13-й Император. «Попаданец» против Чертовой Дюжины - Биверов Андрей Леонидович. Страница 15

Владимир дядей по праву гордился. Несмотря на славную, древнюю историю княжеского рода Барятинских, природных Рюриковичей в пятнадцатом поколении, мало кто, упомянутый в семейных анналах, достигал такой славы и известности, как Александр Иванович. Барятинские всегда были на виду в русской истории, особливо сей род прославился борьбой с мятежниками. Яков Петрович Барятинский, стойко сражавшийся с бандами Тушинского вора под началом М. В. Скопина-Шуйского и погибший в бою с поляками, Юрий Никитич, разгромивший Стеньку Разина, Даниил Афанасьевич, тоже сражавшийся с разницами, а также усмирявший мятежи черемисов и сибирских инородцев. Однако слава Александра Ивановича шагнула еще дальше. Фельдмаршал, герой кавказской войны, победитель Шамиля, миротворец Кавказа. Доблесть и заслуги его были отмечены высочайшими орденами Св. Андрея Первозванного, Св. Александра Невского, Белого Орла, Св. Владимира 2-й, 3-й и 4-й степени, Св. Анны 1-й, 2-й и 3-й степеней, Св. Георгия 3-й и 4-й степени и иностранными почетными наградами. Если бы еще не эта неприятная история с грузинской княжной…

Владимир недовольно поморщил губы, вспоминая об этой истории. [15]Это случилось три года назад, когда дядя его пребывал на посту наместника Кавказа, и одним из адъютантов его, в чине полковника, был некто Давыдов, женатый на урожденной княжне Джамбакур-Орбелиани. Княжна была миниатюрна, мила и по-грузински красива. И сорокапятилетний фельдмаршал, признанный дамский угодник, влюбился, да так пылко, как бывает только в ранней юности. Кончилась же эта история тем, что наместник, подобно горцу, умыкнул ненаглядную грузинскую княжну у законного мужа, вывезя ее за границу. Куда и сам вскоре отправился «на лечение».

Разумеется, генералу этого так просто не спустили. В одно мгновение он оказался фигурой non grate как при дворе, так и на светских раутах. Отсутствие благоволения знаменитому родичу ощутили на себе и остальные члены княжеского рода. Впрочем… Письмо, ощущаемое приятной тяжестью возле сердца, дарило молодому адъютанту большие надежды на возвращение высочайшей милости к мятежному дяде.

Коляска тем временем подъехала к ажурным, кованым воротам особняка, снимаемого в Дрездене Александром Ивановичем для себя и своей зазнобы. Выйдя из экипажа и расплатившись с кучером, Владимир остановился перед высокой решеткой ограды, ожидая, когда его заметят. Через пару минут к нему вышел немолодой, бородатый слуга в поношенном, но бережно подшитом сюртуке на германский манер, суконных штанах, полосатых гольфах и деревянных башмаках.

— Доложите господину о важном госте! Депеша из Санкт-Петербурга! — скороговоркой проговорил молодой князь по-немецки, нервно пристукивая каблуком по камням мостовой.

Молча поклонившись, слуга исчез в недрах особняка и вскоре явился вновь со связкой ключей. Отперев ворота перед уже не скрывавшим своего нетерпения гостем, он неторопливо зашагал в сторону здания, жестом показав следовать за собой.

Владимир по аккуратно расчищенной от опавшей листвы, выложенной плиткой дорожке подошел к потрескавшейся входной двери и вошел в дом. В прихожей царил полумрак, и князь, глаза которого еще не успели привыкнуть к отсутствию света, с трудом нашел удаляющуюся спину слуги. Торопливо проследовав за ним, Владимир, задевая предметы мебели, прошел к лестнице на второй этаж. Слуга остановился перед тяжелой дверью из мореного дуба и, усмехнувшись в густую, с сединой, бороду, глухо пробасил:

— Велено подождать!

«Да он русский, — мелькнула невольная мысль князя, — а я перед ним по-немецки распинался. Конфуз-с».

Скрипнули петли, слуга проскользнул в комнату и через пару мгновений из-за стены раздался приглушенный бас:

— Зови его, Осип. Зови!

Не дожидаясь приглашения, князь шагнул через порог. Прямо напротив него на широком низком диване сидел крепкий, начинающий лысеть, мужчина чуть старше сорока, в красном венгерском халате, подвязанном широким черным кушаком. На колени его был накинут теплый, в шотландскую клетку плед. Рядом, по левую руку от дивана, стоял небольшой резной столик красного дерева, на котором лежала свернутая, явно только отложенная газета.

— О, Володенька! Давненько не видел тебя, мой дорогой! — Александр Иванович Барятинский, а это был именно он, вставая, радушно поприветствовал племянника. Мужчины обнялись, похлопав друг друга по спине, и обменялись рукопожатиями.

— Ну! Рассказывай, рассказывай, с чем приехал? Неужто просто повидать старика? Или же мне верно денщик мой сказал, что депеша у тебя из Петербурга? — спросил Александр Иванович, вновь присев на диван и жестом предлагая племяннику расположиться в кресло напротив.

— Истинно так, дядюшка, — сказал Владимир, — к стыду своему, не из родственной почтительности, а волей государя нашего, Николая Александровича, послан к вам был, — коротким движением достав конверт с письмом и протянув его дяде, молодой князь присел в указанное место, заставив старенькое, порядком продавленное кресло поскрипеть пружинами.

— Ты это брось, — рубанул недовольно Александр Иванович, принимая конверт, — стыда в том, чтобы службу нести, нет и не было никогда. А про кончину государя нашего, Александра Николаевича, слышал я, пусть земля ему будет пухом, — добавил он перекрестясь, обернулся к столику, беря с него нож для писем и вскрывая конверт.

Вынув из конверта листки письма, Александр Иванович, щурясь, пробежался по первым строчкам и недовольно нахмурился.

— Постой-ка, огня зажгу, — сказал он, одной рукой ставя перед собой приютившийся в изголовье дивана подсвечник, а другой ожесточенно ища по карманам халата кресало. — Нашел, нашел, — прибавил он чуть погодя, увидев его на столе.

Рубнув огонь и любуясь сначала синим, а потом красным пламенем загоравшихся фитилей, Барятинский поправил подсвечник, чтоб стоял ровней, и недовольно сморщился, вдохнув резкий запах начавших оплывать свечей.

— Ах, ну и мерзкие, сальные, — с отвращением сказал он, отстранившись. — Так-с, посмотрим, — поставив подсвечник на стол, поднял фельдмаршал письмо, чтобы на него падал свет свечей, — мне и самому интересно, зачем его императорскому величеству я понадобился.

По мере того как читал Александр Иванович строки полученного письма, лицо его меняло выражение от недоумения до радости и изумления. После прочтения вид его был глубоко задумчивый.

— На-ка, прочти сам, — протянул он письмо Владимиру, сам подходя к окну и с задумчивым видом устремив взгляд в небо.

Встав с кресла, молодой князь принял из рук дяди письмо и, подойдя к свечам, принялся за чтение. Пропустив светское начало, он быстро добрался до сути. В письме его императорское величество предлагал фельдмаршалу вернуться в Россию. Завуалированно, но достаточно ясно обещая полное забвение истории с грузинской княжной и гарантии того, что вопрос этот не будет поднят и князь с княгиней могут не опасаться преследования родственников или судебных разбирательств. Но кроме этого… Император излагал свое видение предполагаемой военной реформы русской армии, по прусскому образу. Согласно этому плану во главе всего военного дела в России становился Генеральный штаб, с его начальником. И на посту Главы сего ведомства молодой монарх желал видеть фельдмаршала Барятинского, Александра Ивановича. Далее в письме излагался прогноз на развитие военной науки и предсказание ближайших военных конфликтов в Европе. Заканчивалось письмо пожеланием скорейшей встречи и просьбой прибыть в столицу настолько быстро, насколько позволит фельдмаршалу здоровье.

Дочитав до конца, Владимир положил листки письма на стол и радостно воскликнул:

— Это же прекрасно, дядюшка! Государь предполагает видеть вас главой Генерального штаба, мои поздравления…

— Скажи, Володя, в те годы, которые прошли с моего отъезда, Его высочество много времени посвящал военным наукам? — задумчиво спросил Александр Иванович, пристально посмотрев на племянника.

— Его высочество занимался в рамках учебы, подготовленной его учителями. Шесть часов в неделю он уделял военному делу под руководством генералов Тотлебена, Драгоманова, Платова, — недоуменно отчитался Владимир. — А чем вызван ваш интерес?