Первопричина: Лагерь смерти (СИ) - Соболь Артём. Страница 99

Рука Маришки становится прозрачной, теряет форму и удлиняется. Проникает в рот Нойманна и тут… Закрываю глаза, видеть подобное не хочу. Закрыть уши не получается, даже зажав их ладонями, я слышу хрипы, хлюпанье, треск разрываемого мяса и хруст костей.

— Легко отделался, — шипит Маришка. — Сорвалась.

Открываю глаза и вижу что она на самом деле вывернула его. Причём даже в таком состоянии, Нойманн жив сердце бьётся, лёгкие питаются сжиматься. В глазу на изуродованной голове, видно безумие… Двоих врачей, которые пытались спрятаться... Одного держит в пузыре Роза и глядя как его раздувает улыбается. Второго хихикая медленно поджаривают близнецы...

— Собираем документы, — командует Влад. — Пора убираться.

Пока все потрошат столы и шкафы, закуриваю и смотрю на растерянного Горчакова. Который…

— Товарищ капитан.

— Нестерова, не надо. Я против таких поступков. Но… Ты не знаешь что творится в лагерях. Прости, но рассказывать я пока не в состоянии.

— Я не об этом. Как уходить будем? Нас теперь больше. С нами несколько сотен узников.

— Что-нибудь придумаем, — отвечает за него Влад. — О! Нихрена себе. Моё дело. Так я целый сержант. Мне на самом деле аж целых двадцать два. Сирота. Интересно откуда у Марты эти документы? Печати то советские. А тут на фото я посимпатичнее буду.

— За то я страхолюдина, — показывая свою папку морщится Роза. — Лысая, тощая как скелет. Фу…

— Интересные они существа, — вздыхает Горчаков.

Настолько интересные, что меня с новой силой тянет к Владу. Мне хочется поговорить с ним. Неважно о чём, просто…

Поговорить не получается, начинается спешка. Сборы и подготовка к отходу. Потому как в шахтах под лагерем бомба, которая через восемь часов превратится нас в пар.

В спешке собираются продукты, медикаменты, тёплая одежда для узников. Всё это выносится наружу. Влад толкает речь, о том что советы своих не бросают. Но тут… Освобождённые мгновенно делятся на три группы.

Две сотни искренне радуются. Готовы бежать к нашим, брать оружие и уничтожать немцев. Ещё две сотни, заявляют что Владу не верят. Триста человек сразу, спрашивают нахрена Влад полез к ним и всё разрушил. Мол жили себе спокойно, работали.

От этого Влад теряется и заикаясь отступает назад. Пытается объяснить ситуацию, просит успокоиться, зовёт всех с нами, но тут…

— Я с тобой, уродом, никуда не пойду, — выходит вперёд мужичок. — Ни с тобой, ни с твоими фашистскими подстилками.

— За языком следи, — угрожающе рычит Влад.

— А ты мне рот не затыкай. От тебя одни беды. Живём, работаем, а ты со своими проститутками всё портишь. Нас за это убивают. Тебе то хорошо, а нам как быть? Обратно вернуться? Так не для этого мы уходили.

— Вы для них мусор, — рычит Влад.

— А для советской власти нет? Союзу и так конец, Германия победит. Если уйдём, нас в другой лагерь загонят. А так… Увидят что мы нормальные и пожалеют.

— Серёга, — поворачивается к Лазареву Влад. — Сколько у нас?

— Четыре часа, бежать пора. Чем дальше тем лучше. Как минимум километров за десять.

— Хорошо. Значит слушаем меня. Кто хочет домой, идите сюда. Остальные не моя проблема. Мы уйдём…

— Вот и иди. И шалав своих…

Договорить он не успевает, Влад создаёт в руке иглу и метает её в голову крикуна. Фыркает глядя на дёргающееся тело и повторят своё предложение. Соглашаются по прежнему две сотни. Немного мужчин, женщины и совсем дети. Есть вообще карапузы лет шести.

Для них подгоняем четыре грузовика, грузим всех их, туда же идут продукты, медикаменты и одеяла. Остальные заключённые, те кто остался, рассасываются по баракам или уходят под землю.

— Почему так?

— Не знаю, — разводит руками Горчаков. — Не знаю. Чем они руководствуются?

— Надеждой и страхом, — подлетает к нам Серафина. — Я не судья и судить права не имею. Но я вижу мысли людей. И вот у оставшихся. Они как виноваты, так и нет. Заводилами как всегда выступают предатели, доносчики, бандиты. И идиоты, которые существуют на правах грязи под ботинками, но думают что в Германии лучше. Что когда немцы победят, жизнь для них наладится. Остальные, тупое и легковерное стадо дрожащих от страха малодушных тварей. Можете мне не верить, но то что они остались к лучшему.

— Как легко вы судите, Серафина Яровна, — качает головой Горчаков.

— Потому что могу. Я вижу мысли, планы на будущее, воспоминания о прошлом. Человек для меня как открытая книга.

— И мы?

— То что вы живы, — улыбается Преображенская. — Говорит о том, что вы понравились Владу. Глава нашей долбанутой семьи, после того как я передала ему всё о вас, решил что вы умные и адекватные. Именно поэтому, вы сейчас здесь, а не в виде трупов там. Вам всё понятно?

— Обмануть вас нереально?

— А-ха-ха! Ну конечно же нет. А ещё, у нас нет жалости. Ни к кому. Не забывайте об этом. Мы ценим умных, справедливых, смелых, и ненавидим трусов, предателей и фашистов. Мы уважаем коммунизм. Поверьте мне, у нас похожие цели. А теперь, собирайтесь. Скоро нам надо будет со всех ног мчать отсюда. Сейчас, как только Влад закончит, мы дадим по тапкам. Не отстаньте.

Серафина улыбаясь улетает. Переглядываемся и идём поближе к машинам. Где видим нечто странное. Грузовики уже без колёс. Вместо них, Влад создаёт широкие лыжи. Как поедем непонятно, но…

— Горчаков, Нестерова, — закончив с машинами и связав их толстенными металлическими кругляками на подобии ж/д состава машет нам рукой Влад. — В машину, быстро. Будете дорогу показывать.

Ничего не спрашивая грузимся в кабину. В зеркало заднего вида наблюдаю как наши бойцы и семья Влада помогают забраться узникам, как вдруг машина резко срывается с места и буквально летит через лес.

— К-как мы так едем? Мы даже двигатель не запустили, — мямлит Горчаков.

— Это я толкаю машины, — кивает Влад. — По дорогам не проехать, пойдём окольными путями. Направление показывайте!

Горчаков достаёт карту и компас, смотрит, протирает глаза… Стрелка компаса указывает на Влада. И тут я всё понимаю. Мы пришли к лагерю, не потому что заблудились, а потому что Влад…

— Серафина, веди нас, с этих толку мало.

Нда… А Влад нервничает. Поглядывает в зеркало. Интересно, как можно толкать машину сидя в кабине? Хотя, Маришка себя в воду превращает, Белка в молнию. У деда раздвоение личности.

Едем молча, к нашему ужасу выруливаем на дорогу и мчим по ней. Не успеваю ничего сказать, как у дороги замечаю патруль. Однако, солдаты даже не пытаются остановить нас. Вместо этого они вытягиваются и поднимают руки. Влад на это высовывается в окно, показывает жест через локоть и кривясь садится обратно. Фыркая закуривает…