Несовершенства - Мейерсон Эми. Страница 9

По окончании фильма зрители аплодировали, и Джейк встал, чтобы поблагодарить их, прекрасно замечая, что его родственницы не хлопают и выглядят так, словно увидели призрака.

Все вышли из зала, а женщины Миллер остались на местах. Поговорив с продюсерами, Джейк вернулся к матери и сестрам. Восторг схлынул с его лица, когда он понял, что больше не получится притворяться, будто это всего лишь кино.

— Ты спал с Нэнси Блум? — истошно завопила мать.

— И это все, что ты поняла? — рявкнула Бек матери. — Плевать на эту Нэнси! — И потом Джейку: — Я подчищала оценки? И тайком попивала пиво?

Джейк выглядел растерянным, и она постучала себя по голове, намекая на его безмозглость.

— Ты хотел унизить меня?

В тот миг Бек не приходило на ум, что ее институтские недруги могут немного покопаться и выяснить, что в фильме Джейка больше фактов, чем вымысла, и она не думала о том, что при поступлении умолчала об исключении из школы. В тот миг она была сосредоточена исключительно на невообразимом предательстве брата, который взял самые несчастные события из ее жизни и использовал их, чтобы развеселить зрителей.

— Это всего лишь кино, — пожал плечами Джейк, изо всех сил пытаясь принять невинный вид.

— Это, — Бек ткнула пальцем в направлении темного экрана, — подрыв репутации.

Джейк перегораживал проход, так что Бек толкнула его и вихрем вылетела в фойе.

— Хорошо, что Хелен этого не увидела, — заметила Дебора, быстро проходя мимо сына. — Мог бы пожалеть Бек.

Джейк и Эшли остолбенело смотрели ей вслед, поскольку наиболее безжалостно фильм, без сомнения, изображал Дебору. Воистину, люди видят то, что хотят, заключила Эшли. Конечно, было обидно, когда зрители смеялись над попытками героини, списанной с Эшли, искоренить свои филадельфийские привычки среднего класса. Но даже она невольно захохотала, когда утрированное подобие Райана в пьяном порыве выпрыгивает из такси и остается невредимым. Это было забавно, а на отсутствие чувства юмора Эшли не жаловалась.

Из фойе доносился рокот толпы — публика расхаживала в ожидании автобусов, которые повезут всех на банкет. Эшли внимательно осмотрела расстроенное лицо брата. В углах глаз уже начали появляться морщинки, а на висках седина. У него все еще была мальчишеская внешность, но старел он как-то неэлегантно.

— Фильм получился хороший, — сказала Эшли Джейку. — Но тебе не следовало писать этот сценарий.

— Да я и представить себе не мог такой реакции, — ответил брат. — Я считал, что он обо мне, мне и в голову не приходило, что он и о них тоже.

Эшли хотелось возразить. Он должен был это понимать. Как же иначе? По изумленному выражению его лица сестра догадалась: Джейк Миллер, как всегда, был сосредоточен на своих желаниях и даже не замечал, как его поглощенность собой ранит окружающих. Все характеры в фильме были переданы очень точно — все, кроме Джейка-Джоша, спасителя семьи.

Эшли взяла брата под руку и вывела его из зрительного зала.

— Мне на сутки дали освобождение от семейных хлопот, и я не собираюсь тратить это драгоценное время впустую.

Джейк засмеялся, и они вышли в оживленное фойе, где все хотели с ним поговорить. Эшли стояла рядом с братом и соглашалась с мужчинами среднего возраста в выцветших джинсах и кожаных ботинках, что Джейк великолепен и что никто не заслуживает успеха больше, чем он. И так оно и было.

Когда они вернулись в отель, Дебора и Бек уже уехали.

Теперь, когда все подготовлено к похоронам, Бек не знает, чем занять себя до воскресенья. Надо бы взять выходной; но тогда она будет сидеть дома и думать о смерти Хелен, о брошке, о коврике у входной двери, где больше не стоит обувь Тома, обо всем остальном, что исчезло из квартиры вместе с ним, — мешке с принадлежностями для софтбола около дивана, его одежде вперемешку с ее вещами в корзине для белья — и о следах его присутствия: мебели, которую он приобрел и оставил ей; адресованной ему почте, которую она потихоньку относит в его кабинет, когда он в суде или на предварительном следствии; части арендной платы, которую он заплатил вплоть до октября, когда истечет срок договора. Бек возражала, чтобы Том вносил бóльшую часть суммы, когда они жили вместе, и определенно не хочет, чтобы он продолжал платить ее сейчас, когда съехал с квартиры. Но ей не по карману оплачивать аренду в одиночку, как, впрочем, и переехать, а потому она решила воспринимать этот вклад как репарации за его трусость. И все же она не желает тратить день на валяние в кровати, а потому надевает блейзер, черные джинсы, застегивает старомодное шерстяное пальто, оборачивает вокруг шеи шарф и выходит из квартиры. Когда она ступает на крыльцо, в груди что-то трепещет, и Бек бегом возвращается домой. На тумбочке у кровати находит брошь и пристегивает ее к лацкану в память о Хелен, как траурную ленту.

Еще нет девяти, и офис полупустой. В кабинете Тома темно, Бек, быстро прошмыгнув мимо, доходит до своего рабочего места и включает компьютер.

Карен стучит в перегородку, осматривая полки Бек без семейных фотографий, мотивирующих цитат в рамках и почтовых открыток от дальних друзей.

— Как бабушка?

— Скончалась, — отвечает Бек, не отрывая глаз от монитора. Только бы не видеть скорбного выражения на лице сотрудницы, а то слез не сдержать. — Я доделаю обзор по делу Каннингема, и потом мне нужно взять отгулы на первую половину следующей недели.

— Ах, Бек! — Карен склоняется к ней и неловко обнимает Бек вместе со спинкой стула. — Не волнуйся об обзоре, его может подготовить кто-нибудь другой.

— Лучше, если это сделаю я.

Карен продолжает нависать над ней и гладить ее по плечам. В другой день Бек от этого покоробило бы, но сегодня ей приятно, что нашелся человек, желающий ее утешить, особенно из малознакомых. Карен переводит глаза на брошь. Бек смущенно касается украшения.

— Это бабушкина брошь.

— Какая прелесть. — Карен наклоняется так близко, что Бек видит перхоть в ее проборе. — Можно мне… — Она указывает на орхидею.

Бек ерзает на стуле, наблюдая, как Карен приподнимает лацкан, чтобы рассмотреть брошь.

— Кажется, это вещица сороковых или пятидесятых годов. — Карен вынимает из кармана мобильный телефон и включает фонарик. Когда свет отражается в кристалле, сотрудница ахает от восторга.

— Просто старая бижутерия, — говорит Бек.

— Не уверена. — Карен обводит пальцем ослепительные лепестки. — Бриллианты, кажется, настоящие. И большой камень тоже драгоценный. Когда я поднесла к нему фонарик, он вспыхнул всеми цветами радуги — кварц или стекло не обладают такой способностью.

Бек вполуха слушает Карен, объясняющую со своим сильным филадельфийским акцентом, как рассеивается свет, как преломляется в гранях камня. Цитрин — вид желтого кварца, который обычно использовался в бижутерии в середине века, — имеет очень низкую дисперсию, а потому свет в нем не разлагается на все цвета радуги.

— Могу предположить, что это хризолит. — Карен шумно втягивает воздух. — Он скорее желтый, чем зеленый, а значит, менее ценный, чем темный хризолит. И все-таки он очень прозрачный, особенно для такого большого камня.

Бек буквально слышит, как Хелен хихикает. Сколько внимания простой побрякушке.

Карен замолкает, выключает фонарик в телефоне и выпрямляется.

— Извини, я не хотела быть бесцеремонной. Просто я из семьи ювелиров.

Бек старается сдержать смех.

— Да нет, дело не в этом… Если бы ты знала мою бабушку, то поняла бы, что это подделка. У нее не было… Она была не из тех… — Ей отчаянно хочется рассказать этой почти незнакомой женщине, какой была ее бабушка. Хелен собирала мясные кости на бульон, ставила новые подошвы на обувь и чинила одежду. Она была слишком прагматична и чужда сантиментов, чтобы хранить в доме драгоценное ювелирное украшение.

Карен берет со стола Бек пачку стикеров и царапает на верхнем листке адрес.

— Я не специалист, но, по-моему, ты носишь на пальто новую машину.