Закрывая двери (СИ) - Никитина Жанна. Страница 19
— Так ты решила проблему с долгом? — он делает шаг к сестре. — Продалась придурку, который избил моих корешей?
Я не выдерживаю. Срываюсь с места. Вклиниваюсь между братом и сестрой. Толкаю Сашу в грудь, а Мила остается за спиной.
Он отступает назад. Недоуменно смотрит, после этого звереет, черты лица ожесточаются, становятся острыми. Взгляд исподлобья дополняется стиснутыми до побеления губами. Но я тоже не промах. Сам делаю шаг к нему и низким, еле слышным голосом говорю:
— Следи за тем, как разговариваешь с сестрой.
— И что ты сделаешь? — он стоит на месте и явно думает, что пригвождает меня к месту своими тяжелым взглядом. Уголок его губ дергается. — Нас тут четверо, а ты один.
— Посмотрим, сколько вас останется здесь, когда через пару минут приедет полиция. Или хочешь сказать, что все эти машины, — качаю головой в сторону стекла, — пригнали вам законные владельцы?
Нещадно блефую. Я даже от помощи Дениса, который хотел послать за мной людей, отказался, о чем сейчас жалею. Время поджимало. Оставлять Милу с непонятно кем, я не собирался.
Они сверлят меня глазами, всматриваются в мою расслабленную позу. А я чувствую, как напряжение проносится по венам.
Но, видимо, моя все-таки уловка срабатывает, потому что, все еще смотря на брата Милы, слышу возню, шаги и шепотки.
— Саня, похоже, он не шутит, — чьи-то пальцы, с собравшейся под ногтями грязью, хватают парня на бицепс. — Валим.
Брат Милы еще сильнее стискивает челюсти, после чего бросает взгляд через мое плечо и качает головой.
— Мила? — он указывает головой на выход, а я напрягаюсь. Но когда не улавливаю звуков движения за спиной, а взгляд Сани ужесточается, позволяю себе не заботится хотя о том, что придется опять гоняться за одной рыжеволосой бестией.
— Тик-так, тик-так, — я постукиваю пальцами по верхней части запястья.
— Саня, пошли, — тот, кто держал брата Милы, тянет его за руку.
Последний неохотно, но все же делает несколько шагов назад, хотя взгляда от меня не отрывает.
— Я тебя запомнил, — Саша цедит сквозь стиснутые челюсти. — Ты пожалеешь, — он снова смотрит мне через плечо и надеюсь ничего не видит. — Обо всем пожалеешь.
После чего разворачивается и вслед за своими подельниками убегают из мастерской через ту же дверь, в которую я зашел. Нас накрывает тишина, сквозь которую почти сразу прерывает рев сигнализации моей машины.
— Да, твою мать, — в очередной раз срываюсь с места и несусь вслед за мудаками.
Как только выбегаю на улицу, сразу выдыхаю: машина на месте и не пострадала. Нажимаю кнопку на ключах, и сигнализация замолкает. Набираю в рот воздух, который сегодня слишком холодный. Возможно, потому что вечереет. Где-то далеко слышен рев мотора и гомон голосов, а совсем близко улавливаю чириканье воробья. Но единственное, о чем могу думать — девушка, которая осталась в гараже. Она не пыталась пойти за мной или остановить. Скорее всего, сейчас жмется в каком-нибудь углу и ждет проявления моего гнева. От этой мысли становится противно. В кого я превратился? Сначала утром запер Милу дома, когда она сказала, что хочет домой съездить, только забыл о запасных ключах, которые хранил в тумбочке в прихожей. Потом вообще поперся за ней, хотя она не просила меня. О контракте вообще вспоминать не хочу. Какой черт меня дернул заставить ее подписать бумаги? Похоже, у меня реально мозги отшибло. Пора брать себя в руки.
Тру лицо, разворачиваюсь на пятках и иду обратно в автомастерскую.
К своему удивлению в каморке Милу не нахожу. Огонь начинает распространяться по венам, и я стискиваю кулаки, пока не замечаю белое пятно, промелькнувшее за грязным стеклом, и приоткрытую дверь рядом с ним.
Широкими шагами иду туда и толкаю дверь так сильно, что она врезается в стену.
Разобранные машины, инструменты, развешанные по стенам, грязные тряпки и запах бензина наполняют комнату. Мила, которая у стены роется в обшарпанном письменном столе, заваленном не только документами, но и мусором, подскакивает на месте и хватается за грудь.
— Напугал, — она длинно выдыхает и снова начинает выворачивать ящики стола.
Вытаскивает из уже второго — бумаги, бегло просматривает каждую, после чего выпуская из рук. Очередной листок падает к ногам девушки, где скопилось немалое количество бумаг, когда я наконец отмираю.
— Что ты делаешь? — иду к ней.
— Сколько у нас времени? — она даже не поднимает на меня глаз, просто вытаскивает очередную порцию бумаг.
— Времени до чего? — останавливаюсь рядом с ней и заглядываю в документы. — какие-то счета.
— До приезда полиции, — Мила на мгновение поднимает на меня глаза, прежде чем вернуться к бумагам и пробормотать: — Да, куда же они дели ее? — она пролистывает остатки документов, прежде чем бросить их в стену.
Бумаги разлетаются по полу, а Мила сжимает в руках юбку своего сарафана. Оглядывается, но ничего кроме разобранных машин больше в этом гараже нет. Плечи Милы опускаются, а вот голова поникла.
Хватаю девушку за руки. Разворачиваю к себе. Всматриваюсь в ее глаза и замечаю, как они наполняются слезами.
— Что ты ищешь? — я кладу ладони на ее щеки, поглаживаю их большими пальцами.
— Расписку… закладную на квартиру родителей, — Мила зубками впивается в нижнюю губу и отводит глаза.
Вздыхаю, чувствуя, как напряжение уходит из моего тела. Но ровно до того момента, как я приподнимаю Милу и сажаю на стол. Она негромко взвизгивает, а я вклиниваюсь между ее раскрытых бедер. Заключаю Милу в капкан рук, упираясь ладонями в поверхность стола. Девушке приходится откинуться назад, чтобы посмотреть на меня.
— Рассказывай, — одно слово, и я чувствую, на губах горячее дыхание.
Мила неверяще смотрит на меня. Ее глаза бегают, будто девушка пытается понять, не послышалось ли ей.
— Ничего особенного, — она опускает взгляд, кладет ладони мне на грудь, словно хочет оттолкнуть, но не делает этого. — Брат… когда он задолжал деньги, попросил у меня подписать вместе с ним расписку, что, если он не вернет долг, вместо него могут забрать нашу квартиру. Долг, вроде, выплачен. Но я все-таки хотела найти бумажку.
Мне приходится приложить максимальные усилия, чтобы не рассмеяться в голос. Вместо этого я просто улыбаюсь.
— Эта «расписка» не имеет юридической силы и не только потому что долг выплачен, — выпрямляюсь, но от Милы не отхожу. Завожу ее волосы за ухо, не разрывая зрительный контакт.
— Правда? — она смешно сводит брови, будто у нее в голове происходит мыслительный процесс на тему «можно ли доверять моим словам».
— Правда, — усмехаюсь и глажу пальцем ее покрасневшую щечку. — Расписка может иметь юридическую силу только в случае получения денег, чаще всего в долг.
Мила еще мгновение смотрит на меня, после чего закрывает лицо руками.
— Какая же я глупая, — ее голос звучит приглушенно, а сама девушка качает головой.
Отвожу ее руки от лица, кладу их обратно на свою грудь и поднимаю голову за подбородок двумя пальцами.
— Ты не глупая, — говорю проникновенно. Мне нужно, чтобы она услышала. — Просто немного наивная и этим воспользовались.
Мила тут же супится. Поджимает губы.
— Я не наивная! — даже в восклицании слышится сомнение.
— Как скажешь, — подавляю улыбку, но губы подрагивают. — А еще ты — милая, — коротко целую ее в носик.
Она закатывает глаза.
— Ненавижу это, — вздыхает и скользит ладонями по моей груди, пока не смыкает их на шее. — Брат с друзьями меня постоянно в детстве дразнили «Милая Мила», — она так смешно кривится при этом, что я усмехаюсь. А когда Мила это замечает, надувает губки. — Не смейся надо мной.
— Я не смеюсь, — говорю ей в губы, сокращая остатки расстояния, разделяющего нас. — Никогда не буду.
Взгляд Милы на миг становится серьезным, после чего она делает последний «шаг» — касается меня губами. Нежно. Невесомо. Мне этого недостаточно. Углубляю поцелуй, проникая языком в ее рот. В груди зарождается утробное рычание, одновременно с мыслью «Моя». Внутренний зов сделать девушку своей такой сильный, что на мгновение замираю. Когда это случилось? Но, стоит коротким ноготкам впиваться мне в шею, забываю обо все. Кровь в венах начинает пылать, и я вжимаю Милу в себя. Отрываюсь от ее губ и покрываю поцелуями щеки, подбородок. Спускаюсь ниже.