Дай мне шанс - Винтер Саманта. Страница 16
Все предупреждения Джона всплыли в памяти.
— Вижу, вы колеблетесь. Тогда идемте. — Не дожидаясь ответа, Дэвид аккуратно подхватил Кайли под руку и потащил за собой. — Я не задержу вас надолго, если вы об этом беспокоитесь. И подброшу до дома.
— Вы не должны…
— Мне в ту же сторону.
— Тогда ладно.
Ресторанчик действительно оказался выше всяких похвал — теплый, уютный, отделанный в кофейно-бежевых тонах — то самое, что нужно для промозглого осеннего вечера. И, уныло подумала Кайли, тут достаточно дорого — стоило лишь заглянуть в меню. Однако Дэвид, то ли угадав ее сомнения, то ли прочитав что-то по лицу, сказал весьма учтиво:
— Позвольте мне вас угостить.
В крохотных фонариках на столах горели свечи, уютно светили неяркие лампы, и Кайли расслабилась. Принесли чай в прозрачном чайнике, пирожные на широком блюде, молочный коктейль для Кайли. И показалось, будто нет ничего — ни мороси и тумана, ни проблем, ни взятых на себя обязательств. Мир сузился до одного-единственного столика, за которым сидели мужчина и женщина.
Дэвид рассказывал какую-то историю, связанную с фирмой, а Кайли, почти не слушая, смотрела на него: как шевелятся его губы, как двигаются брови, как сцеплены сильные пальцы.
Он мне нравится, подумала она отчетливо. Что бы Джон там ни говорил про него, он все равно не может не нравиться — Дэвид, видимо, происходит из семьи потомственных колдунов и может расположить к себе человека за пять минут. Или у него в роду были индейские шаманы. Без колдовства тут точно не обходится. Иначе как объяснить, что хочется смотреть и смотреть на него, не отрываясь, и слушать, и ловить вот это все — теплый отблеск в глазах, приподнятые уголки губ, тени под веками?..
Кайли глубоко вздохнула, стараясь справиться с собой. Ни к чему хорошему подобное разглядывание не приведет. Она знала за собою слабость к блондинам, и все ее редкие романы так или иначе случались с людьми светловолосыми. Может, Джону в свое время из-за этого не повезло. Кто знает.
— Приятно сидеть здесь с хорошим человеком, — сказал Дэвид, и Кайли словно очнулась от этой фразы.
— Откуда вы знаете, что я хорошая?
— По глазам вижу.
— Вы так хорошо читаете по глазам?
— Да, мисс! Словно открытая книжка. — Он изобразил, будто перелистывает страницы. — Только, к счастью, прочесть можно не все.
— Почему?
— Скучно разгадывать человека до конца. В каждом из нас должен быть оплот тайны, комочек темноты. Чтобы другим туда ходу не было.
Вот уж точно — насчет темноты.
— А в вас она есть, — закончил Дэвид.
— Откуда вы знаете — может, это что-нибудь плохое? — Кайли понимала, что играет с огнем, что может случайно проговориться (лгунья из нее всегда была никакая), но ей почему-то хотелось знать, что именно думает Дэвид по этому поводу.
— Бывают грязные тайны и хорошие, хоть и спрятанные, — улыбнулся Дэвид. — Вот знаете, что больше всего меня отталкивает в людях? Их лицемерие. Чем хороши животные? Ты не заставишь их быть ласковыми, если они не захотят, если ты им неприятен или у них есть какие-то сомнения на твой счет, тебя они будут обходить стороной или явно давать понять, что связываться с ними не стоит. Люди не такие, люди умеют лицемерить, называть тебя другом, вроде бы хорошо относиться, дарить подарки, улыбаться, делать вид, что как-то о тебе беспокоятся… А потом в один момент кинуть в лицо оскорбления, для которых нужны не просто повод, но и основания.
Он отпил огненного кофе из большой белой чашки и продолжил задумчиво:
— Я не переношу людей, которые, ощутив ущемление себя любимого в чем-то, начинают брехать на весь мир и в первую очередь на тех, кто рядом, на тех, кто, по их мнению, повинен во всех их бедах. В тоже время они забывают о реальной картине мира, есть только их беда и их обида. И это лишь единичный случай, но разве такой уж редкий? — Дэвид пожал плечами. — Я понимаю, что отношения между людьми нестабильны, что они от многого зависят, и бывают причины поменять свое отношение, разочароваться, обидеться. Но все перечисленное — это не повод оскорблять человека, вменять ему в вину чуть ли не крах всего человечества, обманывать его, а за собой не видеть и крошечного проступка.
— Вы… говорите о друзьях? — спросила Кайли.
— О друзьях тоже. Но вообще-то человечество целиком заслуживает оценки. Я не привык называть кого-то малознакомого другом, это еще нужно заслужить. Я должен узнать человека, понять, принять его, полюбить. После этого я никогда, даже если доведется с человеком расстаться, не опущусь до оскорблений и обвинений. Просто расставание, для которого были причины. Грош цена тем людям, которые кидаются словом «друг» и так же быстро теряют друзей, как и приобретают. Для меня уважение к человеку — это определяющий фактор в отношениях, и если кто-то утратил мое доверие и уважение, то это навсегда. Вы не против, что я так много говорю о личном? Обычно не принято загружать этим коллег.
— Нет-нет. — Кайли подумала, что Дэвид нетипичный американец, нарушающий границы личного пространства (по больше части своего) с удивительной беспечностью.
— Я очень не люблю ошибаться в людях. — Дэвид смотрел прямо в глаза Кайли. — Но это все- таки случается. И каждый раз это тяжело, потому что человеку, которому верил и доверял, ты отдавал что-то от себя, от своей жизни: время, силы, слова, мысли — все это имеет цену, хотя кто-то так и не считает. Впрочем, из всего следует извлекать пользу, имя которой жизненный опыт, и каждый раз я говорю себе, что впредь буду умнее. И пока я больше не ошибался, чем сожалел.
— Хороших людей больше, чем плохих?
— Разумеется. Ну а вы?
— Я… я плохо схожусь с людьми. У меня совсем мало друзей. И, к счастью, миновало предательство.
Кайли на миг задумалась, стоит ли воспринимать ее теперешние деловые отношения с Джоном как предательство тех светлых идеалов дружбы, что раньше казались незыблемыми.
— Многие вообще об этом не задумываются, — сказала она.
— Они вечно торопятся на работу, — заговорил Дэвид странным голосом, похожим на тон профессионального рассказчика. — Я видел их тысячи, с завтраком в кармане, они бегут как сумасшедшие, думая только о том, как бы попасть на поезд, в страхе, что их уволят, если они опоздают. Работают они, не вникая вдело; потом торопятся домой, боясь опоздать к обеду; вечером сидят дома, опасаясь ходить по глухим улицам; спят с женами, на которых женились не по любви, а потому что у тех были деньжонки и они надеялись обеспечить свое жалкое существование. Жизнь их застрахована от несчастных случаев. А по воскресеньям они боятся погубить свою душу. Как будто ад создан для кроликов!.. — И, поймав удивленный взгляд Кайли, хмыкнул: — Не узнали? Герберт Уэллс.
— Вы цитируете Уэллса по памяти?
— В детстве я обожал его книги. А память в юные годы лучше, чем теперь. И меня не устает восхищать то, каким прозорливым он оказался. Тот отрывок, что я только что пересказал, был написан в самом конце девятнадцатого века. О нас, о современных людях. И, черт возьми, старик Уэллс попал в яблочко! Как Робин Гуд. Или кто там палил по яблокам — Вильгельм Телль?..
Они вышли из ресторана только через два часа — заговорились, и Кайли забыла о времени. Она позвонила матери, чтобы та не волновалась, и согласилась все-таки, чтобы Дэвид ее подвез.
Всю дорогу они говорили о каких-то отвлеченных, не связанных с работой вещах, и к тому времени, когда Дэвид доставил Кайли к дому, она чувствовала себя так, будто выпила слишком много шампанского. Она давно так долго и откровенно не разговаривала. С тех пор, как уехала Ширли…
— Я пригласила бы вас выпить чаю, но мама ложится рано.
— Ничего, все в порядке. — Дэвид, к полному смущению Кайли, взял ее за руку и поцеловал тыльную сторону ладони. — Спасибо вам за приятный вечер. Мы еще слишком мало знаем друг друга, чтобы зваться друзьями, но статус добрых знакомых уже заслужили… Как вы считаете?
— Похоже, что да! — засмеялась Кайли.