«Колонист» - Поселягин Владимир Геннадьевич. Страница 53

– Нет.

– А тебя туда возили маленького, к докторам. А село наше называется Кожанка. Всего сто хат, шесть сотен человек, но всё же колхоз свой, школа-восьмилетка, медпункт, почта, сберкасса, церковка, сейчас там склад колхозный, это имеем. Даже участковый милиционер свой. А вот МТС у нас в деревне в семи километрах от Кожанки, там каменный цех удобный, разместили станцию временно, а получилось навсегда. Не очень удобно. У тебя отец знатный механик, там работает, каждый день туда ездит на «полуторке». Та рабочих возит на станцию и обратно. А иногда пешком ходят, если машина сломана. Егор оттого и переполошился, когда тебя убил, точно убил, я грудь слушал, не билось сердце, все слушали. По часам посмотрел, четыре минуты сердце не билось. А Михалыч суров, он бы Егорку не простил, даже за убийство сына-дурачка. А теперь стол ему накроет, самогоном и водкой зальёт, сыну разум вернул.

Не знаю, отчего председатель местный таким словоохотливым стал, может, характер такой, не затыкается, но я слушал и мотал на ус. Пригодится. То, что семья есть, это хорошо, помогут освоиться, а вот то, что председатель молодёжь из села не выпускает, это плохо. Хотя я же дурачок, пусть и с разумом, это другое дело. Поглядим.

Тут мы въехали в село, до него километров шесть было, и подъехали к зданию, где с одной стороны колыхался на ветру красный стяг и написано, что это сельсовет, а с другой – с торца отдельный вход и красный крест нарисован, и надпись над дверью: «Медпункт».

Председатель мягко притормозил и, заглушив движок, быстрым шагом вошёл в медпункт, вскоре выйдя с пожилым усатым мужчиной в белой медицинской шапочке и халате. Лицо у него было ошарашенным, а председатель рассказывал, что случилось. Осматривать на месте меня не стали, помогли вылезти, я действительно был слаб, и отвели в процедурную. Как я понял, тут вообще было три помещения, небольшой склад, процедурная, он же кабинет фельдшера, и палата на четыре койки. Общая, но есть ширма. Удобства во дворе, однако имелась вода. От колодца в бак носили и в умывальник.

Председатель, оставив меня на попечение медика, сразу свалил, у него и так дел много, а тот стал обрабатывать рану спиртом, а потом, достав скальпель, вскрыл шишку, из которой хлынула кровь, да и боль уменьшилась, дальше так надавил, осматривая рану, что я вскрикнул и потерял сознание. Вот ведь коновал.

Очнулся я уже в палате, обнаружив что сейчас раннее утро, солнце только поднимается, по лучам понял, опытному взгляду это видно, а рядом на стуле сидела и спала девчушка лет десяти. За спиной у неё ширма, и там на койке кто-то кряхтел. Раз ширма, значит. противоположного пола больной. Подняв руку, я ощупал голову, обнаружив там повязку. Потом приподнял простыню и вижу себя голого… Хм, а инструмент у парня действительно солидный, но не огромный, под которого и бабу-то не подберёшь. То есть идеальный, и большой, и всем подойдёт. Не удивлюсь, что подозрения председателя верны, и бабы пользовались дурачком, который не понимал, что с ним делают. Хорошо и ладно. Тогда понятно, чего тот бегал с голым членом за девками. Понравилось, ещё захотел. А раз баба, значит можно. Хотя о чём я думаю? Всякая хрень лезет в голову. Ладно, бракованное тело попалось, которое благодаря мне излечилось, вот и хорошо. А из села надо валить. Пять лет до начала войны, надеюсь успею подготовиться. Обустроюсь на территориях, до которых враг не дошёл, да и семью стоит вывезти. Правда, с таким председателем сомневаюсь, что получится, но постараемся.

Кровать скрипнула, когда я пошевелился, в туалет сильно хотел, вот и раздумывал, как с кровати слезть и сиделку рядом не разбудить. Не получилось. Девчушка, вздрогнув, проснулась. Сначала непонимающе смотрела на меня, видимо, не проснулась ещё до конца. Наконец очнулась и стала меня пристально разглядывать, а я её. Наконец она не выдержала и спросила:

– Так ты говоришь или нет?

– Ты кто, чудо?

– Говоришь, – расплылась та в улыбке. – Чудо-то какое. Леська я, сестра твоя. А ты Юра, брат мой. Мамка сейчас придёт, у неё уроки скоро начнутся, но она принесёт покушать.

– Долго я лежу?

– Вчера привезли, только ты потерял сознание, так доктор сказал, а сейчас проснулся.

– Ага, меньше суток, значит, – сделал я вывод. – Ладно, покажи, где тут уборная, а то невтерпёж уже.

– Доктор горшок дал. Вдруг у тебя голова закружится?

– Сейчас проверим.

Завернувшись в простыню, одежды я рядом не увидел, встал, осматривая себя. Тело действительно крепкое, грудь лиловая от ударов Егора, надеюсь, в ребрах трещин нет, переломов точно, иначе шевелиться было бы больно. В голову чуть отдавало болью, но стоял я крепко на ногах и чувствовал себя куда лучше, чем вчера. Правда, голова слегка кружилась и мутило, сотрясение точно имеется, но терпимо. Выйти на улицу и подойти к скворечнику сельского сортира я смог самостоятельно, сестричка ожидала в сторонке, пока я сделаю свои дела. Потом сопроводила к умывальнику, тут я тоже сам руки помыл и лицо, и помогла дойти до кровати. Меня стало слегка шатать и сильнее мутить. Ну и когда лёг, получил стакан с водой. Пить хотелось не меньше, чем есть, так что махнул его разом. Когда я в палату возвращался, смог взглянуть на соседа по палате. Ширма не мешала, там какая-то беспокойная старушка на койке возилась. А тут, вернув стакан, посмотрел на сестрицу и сказал:

– Рассказывай. Я из семьи и соседей никого не помню и не знаю, заново придётся знакомиться. Хочу всё знать.

Эта тарахтелка заработала, и ко мне начала поступать нужная информация. Думаю, к приходу матери моего нового тела большую часть информации я получу. А через час действительно подошла сухонькая женщина лет сорока пяти, которая обрадовалась моему виду, общению, и вообще жизнь прекрасна. Принесла она немного, в глиняном горшке томлёные щи, причём как я люблю, заправленные сметаной, два куска хлеба, две ложки и квас в небольшом кувшинчике. Почему две ложки, понял сразу, сестрицу тоже покормить нужно; вот та взяла хлеб и за компанию навернула со мной щи. Всё съели и кваску попили. Конечно, утром тяжёлые щи – это не то, однако я был голоден и согласен на всё, что принесут. Мама, а теперь я мысленно привыкал её так называть, сидела рядом и умильно за нами наблюдала, положив подбородок на ладони. Как мне уже сообщили, бывший хозяин этого тела вёл себя за столом не особо культурно, отбивая всем аппетит. Хотя в семье уже привыкли и не обращали внимания, но для новичков вид был неприятный. А тут я ел аккуратно, с прямой спиной, и это радовало мать. А попросил я её принести учебник истории. На недоумённый взгляд пояснил, мол, картинки посмотрю. А вообще хочу научиться читать и писать, чем довёл ту до слёз от радости.

В медпункте я пролежал две недели, фельдшер подтвердил сотрясение, признал его средней тяжести и прописал постельный режим, заодно за мной наблюдал, задумчиво так поглядывая. Видимо, я в чём-то выбивался в поведении. Сам он жил рядом, квартирку получил в четырёхквартирном бревенчатом бараке, так что, если что, сразу спешил к больным в палате. Благодаря родственникам, что ходили ко мне, еду носили, ухаживать теперь за мной не надо, сам справлялся, что их радовало, я освоился, хотя наружу кроме как в сортир не выходил, и в принципе смогу сойти тут за своего. А вот слух о том, что дурачок разум получил, разнёсся. Паломничество было изрядное в первые дни, хотя потом всё сошло на нет. Удовлетворили люди любопытство, пообщались со мной, заодно я с людьми познакомился. Хорошо всё прошло. Со всеми родственниками познакомился, с отцом, тот со слезами на глазах пришёл, увидел, что я действительно в порядке, даже обнимать начал. Был и патриарх семейства, дед Михаил Кузьмич. Он из донских казаков был, из нейтральных, ни за белых, ни за красных, а что за Россию. Тут осел, жена померла, но сын остался. После Гражданской всего один, так и жил тут с семейством сына. В общем, интересная семейка, познакомились. А сейчас пора на выход, меня выписали.

Не знаю, то ли в селе с зеркалами дефицит, то ли никому это не нужно, но в медпункте зеркала не было, даже над умывальником не висело. А на ощупь вихры у меня знатные, да ещё над лбом все срезано, как залысина, фельдшер постарался, очищал всё вокруг раны. Сейчас повязки нет, розовый шрам имеется, сестрицы, что меня навещали, сообщили, а так стоит посетить парикмахера. К счастью, в селе он был, кабинет имел с торца здания сельмага. К нему не только сельчане ходили, но и из деревень ближайших. Впрочем, в школу водили детей или в медпункт, в тот же магазин. Одним словом, село тут – центр местной жизни.