Кровавые тени (ЛП) - Прайор Линдси Дж.. Страница 41

Она стиснула руки. Это было потрясающе приятно, потрясающе интенсивно, когда он начал прокладывать себе путь внутрь неё… медленно, обдуманно, давая ей время привыкнуть, давая себе время насладиться ощущением. Она не была уверена, как далеко он вошёл в неё, но по дискомфорту поняла, что это было дальше, чем в прошлый раз. Когда она начала принимать его, он надавил сильнее, рука вокруг её талии удерживала её в нужном положении. Он частично отодвинулся, чтобы снова войти в неё.

И когда её тело, наконец, приспособилось, её возбуждение ослабило проникновение, он полностью вошёл в неё.

Кейтлин выгнулась и содрогнулась. Она прикусила нижнюю губу, чтобы заставить себя замолчать, но не смогла сдержать тяжёлого дыхания.

Она никогда не чувствовала себя такой цельной. Никогда не чувствовал себя такой живой. Но она не дала ему ни малейшего намёка. Она не доставит ему такого удовольствия.

Его движения были шокирующе спокойными, удивительно контролируемыми. Они говорили о ком-то опытном, о ком-то, кто знал, как доставить удовольствие женщине, кто наслаждался половым актом. Это было так же важно, как насытить её, так и самого себя. Это не было эгоистичным поступком, эгоистичным проникновением.

Она вздрогнула, когда он отстранился только для того, чтобы полностью войти в неё, на этот раз одним медленным, полным проникновением, от которого её нервы воспламенились. Она сжала кулаки, из неё вырвался всхлип. Но боль постепенно становилась менее ощутимой, дискомфорт становился приятным.

Он зачесал назад её волосы, оперся на одну руку и снова вошёл в неё одним плавным движением. Но на этот раз проникновение было намеренно сильным.

Тёплый прилив, затопивший её тело, ошеломил Кейтлин и заставил её задрожать, когда он проник в неё жестко и глубоко. Он накрутил волосы на её затылке, намотав их на руку, и языком скользнул вверх от ложбинки на её шее. Он увеличил темп. Похоть заставила её покачиваться, его игривые, но угрожающие покусывания на её шее усилили её возбуждение.

И продолжая входить в неё, он отпустил её волосы и завёл её руки за голову, а другой рукой отыскал её самую чувствительную точку, лаская её уже набухший бугорок. И когда его большой палец нашёл ритм его толчкам, она больше не имела никакого контроля над своим телом, над своим нарастающим возбуждением, пока чужеродный кульминационный момент не возник в кончиках её пальцев, в пальцах ног, тепло не разлилось по её телу.

На пороге того, чтобы потребовать, чтобы он остановился, он убрал руку с её клитора. Он снова переплёл свои пальцы с её, снова опустился на неё, а другой рукой обвил ею талию. Он держал её под полным контролем. Он проник в неё с силой, которая должна была причинить ей боль, её тело уже болело от его натиска, но теперь её тело привыкало к нему, ему было легче принимать его.

У неё перехватило дыхание от шока, когда она почувствовала, что её возбуждение начинает достигать пика. Возбуждение, которое поднималось от её ноющих пальцев ног, сначала ледяное, затем горячее, покалывание стало почти невыносимым. Её тело пульсировало до такой степени, что было почти болезненно; кончики пальцев онемели. Все мысли ускользнули из её головы, кроме одной — о Кейне внутри неё. Она почувствовала напряжение в его теле из-за его собственной надвигающейся кульминации.

Но она не смогла кончить. Всё её тело взывало об этом. Она в агонии балансировала на грани того, что, без сомнения, было оргазмом.

Но ничего не произошло.

Слёзы потекли по её щекам, когда Кейн напрягся внутри неё, а затем кончил жестко и мощно, жестокое напоминание о её собственной неадекватности.

Кейн оставался внутри неё несколько мгновений. Он оставался внутри неё, пока её дыхание не успокоилось, и он не перестал пульсировать. Затем он мягко отстранился.

Он натянул трусы и застегнул джинсы, а Кейтлин встала со стола и села на ближайший стул с прямой спинкой. Она опустила взгляд, пригладила волосы, что больше походило на акт самоуверенности, чем на заботу о своей внешности. Она всё ещё отгораживалась от него. Возможно, она и впустила его физически, но эмоционально её барьеры теперь были ещё выше. Она всё ещё контролировала себя. Раздражающе контролировала себя.

Чего нельзя было сказать о нём.

Он не должен был ничего чувствовать, но вместо этого почувствовал раздражение. Он знал, что ей будет хорошо, но он не ожидал, что ей будет так хорошо. Её плотное тело сомкнулось вокруг него, идеально облегая — гладкое, горячее, шелковистое. Но это было нечто большее. Он кончил жестко и быстро, и это было больше, чем просто ощущение её тела. Вместо мрачных и непристойных мыслей, когда он входил в неё, мыслей о том, чтобы изнасиловать её и унизить, он обнаружил, что возбуждается просто от близости. Всё, о чём он мог думать, это о том, как она отдавалась ему, и обнаружил, что возбуждён, зная, как сильно она, должно быть, хотела, чтобы он уступил. Простой проникающий акт не должен был быть таким интенсивным. Предполагалось, что секс должен был создать для него дистанцию, а не заставить его желать её сильнее. Вместо этого она опьянила его своим хрупким телом и своими пристальными глазами, этой нервозностью, этим соблазнительным дыханием. И тот факт, что она так сильно боролась с ним эмоционально, ещё больше усилил его возбуждение.

Он был внутри слишком многих женщин, которые извивались и стонали и легко принимали его, были готовы сделать всё, чтобы доставить ему удовольствие. В сексуальном плане он делал всё, что было возможно физически и эмоционально на протяжении десятилетий. Он экспериментировал, играл и находил удовлетворение всевозможными способами, но прошло много времени с тех пор, как он кончал так сильно. Он никогда не встречал женщину, которую хотел бы поглотить так сильно, как её в те минуты. Минуты, когда он почти забылся. Она завела его на опасную территорию, которая могла слишком легко всё разрушить.

И когда он посмотрел на неё, то почувствовал, как что-то шевельнулось. Что-то, чего он не чувствовал. Что-то, что ему нужно было взять под контроль. Если бы это был кто-то другой, выглядевший таким же уязвимым, он бы уже подал пальто и сказал идти домой.

Он должен проявить к ней немного привязанности или сострадания. Подбодрить её или даже просто сделать комплимент. Потому что, заставить её чувствовать себя в безопасности, было следующим способом проникнуть внутрь. В безопасности она так давно не чувствовала себя. Что-то, что ещё больше скрепило бы сделку.

Но она не была в безопасности. И он не был готов играть в эту игру.

И когда он заметил в её глазах нечто похожее на стыд и смущение, он почти почувствовал проблеск вины.

Она хотела достичь кульминации. Ей было стыдно, что она этого не смогла. По своей наивности она думала, что это может произойти так легко. Она не понимала, что то, что они сделали, было только началом.

Он отступил от неё, пытаясь взять себя в руки. Открыл холодильник и взял себе ещё пива, а ей бутылку воды. Он открутил крышку со своей бутылки, взял стул и поставил его рядом с её. Он поставил бутылку воды перед ней на стол.

Она не дрогнула.

Он сделал глоток пива, тишина была неловкой даже для него.

— Зачатие невозможно, если нет затмения, — сказал он. — Просто на случай, если тебе это пришло в голову.

— Не приходило.

Она отодвинула свой стул и встала немного слишком быстро. Она прижала руку к столу для поддержки, прежде чем восстановила равновесие и прошла мимо стола в ванную.

Он мог бы протянуть руку и поймать её, но он отпустил её.

Честность её слов ранила его глубже, чем следовало бы. У неё не было причин беспокоиться, потому что, по её мнению, это было бессмысленно. Возможно, она была одержима идеей убить потрошителя душ, но она не ожидала, что выживет после этого. Она боролась изо всех сил, хотя в глубине души считала, что её собственное выживание было безнадёжным делом. Он был её последним прибежищем. Потребовалось всё… она пошла против всех инстинктов, чтобы попросить его о помощи. Она сделала это, потому что искупление перед своими родителями было важнее, чем её собственная гордость. Расправиться с потрошителем душ, который убил их, было важнее, чем её собственная безопасность. Кейтлин ужасно этого хотела, нуждалась в этом. И он слишком хорошо понимал эти чувства. Но он не позволит этому затуманить его суждения.