Сегодняшние сказки (Земля обетованная вокруг нас) - Кривин Феликс Давидович. Страница 4
Но гуру их учил: к вере можно прийти только через неверие, к победе – через поражение, к созиданию – через разруху. Это напоминало его первую родину, которая шагала от разрухи к разрухе по пути своего великого созидания. Викингам было легче: им нужно было всего лишь переплыть океан. Если б они плыли от катастрофы к катастрофе, от потопления к потоплению, они бы махнули рукой на эту Америку и Колумбу заказали бы: не открывай! Лучше открой свое дело, Колумб, сказали бы викинги, заработай сначала на собственную жизнь, а потом уже на жизнь будущих поколений. Чем светлее будущее, тем чернее отбрасываемая им тень, и не станет настоящее твое светлей оттого, что укроется в тени светлого будущего.
Встреча с Офелией в Эльсиноре
Фру Енсен-Ротенберг никогда не была фрекен, как бывают женщины скандинавских стран. Она была пани. Пани Ротенберг.
За то время, что мы не виделись, она успела побывать пани Ротенберг-Каминской, затем фру Ротенберг-Каминской и лишь после этого стала фру Енсен-Ротенберг. Вот как долго мы с ней не виделись.
Она стала Ивановой. В Дании сотни тысяч Ивановых, но половина их скрывается под фамилией Енсен, а другая половина под фамилией Хансен или Йохан-сен. Ну, не то, что скрывается, а просто в Дании принято так называть Иванова. Если он, конечно, Иванов. В Дании всюду Ивановы. Даже музей Андерсена не на улице Андерсена, а на улице Ивана Иванова, поместному – Ханса Енсена. Из-за большого количества однотипных фамилий датчанин, вступая в брак, с удовольствием берет себе вторую фамилию. Вот так один из Енсенов стал Енсеном-Ротенбергом, а на работе – просто Ротенбергом, по ому что фамилию Енсен его сослуживцам скучно произносить. В течение дня им столько раз приходится произносить фамилию Енсен, что они рады случаю отдохнуть на фамилии Ротенберг.
Может быть, где-нибудь, в какой-то другой стране, фамилия Ротенберг не пользуется таким уважением, но Енсен-Ротенберг ею очень гордится. И женой гордится, которая дала ему такую фамилию. И тестем гордится, который дал его жене такую фамилию. А тесть гордится зятем и гордится его страной, в которой можно смело быть Ротенбергом и звучать не хуже Иванова.
Мы идем с фру Енсен-Ротенберг по Эльсинору, по гамлетовским местам. Она поблизости здесь живет – шутка сказать, жить поблизости Эльсинора! По всем налоговым и прочим житейским делам она обращается непосредственно в Эльсинор, нисколько не связывая это с шекспировской трагедией.
Сегодня город отмечает столетие профсоюза красильщиков и еще какую-то дату профсоюза пивоваров. Оба этажа музея заполнены красильщиками и пивоварами: первый этаж красильщиками, второй – пивоварами. Никто и не вспоминает о гамлетовских делах.
Фру Енсен-Ротенберг то и дело вступает в разговор с представителями этих замечательных профессий, очень серьезно их выслушивает и что-то серьезно им объясняет. Фру Енсен-Ротенберг вообще серьезная женщина, никогда не поймешь, когда она смеется, а когда слушает и говорит всерьез. В свою бытность пани она не раз попадала в смешное положение. Однажды, когда родители послали ее в магазин за трубкой для фильтрования, она попросила трубку для флиртования, чем насмешила весь магазин. А приехав в Копенгаген уже взрослой женщиной, пани Ротенберг-Каминской, она выразила недовольство в гостинице: почему пани из соседнего номера меняют простыни каждый день, а ей с мужем Каминским только раз в неделю. Оказалось, что пани из соседнего номера меняет и мужей каждый день, такая у этой пани профессия.
С тех пор фру Енсен-Ротенберг избегает попадать в смешное положерше, предпочитая ставить в смешное положение других. Но, конечно, не своего мужа, Енсена-Ротенберга. Енсен-Ротенберг очень серьезный человек, академик, и к тому же он работает в министерстве финансов. Не каждому академику выпадет работать в министерстве финансов, а Енсену-Ротенбергу сама королева вручила медаль, потому что в Дании очень хорошо с финансами.
Между прочим, быть академиком в Дании – обычное явление. Читаешь в газете: «Академик 33-х лет, стройный, высокий, с чувством юмора, ищет девушку…» Невероятно! В 33 года академик! Да еще с чувством юмора! И при всех этих качествах он ищет девушку через газету.
Оказалось, что у них это в порядке вещей. Потому что академиком у них называется любой человек, получивший высшее образование.
Когда мы в последний раз виделись с фру Енсен-Ротенберг, ей было столько лет, сколько сейчас ее сыну. Фамилия сына Ротенберг-Каминский, потому что отец его был Каминский, но на самом деле он был не Каминский, у дедушки была другая фамилия. И когда во время войны они прятались от немцев, дедушка взял документы какого-то мертвого Каминского. Потому что фамилия Каминский была не такой опасной, как его собственная фамилия.
Зачем же Ротенбергу-Каминскому носить фамилию чужого Каминского? Он даже не знает, что это был за Каминский. И он охотно поменяет эту фамилию на фамилию будущей жены.
Не повезло этой фамилии – Каминский. То ее сняли с мертвого человека, то поменяли на фамилию Енсен, а теперь поменяют вообще неизвестно на что. Тот умерший Каминский и не подозревал, какая бурная жизнь предстоит его фамилии после его смерти. Да еще в Эльсиноре. Прямо хоть являйся призраком, вопрошай: «А что вы сделали с моей фамилией?»
Фру Енсен-Ротенберг не Офелия в Эльсиноре. Она была Офелией далеко отсюда, в другой стране. Там я ее встретил.
Это было в польском городе. Мы сидели в польском кино. Откуда-то из-за моря, издалека приплыли к берегу двое людей со шкафом. И в продолжение всего фильма они таскались со своим шкафом и никак не могли от него избавиться.
Потом они вернулись в море и уплыли со своим шкафом за горизонт.
Нам не понравилась их жизнь, не понравилось, что они ее прожили таким нелепым образом. Пришли из неизвестности и ушли в неизвестность. А в промежутке, в жизни, вместо того, чтобы жить, таскались со своим идиотским шкафом.
В то время в Польше была как раз такая жизнь. И у нас была такая жизнь. Только шкаф был потяжелее. Да и польский шкаф был изготовлен на нашей фабрике. И совсем как в этом фильме мы научились использовать шкаф как стол, резать на нем еду, но еды было мало, и она была плохая.
Фру Енсен-Ротенберг давно избавилась от своего шкафа. Прошло столько лет, она уже давно не Офелия. Но ей больше нравится быть в Эльсиноре не Офелией, чем Офелией там, где она раньше жила. Хотя место действия – это всего лишь место действия. Главное – роль, которую приходится играть. Место может быть самым лучшим, декорации – самыми лучшими, но если в роли нечего играть… Иногда роль нищего предпочтительней роли принца…
Так я себя убеждаю в Эльсиноре и при этом думаю: а как там мой шкаф? Мы его все еще используем как стол, но резать на нем уже практически нечего. И уезжают наши Офелии в поисках Эльсинора, уезжают наши Гамлеты, оставляя нам трагедию без действующих лиц, с лицами бездействующими и уже почти не похожими на лица…
Бердичев в Копенгагене
В датском кинотеатре шел советский фильм «Комиссар» – по рассказу Гроссмана «В городе Бердичеве». Комиссар – это женщина, которой в разгар военных действий приспичило рожать, и красные оставили ее в еврейской семье, каких много было в то время в уездном городе Бердичеве.
Еврейской семье это было совсем ни к чему. И эти красные, и эти белые, и их война, и все их революционные и контрреволюционные идеи. Поэтому поставленная на постой комиссарша не вызвала у евреев сочувствия. Но вскоре они заметили, что мадам военная собирается рожать, то есть делать хорошо им знакомое и привычное дело.
Рождение сближает больше, чем смерть. Примерно такой был смысл этого фильма.
Датский кинотеатр, в котором все это происходило, представлял собой контраст уездному городу Бердичеву. Город был серым, хотя его заняли красные, а кинотеатр был красным – и стены его, и кресла были обтянуты красной материей. Только в центре выделялись два кресла – белое и синее, видимо, для королевской четы. Два островка неба и воздуха в океане красного цвета.