Телохранители тройного назначения (ЛП) - Голд Лили. Страница 37

Я держу рот на замке до тех пор, пока мы не входим в стеклянные двери отеля. Мы направляемся к лифту, где Кента использует специальную ключ-карту, чтобы разблокировать наш этаж. Пока лифт движется вверх, мы стоим в неловком молчании. Я замыкаюсь в себе. Кабина лифта кажется слишком маленькой для всех нас, здесь будто не хватает воздуха. Мэтт стоит в углу, его лицо — напряженная, ничего не выражающая маска. Осанка прямая, как у солдата.

Двери лифта открываются, и мы проходим по коридору, устланному толстым ковром, в наш номер. Когда мы, наконец, оказываемся внутри, в безопасности, я делаю глубокий вдох и поворачиваюсь, чтобы посмотреть на Мэтта. Он тяжело прислоняется к стене, разряжая свой пистолет. На лбу у него выступил пот.

— Я… — Я замолкаю. Не знаю, как закончить это предложение. Я уж точно не сожалею. Я не буду извиняться за то, что заступаюсь за себя, когда мне угрожают. Но я сожалею о том, что с ним случилось, о том, что вызвало этот ужасный затравленный взгляд. Я сожалею, если каким-то образом вызвала эти воспоминания.

— Это не твоя вина, — выдавливает он грубым голосом. — Мне вообще не следовало рассказывать тебе о фотографии. — Его лицо искажается. — Знал же, что это тебя взбесит.

Любое сожаление, которое я, возможно, испытывала к нему, тает. Я прищуриваю глаза.

— Мило, Мэтт.

— Иди и немного поспи, — советует ему Кента. — Я ей объясню, что она натворила. — Мэтт колеблется и вздыхает. — У тебя джетлаг. Иди спать. Мы со всем разберемся. Она извинится.

Нет уж, черт возьми, я этого делать не буду, но сейчас не самое подходящее время упоминать об этом. Мэтт отрывисто кивает и направляется в спальню для парней.

Когда он ушел, мне кажется, что силы покидают меня. Я провожу рукой по своему лицу.

— Я не понимаю, почему все так злятся, — бормочу я.

Кента кивает.

— Я знаю. Это наша вина. Мы предполагали, что ты просто… позволишь нам позаботиться о том, что будешь говорить. Но ты, конечно, захочешь высказать свое мнение. — Он выглядит измученным.

— Ну, да. Я настоящий человек. Я говорю иногда.

Раздается стук в дверь. Глен хватает свой пистолет и смотрит в глазок, затем приоткрывает дверь на несколько сантиметров, чтобы впустить Джули в комнату.

Мои плечи опускаются. Отлично. Этот день становится всё лучше и лучше.

Я поворачиваюсь, направляюсь к холодильнику, открываю его и изучаю ассортимент напитков, которые отель оставил для нас. Наверное, мне следовало бы выпить водки или чего-нибудь столь же диетического и депрессивного, но прямо сейчас мне абсолютно всё равно. Я беру пиво.

Джули подходит ко мне и захлопывает холодильник.

— Что, черт возьми, ты там натворила? — шипит она.

Я пожимаю плечами, зубами открывая крышку и игнорируя испуганный взгляд Джули. Не уверена, о чем она больше беспокоится: об углеводах, содержащихся в пиве, или о моих винирах.

— Он это заслужил. Если он хочет присылать мне фотографии своего члена, то должен быть готов к тому, что я раскритикую их. Не моя вина, что он заслуживает одну звезду. — Я делаю большой глоток пива и плюхаюсь на край дивана.

— Ты сказала своим фанатам пойти нафиг! — визжит она практически в истерике.

Я закатываю глаза. Так вот из-за чего она раздражена. Я нарушила правило номер один для всех женщин-знаменитостей: всегда, всегда изображай благодарность. Неважно, нападают ли твои фанаты на тебя на улице, или пробираются в твою собственность, или дрочат в твоей постели. От тебя ожидают того, что ты, стиснув зубы, скажешь, как сильно любишь и ценишь их. Меня тошнит от этого. Я не люблю своих фанатов, я никого из них не знаю. Они мне нравятся, я рада, что они наслаждаются моими фильмами, и я рада раздавать автографы или что-то в этом роде, но это не делает меня достоянием общественности. У меня всё ещё есть личные границы. Я всё ещё человек, которому должно быть позволено говорить сексуальным насильникам, чтобы они отвалили.

Джули фыркает, подходя и становясь прямо передо мной. Она сует свой телефон мне в лицо.

— Я написала твои извинения. Одобри их.

Я смотрю на экран.

— Ты хочешь, чтобы я твитнула скрин извинений, написанных в заметках? Ты же знаешь, что все смеются над этим, да?

Она хмурится.

— Я не занимаюсь ерундой, Брайар. Студия недовольна, дизайнер платья недоволен, и твоя служба безопасности тоже недовольна. Просто одобри, чтобы я могла опубликовать их, и мы сможем жить дальше.

Я чувствую укол вины из-за упоминания студии. Мне насрать на то, что думают ребята, но люди так усердно работали над фильмом. Я не хочу, чтобы первый уик-энд после выпуска фильма был посвящен только мне, поэтому просматриваю извинения.

Я знаю, многие из вас видели мою вспышку гнева на пресс-конференции «Игроков» этим вечером. Я приношу извинения за свой выбор слов; я была переутомлена из-за перелета. Я люблю всех своих поклонников и верю, что каждый заслуживает доброты, сочувствия и второго шанса. Я хотела бы вежливо попросить фанатов уважать мою частную жизнь и надеюсь, что вы все придете посмотреть «Игроков» в первый уик-энд. Спасибо вам за ваше понимание. Люблю вас всех.

— Это чушь собачья, — говорю я категорично. — Каждый, кто это увидит, поймет, что это чушь собачья.

— Это не имеет значения. — Она снова сует телефон мне в лицо. — Одобри это.

— Одобри это, милая, — говорит Кента. — Тебе действительно нужно извиниться.

Я качаю головой, во мне поднимается гнев.

— Нет! Нет! Я имела в виду всё, что сказала! Если я извинюсь, это только воодушевит его!

Джули фыркает.

— Я понимаю, что ты злишься, но блин. Тебе почти тридцать. Ты, что, умрешь, если сделаешь это?

Я закрываю глаза, делая еще один глубокий глоток пива. Я закипаю.

Я в индустрии с детства. За это время я поняла, что если ты не хочешь, чтобы тобой пользовались, ты должен защищать себя. Твоя пиар-команда не поможет. Твоя служба безопасности не поможет. Твой директор, менеджер, или агент не помогут. У всех у них свои собственные планы. Они все смотрят на тебя как на продукт, который они хотят продать. Единственный человек, который по-настоящему заботится обо мне — это я сама. Так что, да, я поднимаю шумиху, когда кто-то меня подставляет. Я думаю, что каждая девушка должна так поступать.

— Я начинаю по-настоящему злиться, — предупреждаю я её. — Я. Не. Буду. Делать. Заявление. Не спрашивай меня снова.

— Пожалуйста, ласс, — тихо говорит Глен.

Я поворачиваюсь к нему.

— Не надо мне тут твоих «ласс». Ты позволил своему товарищу по команде поднять меня и силой увезти с интервью, которое я давала, только потому, что ему не понравилось то, что я говорила. Ты хоть представляешь, насколько это неуважительно? Я пыталась постоять за себя, а Джи-Ай Джо^[40] подумал, что я была слишком строга к парню, который разрушает мою жизнь последние несколько недель? Который запугивает и угрожает мне, который вломился в мой дом? Все всегда хотят, чтобы я заткнулась и улыбнулась. Это всё, чего кто-либо когда-либо хотел от меня, с тех пор как мне исполнилось тринадцать. И никто из вас понятия не имеет, каково это в-всегда… — Я замолкаю, мое горло сжимается от слез. Дерьмо. Я качаю головой. — Забудьте об этом, — бормочу я, откидываясь на диванные подушки. — Ответ — нет.

Наступает короткое молчание.

Кента делает шаг вперед и садится на диван рядом со мной, проводя рукой по своим волосам. Он распустил свой обычный пучок, и они падают ему на лицо. Выглядит действительно горячо. Что только сильнее злит меня.

— Я думаю, мы смотрим на ситуацию с разных углов, — мягко говорит он. — Брайар, как ты думаешь, почему Мэтт утащил тебя с того интервью?

— Потому что он думал, что я устраиваю представление, — бормочу я. — Я вела себя не элегантно.

— Нет. Дело совсем не в этом. — Пару мгновений он изучает меня. — Думаю, нам стоит немного поговорить о психологии преследования.