Грань (СИ) - Ренцен Фло. Страница 6

В контексте места и времени мой худосочный, долговязый брат с выпирающим кадыком более чем обычно кажется мне щеглом-оборванцем. Последнее связано не с его прикидом «спорт-оверсайз», нормальным для пятнадцатилетнего лего-блогера, а, скорее, с устало-невыспавшейся, непутевой обездоленностью, которой несет от него за три версты.

Когда он, встрепенувшись, подается к нам, опасливо поглядывая на сидящих рядом с ним мужиков, его лего кажется мне детской сказкой, до боли нежной и безвозвратно канувшей в Лету. От этого мне хочется и отчаянно плакать, и рвать и метать одновременно.

— Во, вот и ма-ама приехала, — подает голос один из них.

— Это сестра его старшая, — участливо поясняет из-за стойки Оливия. – Приветик, моя сладкая.

Заставляю себя коротко, но миролюбиво бросить ей, не глядя на тех:

— Привет, — а сама наравне с Риком, не прячась за него, неспешно приближаюсь к «тюремщикам», один из которых иронично приветствует меня:

— Здравствуйте.

Вместо приветствия спокойно спрашиваю:

— Это у вас телефон моего брата?

Он поднимает кверху руки. Я собираюсь уже повернуться к остальным и, если придется, выяснять с каждым из них по отдельности, но Рик спрашивает:

— Пацаны, сотку не находили?..

— Да, кац-ца... — отзывается кто-то из них.

Спрошенный мной кивает тому, второму на меня, и мне ее возвращают.

Вместо благодарности, спрашиваю про между прочим, будто хочу знать, который час:

— На каком основании забирали сотовый? И удерживали моего брата?

— Его как раз-таки никто не удерживал. Он мог оставить телефон, как залог, и уйти.

«Пиздеть я и сама умею» — «говорю» ему взглядом.

— Слушайте, мы не хотим стресса, — по-цивильному говорит... Резо? Нет, это не Резо, но похож, только лицо не такое изможденное, и нет на нем того замогильного выражения, как у Резо. Не дай Бог, еще окажется, что он обо мне наслышан. Если так, пусть гонит скидку.

— Да мы тоже не хотим, братан, — спокойно соглашается с ним Рик. – Нас с объектов посрывали, работа горит...

— Да уж, дети... – многозначительно вздыхает родственник Резо. – Мой тоже рано начал.

— Я не начинал... – подает вдруг голос Эрни.

Вопреки тому, что заодно с этими я и его тоже убить готова на этом вонючем месте, пахнущем именно так, как ему положено пахнуть в девять утра, твержу себе, что надлежит выказывать солидарность с братом и видимость осведомленности о его похождениях.

Поэтому киваю, не глядя в его сторону:

— Да-да, я в курсе, — а тем предлагаю: — Давайте рассчитаемся.

Мне подают счет, приглашая ознакомиться.

— Тут за четверых. Вы были тут вчетвером? – спрашиваю у Эрни. – Где они?

— Ушли раньше, — начинает объяснять Эрни, съежившись.

Понимаю, что он не думает ни на кого валить или кого-либо закладывать. Мне становится тошно и хочется поскорее выйти, чтобы не пришлось потом Оливии вытирать мою блевотину с бархатных фиалковых кресел.

— Ладно, — делаю нетерпеливо-деловой жест рукой. – Разберемся.

Рик вытаскивает четыре двухсотки.

Итак, когда мы благополучно выкупаем моего брата... елки-моталки... из борделя все эти грозные держиморды становятся вдруг безобидными и даже обходительными.

— Ладно, пацан, через пару годиков – милости просим, — хлопает его по плечу родственник Резо.

Надеюсь, болезненный стон сквозь зубы: «Н-не д-дай Бог-г-г...» — не слишком явственно отпечатался на моем кислом лице. Пусть не ждет, что я попрошу передать привет.

— Пошли уже, а... – вполголоса говорю брату.

Заставляю себя не цапать Эрни и не тянуть его за собой за шкиряк.

Выходим молча. Видимо, там, внутри меня так накрыло, что мороз теперь приводит в чувство. Вижу, что Эрни еще немного напуган, но не забочусь о том, чтобы привести в чувство и его.

— Че, зассал? – спокойно осведомляется Рик. Эрни с молчаливой благодарностью принимает у него из рук банку с энергетиком и кивает только.

Я вообще-то считаю, что хватит уже его теребить и отсюда мы сами как-нибудь доберемся, но Рик усаживает нас в машину и, не спрашивая, везет нас в Веддинг. Эрни явно хотел бы перекантоваться у меня, но нет: пусть обломается и едет к родителям. Пусть отец ему мозги вправляет.

Рик нарушает молчание:

— Ниче, они ребята безобидные.

— М-м – безобидные, блять! – рыдающим баском восклицает Эрни. – Хули сотку забрали, пиздюки...

— Вернули же, — спокойно замечает Рик.

Ну надо же, мой брат умеет ругаться матом по-русски. Я до того злюсь на него, что даже не успеваю заострить на этом внимание.

— Это не мое ваще... Не я там нагулял...

— Ты пил? – спрашиваю его отцовским тоном, поскольку не знаю, какой тон в подобном случае был бы у Пины.

— Только пиво...

Да, пиво там тоже было на чеке, припоминаю.

— Сколько бокалов?

— Три... или четыре...

Нормально для девятиклашки, чтоб в итоге «хорошеньким» быть, думаю, кивая.

— Я за компом сидел, мне все новое приносили.

— У тебя дома компа, что ли, нет?.. – спрашиваю тихо и бесцветно, проламывая взглядом обледенелые лужи на замызганных тротуарах Курфюрстенштрассе.

Надо отдать должное Эрни, он у меня действительно еще «зеленый» и в целом правильный. Не подумала бы, что когда-нибудь скажу так про него. Во-первых, он и правда сожалеет, что пришлось втянуть меня во все это, поэтому сам, без моих допытываний, рассказывает мне, «как оно все было». Во-вторых, его рассказ сводится к тому, что в эту ночь он якобы не терял девственности с проституткой. Он зашел туда с тремя своими корешами, из коих только одному восемнадцать. То ли того там уже знали, то ли поверили остальным на слово, что, мол, «за паспортами в машину идти холодно» — в общем, пропустили всех. Эрни пацаны затянули с собой, чтобы «сделать мужчиной» и, как выяснилось потом, подставить и оттянуться за его счет. Пока все, взяв себе «по напитку», разошлись «по комнатам» — трахаться, Эрни всю ночь «пробложил» — вот, могу проверить время на его постах, от чего молча отказываюсь. Правда, из всей их компании он, наверно, больше всех выдул пива. Ай-яй-яй. К утру, с непривычки изрядно окосев, пошел искать всех. Никого не нашел, но зато нашли его. Секьюрити нашли – он и протрезвел резко.

Эрни басит-рассказывает, а я с какого-то момента перестаю воспринимать слова – только его голос. Он у него теперь ниже, чем у Рика. Эрни и правда повзрослел, но отчего-то мне совсем не хочется назвать его взрослым.

Давешняя злость моя сменяется опустошенным разочарованием.

— Мгм... мгм... – повторяю лишь.

На меня накатывает новый приступ злости: маленький сукин сын – думает, заболтал, а дура-«сис» все схавала...

Когда Рик высаживает его возле отцовской квартиры, почти как когда-то после их совместных лего-сессий, Эрни смотрит на него с невыразимой пацанячей преданностью и благодарностью. Он по-хоумбойски прижимается к нему плечом и, сжимая его руку, говорит проникновенно:

— Спасибо, братан.

Нашел братана, думаю, исходя желчью. А что живая родная сестра, за свое же бабло выкупившая, рядом стоит – на это положить. Она ж никуда не денется.

Теперь брат все же кажется мне реально взрослым парнем, причем, одним из таких, с какими мне не о чем больше разговаривать.

Но он потом и обо мне вспоминает и порывается обнять.

Но я, не допуская телячьих нежностей, соплей и обжималок, ворчу-провожаю его:

— Иди уже, ух-х...

Так вот отправляем Эрни в объятия маменьки и папеньки – Рик – хлопнув по плечу, я – пинком под зад почти. Пусть сам им все объясняет, если они дома. Пусть отбрехивается. Я пас.

Потом Рику надо позвонить. Соображаю, что просто так смываться не хочу, поэтому использую время, чтобы снять деньги и рассчитаться с ним. Не удивляюсь, когда он не хочет брать, однако очень решительно сую ему в карман четыре двухсотки.

Когда это сделано, собираюсь идти на метро, но Рик как-то незаметно усаживает меня в машину.

В машине даю волю накопившимся эмоциям.