Шофёр - Никонов Андрей. Страница 4

– Ладно, – Коробейников примирительно поднял ладони, – но ты и меня пойми, хороший шофер к нэпману бежит в частный гараж, там ему вдвое, а то и втрое против нашего дадут заработать, или напрокат машину берёт и сам себе хозяин. А Пыжиков, как ни крути, водитель неплохой, за машиной кое-как следит, а что характер паскудный, так ведь тебе с ним не жить и детей не крестить.

– Это верно. Ну что, я скажу, что ты мне всё высказал, я осознал и исправлюсь. Ты меня на другую машину передвинь, глядишь, и успокоится Пыжиков. А я перед ним извинюсь, поговорю по душам, по-пролетарски.

– Только попробуй! Чтобы не смел его пальцем тронуть, а то не посмотрю, какой ты замечательный, выгоню. Как из отпуска выйдешь, сделаем, как ты сказал – Попашенко на твоё место передвину, а тебя в четвёртую линию. Но про Автопромторг забудь, у меня и так вас тютелька в тютельку, заболеет кто, и простой у машины образуется. Уговор?

– Уговор, – Травин пожал протянутую руку и вышел из начальственного кабинета.

– Ну как? – Сима оторвалась от «ремингтона». – Уволил?

– Почти. Сказал, что я на волосок, и если бы не ты, то точно выгнал взашей, – Травин вытащил из кармана коробку монпансье фабрики имени Петра Бабаева. – Вот, держи, от моего сердца твоему.

Сима зарделась, убрала конфеты в ящик стола, а потом мечтательно смотрела на дверь, за которой скрылся шофёр.

Опоздал Сергей не просто так, клиент попался аж под самый конец смены, и где – совсем рядом с гаражом.

Каланчёвская площадь затихала только под утро, и то ненадолго. Стоило последнему трамваю исчезнуть, как к грузовым путям станции Октябрьской дороги выстраивались вереницы гужевых повозок, забиравших прибывшие в Москву товары. Пассажирские поезда прибывали к вокзалам круглосуточно, выплёвывая толпы людей с котомками, чемоданами и коробками. Образцовые столовые и привокзальные рестораны работали до рассвета, сытые и пьяные посетители только часа в три-четыре разъезжались по домам.

Вереница автомобилей стояла на стороне Рязанского вокзала, водители выглядывали публику позажиточнее. Частных такси было совсем немного, пять или шесть, москомхозовских – два, остальные водители справедливо решили, что гоняться за редким клиентом куда накладнее, чем хорошенько выспаться. Утренний пассажир считался прижимистым, и, как правило, был с багажом. С этим у таксомоторов были проблемы – багажного отделения как такового не предусматривалось, и вещи ставили прямо в салон или подвешивали снаружи. Хорошо если один человек прибыл, а как семья, то в машину такие не полезут, выберут извозчиков, у них и ломовые повозки имеются, и в обычных места побольше.

Травин подъехал к вокзалам утром в начале восьмого, когда уже начали ходить трамваи. До этого поколесил по центру города, подхватывая пассажиров по дороге у мест отдыха или ожидая на стоянках на площади Свердлова или на Столешниковом, среди рестораций и дорогих магазинов, там нэпман на нэпмане сидел. Но к утру клиентов почти не оставалось, на Каланчёвку он заехал на всякий случай, от трёх вокзалов рукой было подать до таксопарка. Неожиданно для середины июля похолодало, ночью при дыхании пар валил изо рта, а под утро выпала роса.

– Эй, бегом сюда, – позвал Сергей мальчишку, торговавшего сдобой и горячим сбитнем.

Тот подкатил тележку, передал в открытое окно три больших пирога с требухой и грибами, забрал кружку.

– Рупь и пятак, – маленький торговец налил исходящий паром и пахнущий мёдом и травами напиток.

– Ты не оборзел ли, шкет? Ещё на прошлой неделе дешевле на гривенник было.

– Такие цены, дядя, место людное, опять же ночи студёные пошли, – мальчишка забрал деньги и поспешил к другим покупателям.

Сергей только вздохнул. На рубль можно было неплохо не только позавтракать, а ещё пообедать и поужинать, вокзальные цены сбивали с ног. Но торговля у разносчиков шла бойко, малой прямо на глазах Травина распродал всё извозчикам и со всех ног побежал за новым товаром, волоча тележку за собой.

Пока Сергей ел, со стороны Октябрьского вокзала повалила толпа приезжих. Здесь народ был более-менее приличный, в основном из бывшей столицы или приграничных областей, извозчики отъезжали один за другим, таксомоторы придирчиво осматривались и тоже кое-как разбирались. Молодой человек стоял в самом конце очереди и надеялся, что до него пассажиры не доберутся.

Третий пирог доесть Травину не дали, в окошко набалдашником тросточки постучал неожиданный клиент.

– Браток, до «Европейской» сколько будет стоить проезд?

Мужчина лет сорока, с усиками и модной бородкой клинышком, в шляпе и с тросточкой, не дожидаясь ответа, залез в машину и устроился на переднем сиденье. С собой у пассажира был небольшой кожаный саквояж с серебряной пряжкой. Сергей прикинул, развернуться на площади, потом проехать сотню метров по Домниковской, выходило меньше километра.

– Восемьдесят копеек, – сказал он, – да вы, гражданин, не бойтесь, у нас контора государственная, вон, счётчик уже четыре гривенника за посадку отсчитал, так что обмануть никак не получится.

– Совсем задаром, – удивился пассажир, – извозчики в центр города трёшку просят.

– Какой центр? «Европейская» здесь, на Домниковке, пешком быстрее дойти, – Травин усмехнулся. – Или вам в ту, что на Волхонке, надо? В самый центр?

– В неё, – мужчина нетерпеливо кивнул. – В самую что ни на есть лучшую.

– «Европейская» на Волхонке по высшему классу, только там за валюту и для иностранцев, – предупредил Сергей, нажимая рычаг газа, – но раз вы решили, поехали.

– Эй, погоди, – пассажир всполошился, – какие иностранцы? Ты мне баки не забивай, поясни.

– Их две, гостиницы, и обе «Европейские», – Травин пропустил извозчика, потом шестой трамвай и развернулся к площадке возле Октябрьского вокзала. – Одна здесь, второй категории, на Дубниковке в двадцать седьмом доме, а вторая на Волхонке, она к Бюро по иностранцам относится. Там посольские живут и коммерсанты заграничные.

– Тьфу, – усатый сплюнул, – вот и слушай других. Скажи, браток, а какие есть, чтобы первого разряда, я, понимаешь сам, человек серьёзный и не могу селиться в клоповнике.

– Первого? – Сергей задумался. Пассажир был одет с шиком, да и набалдашник у трости выглядел недёшево. – «Балчуг» есть, он же «Новомосковская», это на набережной, там ещё меблированные комнаты сдаются, потом «Астория» в Долгоруковском переулке, она же улица Белинского, и «Дом Востока» на Старой площади, здание ОГПУ неподалёку.

– В «Дом Востока» не хочу, куда ближе?

– Да и так, и эдак километров пять выйдет.

– Тогда давай в «Асторию», – клиент снял шляпу, обнаружив полное отсутствие волос, над правым ухом белел шрам. – Название нравится. В Петрограде тоже такая есть.

Травин кивнул, двинул рычаг переключения газа, нажал на педаль сцепления, «рено» чихнул сизым дымом и медленно тронулся, пропуская тридцать пятый трамвай, потом, набирая скорость, выехал на Каланчёвскую улицу, с неё – на Мясницкую, следом в Театральный проезд и сразу после поворота на Тверскую повернул на Белинского. Там, в бывшем доходном доме Л. А. Постниковой, располагалась бывшая же гостиница «Астория», которая теперь называлась «Пассаж».

– Два сорок, – сказал Сергей, заехав во двор.

– Ну уж дудки, – пассажир достал пачку денег, вытащил оттуда червонец, – бери, бери, без сдачи. Другой бы обманул, покрутил по городу, а ты молодец, не подвёл. Ну и я человек не бедный, чтобы жмотничать. Лицо мне твоё знакомо, скажи, мы с тобой раньше не встречались? В Петрограде, например?

– Не припомню, по стране меня помотало, но в Петрограде ни разу не был, – Сергей покачал головой.

– Значит, показалось. Бывай, браток.

Травин подождал, когда за клиентом закроется тяжёлая дубовая дверь с медными заклёпками и кованой ручкой, выжал педаль заднего хода. Пассажира звали Николай Леопольдович Гизингер, и он приходился Сергею двоюродным дядей. Молодой человек поморщился, любое воспоминание о жизни до контузии вызывало острейший приступ головной боли.