Кетцалькоатль (СИ) - Чернобровкин Александр Васильевич. Страница 22

В захваченные поселения потянулись сакатеки. Не все. Часть осталась на старом месте, чтобы охранять подрастающий урожай, после сбора которого присоединятся к остальным. Первым делом заселили главное поселение кашканов. Две трети домов здесь были из камня, а остальные из тростника. Видимо, у кашканов уже началось социальное расслоение. Хорошее жилье распределяли с помощью жребия между воинами, участвовавшими в нападении. К моему удивлению, несколько молодых и неженатых тольтеков захотели остаться и тоже получили дома из камня и большие земельные наделы. Все захваченные кашканы, кроме маленьких детей и стариков, отошли по договору моему отряду, поэтому мы выделили остающимся тольтекам на выбор по девушке в жены, чем они с радостью воспользовались, хотя, как догадываюсь, в ближайшие годы у сакатеков будет много лишних девиц, потому что в бою полегло до сотни воинов.

Остальных пленников, более двух сотен, повели в Толлан. Они несли съестные припасы, захваченные в бывшем их поселении. По пути несколько человек сбежали, несмотря на то, что следили за ними день и ночь. Видимо, мои воины плохо несли службу: победа расслабляет. Хотя я рад был за сбежавших. Мне нравятся рисковые, даже если это враги.

Весть о нашей победе обгоняла нас на несколько дней пути. В каждом поселении тольтеков и их союзников нас приветствовали, как героев. Даже не буду рассказывать, какой прием нам устроили в Толлане. Для аборигенов показателем победы было количество пленных. Захваченных нами было лишь на треть меньше численности отряда. Фантастический результат по местным меркам. В прошлом году армия в десять раз больше нашего отряда захватила пленных в десять раз меньше.

Не знаю, из чего исходил верховный жрец Иуитималь, может, посчитал, что жертв хватит на целый год или еще по каким-то внутренним причинам, неведомым пока мне, но на следующий день вырезали сердца сразу у девяти пленников-мужчин, после чего черепа отдали на обработку, чтобы потом выставить на специальной каменной стене высотой метра три, а тела запекли и сожрали всем отрядом плюс лучшие люди города.

Само собой, я в этих мероприятиях не участвовал. Не любитель смотреть на казни. Одной дело бой, когда ты и твой враг вооружены и шансы пополам, а совершенно другое, когда толпой убивают связанного и опоенного наркотой человека, не понимающего, что происходит, и не способного оказать сопротивление.

В жертву приносили только мужчин. Женщин и детей поделили и сделали рабами. Рабство у тольтеков, как и у других индейцев, патриархальное: становишься младшим и бесправным членом семьи. У молодых женщин даже был шанс загнать своего хозяина под каблук и стать старшей в семье. Впрочем, обувь у тольтеков без каблуков. Что не мешает некоторым волевым женщинам верховодить.

Я бы сказал, что после этого похода мой авторитет повысился, но он и раньше был на запредельной высоте, дальше некуда. Поэтому никого не удивило то, что я отказался от своей доли добычи, в том числе и от молодых рабынь. По мнению тольтеков, а так же майя, уастеков, тотонаков и даже чичимеков, у бога не должно быть глубоких отношений с обычными женщинами, только с богинями, которых здесь отродясь никто не видел. Разве что во снах или наркотическом бреду. Все остальное — оружие, украшения, доспехи — мне было не нужно, потому что получал, что хотел, по первому требованию.

В это, наверное, трудно поверить, но жизнь при коммунизме жутко напрягала меня. Привык сражаться, чтобы выживать, повысить социальный статус, а тут не надо больше ничего делать. Я в гордом одиночестве находился на вершине социальной пирамиды. Голова не кружилась, и было скучно.

По окончанию сезона дождей ко мне пришли жрецы «второго ранга» и поинтересовались, к какому дню сзывать воинов в поход на чичимеков? Я сказал, что наши враги так напуганы, что в ближайшие годы нападать не будут, что еще не закончились жертвы, взятые во время предыдущего, так что будем отдыхать. На самом деле мне не вставляло гонять чичимеков в жару по полупустыне на скромном пайке воды: ни славы, ни добычи… При этом мне уже порядком надоело сидеть в Толлане. Умирал от скуки. Начал думать, куда двинуться дальше? Выбор был небольшой — махнуть через Атлантику в Европу или отправиться в Южную Америку и посмотреть, как там поживают инки? Надеюсь, они уже создали государство и настроили многое, что я видел, когда во время стоянок в портах Перу и Боливии ездил на экскурсии. Затем можно было двинуть в Китай, который наверняка уже превратился в могучую империю. Если там не впишусь, отправлюсь дальше на запад по суше с каким-нибудь караваном с шелком.

Как это обычно бывает, планы пришлось менять на ходу. Я уже, так сказать, подготовил общественное мнение к тому, что скоро покину Толлан, как верховный жрец Иуитималь взял да и преставился. Мало того, перед смертью он сказал, что на его место надо выбрать именно меня, иначе город ждет гибель. Сообщили мне это жрецы, пришедшие все вместе. Я смотрел на них и думал, кто из них мечтал занять освободившееся место и каково ему сейчас упрашивать меня⁈

— Если я соглашусь, то придется поменять многие ваши обычаи и порядки. Во-первых, я запрещу все человеческие жертвы; богам они не нужны; будем посвящать им цветы и бабочек. Во-вторых, придется перестроить город, сделать широкие улицы и закрытые сточные канавы. В-третьих, мне нужен будет новый храм, больше и красивее, — выдвинул я условия.

На самом деле мне плевать было и на человеческие жертвы (в чужой монастырь со своим уставом не лезут), и на улицы с их антисанитарией, и на храмы. Этими требованиями я хотел убедить их не напрягать меня, не делать такую ошибку. Был уверен, что уже первое требование заставит их передумать. Не тут-то было.

— Мы давно поняли, что тебе не нравятся человеческие жертвы, и готовы отказаться от них, но она нужна богам. Мы может приносить в жертву людей только по очень важным дням, а во все остальные жертвами станут животные, — предложил Матлакшочитль, самый старый и авторитетнейший из жрецов. — А город перестраивай, как считаешь нужным. Мы будем помогать тебе в этом.

Я понял, что, скорее всего, в жертву начнут приносить собак, которые, по моему глубокому убеждению, имеют больше оснований жить, чем многие люди.

— Я вас заверяю, богам не нужна человеческая кровь. Она нужна людям, которые возомнили, что знают о богах лучше, чем те о себе, — возразил я. — Но если вы не можете без человеческой крови, так и быть, буду приносить каплю своей, уколов ногу колючкой кактуса, а остальное они будут получать от индюков, змей и рыб, — предложил я компромиссный вариант.

Заодно с индюками рассчитаюсь. А змеи и рыбы пойдут за компанию, потому что безмолвны. Молчание — знак покорности, покорность — знак трусости, трусость — знак вымирания.

— Или я уйду — и делайте, что хотите, — добавил я.

Наделся, что они упрутся, что все-таки умотаю отсюда.

Видимо, я очень был нужен им, потому что жрецы переглянулись, вздохнули, наверное, про себя, и Матлакшочитль огласил решение:

— Хорошо, пусть будет по-твоему. Только обязательно перейди жить в дом Иуитималя, чтобы горожане поняли, что ты занял его место, что остаешься с нами.

Для меня не принципиально было, где жить. В этом плане я человек неприхотливый. Лишь бы было, где время от времени уединиться. Иногда так устаю от людей, что хочется общаться только с исключительно умным и понимающим человеком — самим собой.

Тронное имя мое Се-Акталь Накшитль Топильцин Кетцалькоатль, что можно перевести, как Повелитель Оперенный Змей, прибывший в Первый год Тростника. Это притом, что с перьями у меня проблема: свои не растут, а чужие носить не хочу. Мне принесли целый веник перьев кетцаля, но я лишь одно воткнул в сизалевую шляпу типа сомбреро, которую ношу в солнечные, жаркие дни, и то почти горизонтально, положив на широкие поля. Впрочем, мне не нужен высокий головной убор, чтобы выделяться из толпы. Я и без него на голову выше аборигенов во всех смыслах слова, ни с кем не перепутаешь.