генвазом, хан не придал особого значения. Его интересовали только деньги, и он тотчас же спросил, сколько можно получить с князя Тороса.

— Все сокровища мелика Вартанеса, — ответил предатель.

Фатали-хана это удивило, он знал, что имущество мелика было разграблено во время набега. Неужели еще что-то осталось?

— Разумеется, — с тонкой улыбкой отвечал Франгюл, как бы поражаясь детской наивности хана. — Он заранее пронюхал о готовящемся вторжении и схоронил свои сокровища у шурина, в замке князя Тороса. Твои люди обнаружили в крепости Вартанеса лишь крохи.

Франгюл принялся расписывать баснословные богатства мелика. В подвалах у него, сказал он, за железными воротами, прямо на полу, как груды зерна, лежат кучи золота, серебра, драгоценных камней и медных монет, и они так велики, что за ними не видно человека, а деньги там не считают — либо взвешивают, либо отмеривают. Все это, нагрузив на верблюдов, Вартанес заблаговременно отправил к князю Торосу.

Рассказ произвел на хана такое же впечатление, как разговоры о вкусной еде на голодного. Аппетит его разыгрался вовсю, и у него, что называется, потекли слюнки, когда Отступник, до того не проронивший ни слова, заверил, что это сущая правда и он видел своими глазами среди сокровищ мелика Вартанеса монеты времен Скандара Зулкарнейна — Александра Македонского — и что там даже были бесовские деньги.

В этот момент послышался звук рожка, который отдавался в горах. Прозвучав несколько раз, он затих.

— Это князь, — сказал хан и приказал фаррашбаши во главе с придворными выйти встречать его.

Оба мелика поднялись, уверяя, что им неудобно оставаться здесь.

— Благодарю вас, мои мелики, — благосклонно произнес хан, — крайне вам признателен за эти сведения. Я не отпущу юного Степаноса до тех пор, пока не получу в качестве выкупа все состояние его отца, да и других не отдам без приличной мзды. Я не забуду, что именно вы открыли мне глаза.

VIII

После ухода меликов хана не покидало какое-то восторженно-мечтательное состояние. Рассказ о несметных сокровищах Вартанеса пробудил в нем такую жадность, наполнил сердце такой жаждой быстрого обогащения, что ему чудилось, будто через несколько минут он станет богат как Карун [36]. Чего только нельзя сделать, имея такие сокровища! Можно набрать войско и завладеть всем Атрпатаканом… даже захватить корону Сефевидов…

Неудержимое стремление к богатству и славе родило в хане преступный замысел — погрешить против святости гостеприимства и отказаться от данного слова. То и другое было большим бесчестием для правителя, каким бы дикарем и варваром он ни был. Условия приема князя Тороса были заранее оговорены: он являлся с двумястами всадниками, принеся с собой выкуп за пленных. Величина откупа и ценность даров не были уточнены в расчете на великодушие князя. Его собирались встретить двести всадников хана. Князю Торосу должны были быть оказаны почести и гостеприимство в согласии с его положением. Однако Фатали-хан уже отменял в уме эти распоряжения. Если князь Торос не согласится отдать сокровища мелика Вартанеса, он не только не освободит пленных, но и прикажет арестовать самого князя и гноить в тюрьме до тех пор, пока не получит желаемого. Одно было плохо — Торос прибудет не один, а с двумястами армянских храбрецов. Впрочем, в войске хана всегда найдется тысяча вооруженных людей. И мышь снова попадет в мышеловку.

Пока хан предавался этим мечтам, из гаремного шатра вышла женщина, с ног до головы закутанная в темно-синюю чадру, лицо покрывала белая непрозрачная материя, и только там, где предполагались глаза, была оставлена сетчатая ткань, чтобы она могла видеть. Медленной грациозной походкой направилась она к ханскому шатру. Впереди твердой поступью шествовал главный евнух Ахмед. От них все отворачивались, полагая, что это какая-нибудь гаремная ханум. И в самом деле, это была Сюри. Узнав от старика Ахмеда о последней выходке двух меликов, она шла к мужу замолвить словечко за армянских пленных. Она прошла в ту часть шатра, которая называлась тайником, евнух откинул перед ней полог, который, едва она вошла, опустился. Сюри осталась одна. Она тотчас же сбросила темно-синюю чадру, в которую была укутана, и вышла из нее как русалка из морской раковины. Плотная непроницаемая ткань душила, и она отбросила ее. Теперь Сюри вздохнула свободно. События этого дня оставили в ее душе горький и печальный след. Зависть гаремных жен, потеря волос, страшная смерть крестьян, интриги отца и его сообщника до такой степени потрясли ее, что она напоминала в эту минуту безутешно скорбящую женщину, потерявшую самое дорогое на свете. Однако все это еще не давало права ей, гаремной рабыне, одеваться кое-как. Грустна она или весела — все равно своим видом должна услаждать взор хана. Коротенькие ее шальвары были из розового атласа, вытканные золотом, у нижнего края их обрамляла кайма из жемчуга и алмазов шириной в четыре пальца, накидка из фиолетового бархата была отделана таким же образом. Драгоценное ожерелье из крупных кораллов украшало полуголую грудь. Тело источало благоухание. В беспокойстве и нерешительности стояла она в тайнике, перебирая в уме все, что собиралась сказать хану. Не возбудит ли ее поступок подозрений, не откроются ли ее симпатии к армянам, которые она столько лет таила? Какими словами заступиться за пленных, как доказать, что все рассказанное меликами о воображаемых сокровищах — ложь? Ведь один из них — ее отец, как назвать его обманщиком? Да и поверит ли хан — еще вопрос.

Гаремные интриги научили ее некоторой хитрости. А не облечь ли свою просьбу в таинственную форму, выдать ее за внушение свыше? Можно придумать какой-нибудь сон, предзнаменование и пригрозить небесной карой, если хан не освободит пленных. Жаль только, что она не догадалась об этом раньше, не подготовилась заранее. Она поторопилась. Как только евнух сообщил о ловушке, подстроенной двумя меликами, как только она услышала звук рожка, возвещавший о прибытии князя Тороса, оделась и поспешила к хану. Только сейчас осознала Сюри все опасные стороны своего предприятия. Наконец, как могла она объяснить, откуда узнала о разговоре с меликами? Разве это не возбудит подозрений у хана, если он поймет, что жена шпионит за ним, что руками Ахмеда подкупает его слугу?.. Многое он может узнать, и тогда она пропала.