Шофёр - Никонов Андрей. Страница 28

– Уверены насчёт побрякушек?

– Абсолютно. Книга, которую мне Райнис передал, на столе, страница восемьдесят два, вторая фотография сверху, колье императрицы Марии Фёдоровны.

Мальцева взяла каталог, пролистала, хмыкнула.

– Я доложу, – сказала она, – проверят, кто доступ имел.

– Думаю, никого не найдут, – Николай прошёл к буфету, достал бутылку коньяка и два стакана, один, наполнив на треть, протянул модистке, во второй налил столько же и выпил залпом. – Я вон сколько времени ждал, пока они разродятся, значит, источник их осторожный очень. Хорошо, что товар мелкими долями идёт, где-нибудь он да проколется, но наверняка всё, что продать хотел, из хранилища уже унёс и теперь думает, как бы не прогадать.

Женщина в несколько коротких глотков выпила коньяк, поставила пустой стакан на столик. Щёки её порозовели, в глазах появилась искорка.

– Так что с этим молодым человеком произошло? – с некоторой томностью в голосе сказала она.

– Парень работает шофёром в прокатной конторе, и сами видели, как ловок и силён. Хотел его в помощники взять, денег предложил и на совесть надавить пытался, но пока что не получается. А один я не справлюсь, нужен кто-то, кто будет мне ассистировать, и на эту роль, моя дорогая кузина, вы не подходите.

– Не паясничайте, – с ленцой сказала модистка, – привлекать посторонних категорически запрещено. Вы ведь ему не разболтали про ОГПУ?

– Сказал, но как видите, он не поверил. Парень из крестьян, я его биографию в прокате вызнал – воевал за ваших на Карельском фронте, даже какую-то медаль имеет, потом контузия и больница. Идеальный вариант, такой не будет раздумывать, прикончить бандита или нет, надо нам с вами его на свою сторону привлечь.

– Райнис будет против, – Мальцева вздохнула, обмахнулась ладонью, протянула стакан, – а плесните-ка мне ещё коньячку, а то что-то меня то в жар бросает, то в холод.

Сергей хотел только припугнуть Коврова, который своей угрозой подставился под ответный шаг, а когда холодный расчёт вдруг сменился желанием убить, вовремя себя одёрнул. Накатившее чувство ярости было коротким и сильным, казалось, дай он ему волю, и нож бы не скользил по гладкой ткани, а вошёл под рёбра. Но желание это пропало так же быстро, как и появилось, а контроль над собой он не потерял и поэтому не слишком обеспокоился.

Важнее было то, что нашёлся повод из этой истории уйти. Каждый день маячить перед бандитами, у которых на него, Травина, был зуб и которые могли его узнать, Сергею совершенно не хотелось. Пока обошлось, но появится этот пацан, сбежавший в Сокольниках и следивший за ним до трамвая, и пальцем ткнёт. Свои возможности молодой человек оценивал трезво, с двумя-тремя бандитами он разберётся, но неизвестно, сколько их там вообще, и, если вся шайка начнёт охотиться, тут уж о спокойной жизни можно забыть. А пацан его обязательно узнает, раз он и за Ковровым следил, то увидев шофёра, тут же к своим дружкам побежит.

Из-за закрытой двери он разговор подслушал как раз до того момента, когда гостья предложила Николаю потрогать, как стучит её пламенное коммунистическое сердце. Возможно, родственник не врал, и он, и женщина упоминали какого-то чекиста Райниса; фамилия эта молодому человеку ничего не говорила, и вообще, латышей в ВЧК было много, чуть ли не каждый третий. Но помогать Коврову он не собирался, если предположить, что ОГПУ знает про хищения, то они и без него разберутся, более того, посторонний, как сказала гостья, человек только мешать будет. Так что он без сожаления оставил ключ от персонального авто конторщику, предупредив, что наниматель спустится позже и просил не беспокоить, и вышел на улицу Белинского, а оттуда – на площадь Свердлова, бывшую Театральную, где останавливался четвёртый трамвай. Очередь на остановке была такой, что Сергей огляделся в поисках извозчика, увидел знакомый радиатор такси, прикинул, сколько будет стоить поездка, пошёл до дома быстрым шагом, переходящим в бег, и уже через сорок минут был в Сокольниках.

– Нашли, – встретила его Пахомова, – окаянных этих.

– Кого, тётя Нюра?

– Кто музыканта убил. Споймали и солонку нашли, а я ведь тебе говорила, что не брала, а ты не верил.

– Да верил я, успокойся. С чего взяла?

– Милиционер приходил, – Пахомова пребывала в радостном возбуждении, выходит, теперь с неё все подозрения снимались, и одновременно жалела, что слишком рано ложечки отдала, – говорит, мальчонка солонку барыге отнёс, а милиция его арестовала и нашла. А мальчонка этот точь-в-точь такой же, что к Льву Иосифовичу приходил на скрипке играть со своей мамашей, рожа дебильная и косоглазый.

– Кого арестовали-то?

– Да барыгу.

– А пацан?

– Да кто ж его знает, небось бегает где-то, но Тимофей Лукич сказали, что обязательно его разыщут и узнают, кто Льва Иосифовича, царствие ему небесное, прикончил.

– Значит, убийц-то не поймали?

– Выходит, так, – Анна перекрестилась, – ой, а я всё милиционеру рассказала, а если он скажет, что это я, а они на свободе гуляют, что же делать-то?

– Ты – не знаю, а я спать, у меня смена в семь утра, – сказал Сергей и пошёл на свою половину.

Дверь в комнату Федякина была приоткрыта, слесарь что-то мастерил за столом. Увидев Травина, он приветливо улыбнулся, но к себе звать не стал, а молодой человек и не напрашивался. Со слесарем у Сергея царило полное взаимопонимание, он не лез в дела Федякина, а тот – в дела молодого человека. Но когда однажды у Травина сломался замок, сосед не только починил его, но ещё и рассказал, а главное – показал, как открыть заклинивший механизм подручными средствами, не ломая дверь и стену. Сергей заинтересовался, и за три червонца получил целый курс по взлому замков и набор отмычек в придачу. Целый месяц по вечерам Федякин его гонял, заставляя закрывать и открывать замки, которые он откуда-то приносил чуть ли не вёдрами, матерясь и перемежая междометия блатной музыкой, пока не понял, что образовательный процесс дошёл до логического конца и больше уже ничего от ученика он не добьётся. Но Травин и этому был благодарен, как говорится, опыт – дело наживное.

– Вот же не спится людям, – зевнул молодой человек и тихо, без щелчка, отгородился дверью от милиционеров, бандитов и слесарей.

Федька Косой попался по глупости. С утра он забежал в торговые ряды возле кинотеатра «Орион», там, в лавке зеленщика, пацан иногда подрабатывал, если было свободное время и в нём, Федьке, нужда.

– Сегодня сами справимся, – сказал зеленщик, держа в руках ведро и пытаясь ногой отодвинуть мешок картошки.

Возле лавки чумазый пацан из беспризорных чистил капусту от гнилых листьев, появление конкурента он воспринял равнодушно. А Федька не стерпел, когда зеленщик отвернулся, схватил с прилавка пучок моркови и только собрался убежать, как почувствовал, что кто-то держит его за воротник.

– А ну пусти, – попытался вывернуться он и упёрся взглядом в дворника.

В рядах работали три работника метлы, с двумя Федька ладил, и ему даже спускали мелкие шалости, а вот именно с этим, щербатым мужиком с седой бородой, он постоянно ругался. В глазах дворника, увидевшего, кого он поймал, зажглось торжество. Федька попытался пнуть щербатого по колену, но тот был начеку.

– Что, попался, косоглазый, – с негой в голосе сказал он. – Не торопись.

Дальше дворник достал из нагрудного кармана свисток и выдал трель. Не прошло и минуты, как рядом объявился милиционер.

– Чего свистишь?

– Да вот, нарушителя споймал.

– И что?

– Да ты внимательнее посмотри, – дворник прямо-таки лучился от счастья, – это же который под описание подходит, я его давно наблюдаю, прохиндей. Как здесь, так пакость норовит учинить, теперь за всё ответишь, ирод.

Милиционер ухватил Федьку за руку, больно сжимая кисть, и поволок за собой. Тащил он пацана, почти не напрягаясь, сказывалась разница в весе. Федька пытался вырваться, но служитель закона вцепился в него мёртвой хваткой. Тогда парень упал на землю, подумав, что тащить его до отделения митлюк не будет, но тот и не стал, подождал, когда подойдут ещё двое милиционеров, и уже втроём они, схватив мальца за руки и за ноги, понесли его в тридцать шестое, а оттуда на извозчике в кандалах – в тридцатое, в пожарную каланчу. За повозкой бежали беспризорники, свистели и кидались огрызками, а Федька был страшно горд, мало того, что повязали, так ещё и в железо как взрослого заковали.