Кетцалькоатль (СИ) - Чернобровкин Александр Васильевич. Страница 54

Весь отряд подошел к поселению ночью, несмотря на то, что мои подчиненные давали понять, что лучше сделать это в светлое время суток. Отважные воины никого не боятся, кроме злых духов, которые, по их твердой вере, орудуют в темноте и непобедимы. Я убедил, что этой ночью именно мы будем злыми духами. Остановились в паре километрах, чтобы собаки не учуяли, покемарили до наступления утренних сумерек и продолжили движение. Каждая десятка несла лестницу длиной метров пять, которые были изготовлены давно и уже послужили во время учебных штурмов нашего города. Теперь поучаствуют в реальном захвате.

Где-то за километр собаки учуяли нас или услышали шум, и я приказал перейти на легкую трусцу. В тяжелых доспехах, при оружии да еще и с лестницей быстро и долго не побегаешь. Две сотни тяжелой пехоты, разбившись на десятки, нападали с трех сторон, а полусотня легких пехотинцев зашла с речной стороны, чтобы поддержать стрельбой и не дать кому-либо не удрать. Чем позже соседи узнают о нападении и смогут организовать преследование, тем больше у нас времени на грабеж и уход с добычей.

Надо отдать должное колья, которые, несмотря на годы спокойной жизни, довольно быстро организовали оборону. Когда первые наши бойцы приблизились к стенам, там их уже ждали поселенцы, вооруженные по большей части копьями и камнями, запасенными, видимо, заранее. Я остановился метров за пятьдесят и начал стрелять из лука. Прямо таки с каким-то дьявольским удовольствием. В последнее время я всё больше саблей орудовал во время боя, а тут душу отводил, выцеливая зазевавшихся защитников. Мало у кого из них были щиты и еще меньше имело хлопковые доспехи, которые, если достаточно толстые, стрела могла бы и не пробить. Почти каждый мой выстрел прошивал голову или тело насквозь. Два колчана стрел — висевший у меня через плечо и один из двух, которые нес Гуама — улетели за несколько минут, очистив стены по обе стороны от главных ворот. К тому времени первые воины моего отряда уже были наверху и, прикрываясь щитами, продолжали зачищать сторожевой ход, помогая соратникам подняться на него.

Когда я поднялся по деревянной лестнице на стену, а потом спустился по каменной в поселение, бой уже шел на улицах, довольно кривых. Видимо, колья предпочитают прокладывать их, как лама поссала. Я пошел по самой широкой, на которой сопротивлялся самый большой отряд защитников, человек тридцать. Они толпой наскакивали на дюжину моих парней, которые образовали стену из щитов в неполные две шеренги.

— Перестроиться за мной! — крикнул я, когда враги в очередной раз отступили.

Приказ мой поняли не сразу, только после того, как я растолкал подчиненных и вышел вперед. На меня сразу набросились два довольно крепких копейщика в темных одноцветных набедренных повязках, в каких ходит беднота. Я прикрылся от левого щитом, предоставив своему воину, стоявшему слева от меня, позаботиться о моей защите, а правому саблей разрубил до половины древко копья сразу за коротким бронзовым наконечником, вторым ударом рассек правый плечевой сустав и третьим — проломил голову с черными волосами, перехваченными на макушке светлым лоскутком, из-за чего короткий пучок напоминал малярную круглую кисть. Пока враг падал, над его плечом просунулось копьё с немного согнутым бронзовым наконечником, будто недавно воткнули во что-то твердое и выбили боковым ударом. Оно чуть не угадало мне в лицо, успел спрятаться за щит, после чего, подтолкнув падающее мертвое тело, шагнул вперед и располовинил черепушку шустряку, довольно мелкому типу. Таким чувство собственной неполноценности дает право на подлые удары, хотя чуть не убивший меня был честен и, можно сказать, грамотен по военным меркам. Еще два шага и два удара — и следующий поселенец упал на выложенную камнем дорогу, при этом кто-то, кого я не видел, несколько раз стукнул по щиту, которым я закрывался, чем-то более тяжелым, наверное, дубиной или топором. Я срубил очередного врага и собрался было повернуться влево и узнать, кто это так настойчив, но удары прекратились, и к моим ногам упало тело с непропорционально большой, вытянутой по вертикали головой, какие были у гуннской знати. Здесь, вроде бы, такое не делают специально. Наверное, врожденный дефект.

Мы надавили еще — и уцелевшие колья рванули по улице в сторону реки. Как предполагаю, надеются сигануть с крутого склона, пересечь водное препятствие и спрятаться в лесочке. Наша легкая пехота будет для них неприятным сюрпризом.

Я повел свой отряд на соседнюю улицу, где звенело оружие и орали благим матом на пукинском и хаксском языках. Пока мы петляли по кривому переулку, яростные крики впереди сменились радостными и начали удаляться в сторону реки. Всё, поселение наше. Я дал команду приступить к сбору добычи, а сам вернулся на ту улицу, где сражался, самую ровную и широкую, которая наверняка ведет к центральной площади. Там должен быть храм с выдуренным у простофиль и жилье богачей с отобранным у тех же персонажей.

69

Обоз с добычей растянулся на несколько километров. Около двух сотен трофейных лам везли кукурузное зерно и муку, овощи и всякое барахло, найденное в домах. За ними шли плотной группой пленники — подростки обоего пола и молодые женщины. Этот контингент наиболее пластичен, склонен к переформатированию. Они станут рабами, то есть младшими членами семьи, и их дети будут считать себя пукина. Вполне возможно, что они таковыми и являются. Мои воины сразу перебили почти всех захваченным в плен мужчин, а несколько не тронули, ответив на мой вопрос о причинах такой дискриминации, что это не хаке. И подростков забрали не всех. Как по мне, разницы между теми и другими не было никакой, но аборигенам виднее. Я не стал вмешиваться. Национальный вопрос — самый глупый и потому самый конфликтный.

Через каждые километров пять-семь я оставлял дозор из пары легких пехотинцев. Они должны были сложить костер и зажечь его, когда первый пост увидят врага, а остальные — первый дым. Затем побегут к заранее выбранному месту, где присоединятся к отряду, который к тому времени должен будет доставить добычу и вернуться. У нас есть фора минимум в пару суток. Раньше враги не смогут собрать отряд, превышающий наш в несколько раз, а малыми силами преследовать не решатся. Да и куда им спешить⁈ Это не их детей уводят в плен. Но чтобы и с их родственниками не случилось такое же, обязательно проведут карательную экспедицию.

В городе нас встретили, как героев, но радость была, так сказать, с испугом на глазах. Все отлично понимали, что захват такой добычи не останется безнаказанным. Во время нашего отсутствия были подремонтированы крепостные стены, хотя я не приказывал это делать. То есть в нашу победу верили с трудом, а вот в ответное нападение — с твердой уверенностью. Пленников тут же распределили между семьями. Я сказал, что мне никто не нужен. Мою семью обслуживали дочери Инты и молодые жрецы, и я получал всё, о чем только заикнется Оклё. Лам отвели на пастбища на восточном склоне Анд, в нескольких днях пути от города. Ближе травы с трудом хватало даже на тех, что имелись раньше, поэтому поголовье не увеличивали, поедая и продавая лишних.

На следующее утро отряд отправился встречать непрошенных гостей. Район этот хорош тем, что здесь много мест для засад, причем самых разных, так сказать, на любой вкус. Лучников у меня нет, так что приходится искать такое, где можно обойтись и без них. Перед походом я проехал по дороге, выбрал несколько. Первое было километрах в тридцати от разграбленного нами поселения. Мы должны были успеть доставить добычу, вернуться на него и приготовиться бою. Если бы не сложилось по какой-нибудь причине, расположились бы на следующем.

Когда мы в конце дня подошли к месту засады, увидели дым первого костра, а потом и остальных. Значит, у нас в запасе почти весь следующий день. Ночью колья, несмотря на то, что часть их называет себя горцами, не шляются по горам. До темноты прибежали воины, которые зажгли два ближних костра, а остальные на следующее утро. К тому времени подготовка к бою шла полным ходом.