Япона осень (СИ) - Сухов Лео. Страница 3

Всё, что было интересного в этой системе — небольшая планета с азотно-кислородной атмосферой, большими шапками снега и льда на полюсах, перегретым экватором и двумя материками, разделёнными двумя океанами.

На орбите планеты вращалась сеть спутников-ретрансляторов и одна большая станция с кучей искусственных интеллектов. В каком-то роде они являлись, можно сказать, коллегами того существа, которое уничтожило три станции связи их кибернетической цивилизации. Эти искусственные интеллекты, в силу своих сил и возможностей, пытались выправить ход проекта, называвшегося «Антикризисный актив» и даже имевшего довольно длинный порядковый номер.

Им было, в общем и целом, тоже плевать на поступивший пакет данных. В нём не было ничего важного.

А вот их подопечные, что суетились внизу, делая вид, что восстанавливают свою цивилизацию, несомненно были бы рады получить известия о своей родине. Или не очень рады…

Глава 1

На отличненько пообщались!

Дневник Листова И. А.

Двухсотый день. Среди японских переговорщиков.

Это были тихие, спокойные и почти неинтересные дни. Пара десятков потасовок в городе, нападение какой-то здоровенной зверюги на западную факторию моей группы, мелкие разборки между сообществами Алтарного, поток беженцев с востока, которых некуда было пристраивать… Ну и ещё приближающиеся японцы, которые зачем-то изъявили желание с нами сначала побеседовать, будто могли сказать что-то интересное…

В общем, всё было хорошо. Вот прямо до этого дня. Дня переговоров. Дня, когда можно было решить всё миром. Когда можно было договориться и разойтись на встречных курсах. Дня, когда я и Иваныч могли бы изменить ход здешней истории…

— Ну зачем?.. — спросил я, глядя на то, как Кукушкин брезгливо оглядывает костюм.

— Ивезаешьшочистобуд… Иравнолко! — неразборчиво пробурчал тот себе под нос.

— Чего? — переспросил я.

— Да, говорю, знаю ведь, что хранилище отчистит и всё будет, как новое! А всё равно костюм жалко… — пояснил Иваныч. — Кажется, что испорчена хорошая вещь!

Мэр наконец-то отвлёкся от разглядывания белого костюма, который несколько сменил цвет. И брезгливо ткнул испачканным топором в землю:

— Намусорили мы тут, Вано…

— Это не мусор! — возразил я.

— Да? А мне кажется, мусор! — не согласился мэр.

— Иваныч… Вот ты нафига стрелять начал? Что, нельзя было поторговаться? — возмутился я.

— С кем торговаться? — удивился Иваныч. — С этим фашистом? А… А о чём?

— Ну как… — растерялся я.

Пришлось напрячь память, поднимая на её бурлящую поверхность сквозь клокочущий в крови адреналин всё, что произошло за последний час.

Сначала переговоры шли вроде даже неплохо… Со стороны японцев заявилась делегация человек в тридцать, а мы с мэром смело вышли вдвоём. Ребята из города заранее соорудили навес, где было бы нестыдно принимать азиатских недругов.

Японцы говорили о том, как они хотят попасть к морю, как их обижали на севере, и как они ищут земли, чтобы было потеплее и побезопаснее. Мы с сочувствием кивали и в красках расписывали, какие прекрасные пустынные земли есть к югу от Алтарного. Врали о том, какие урожаи риса там можно снимать. Если бы у наших гостей, конечно, был рис…

— Это всё прекрасно! — сообщил переводчик, транслируя слова какого-то японца средних лет, одетого в броню на древнеяпонский манер.

Броня была преимущественно деревянная, но выглядела аутентичненько. Даже интересно, какой умелец ему такую сделал… Она, конечно, не могла защитить от чего-то серьёзного, но красиво же!.. Героично, эпично. Я бы тоже от древнерусского доспеха не отказался, между прочим!..

— Однако господин Мураяма считает, что есть гораздо лучший вариант нашего с вами… Сосуществования! — между тем, сообщил переводчик.

— Да ну? — как-то недобро усмехнулся Иваныч.

Японец в броне снова заговорил, а парень-азиат, знавший русский, старательно перевёл слова начальства:

— Господин Мураяма предлагает вам добровольно освободить эти земли и убраться в леса, в которых вам привычно и где вам самое место!

Под конец фразы лицо бедного переводчика начало вытягиваться.

Надо сказать, остальные японцы тоже напряглись и потянулись к оружию.

— Ага! — согласился Иваныч.

— Вы согласны? — удивился на японском этот самый Мураяма, причём нам даже переводчик не понадобился, чтобы его понять.

Остальные японцы сразу заулыбались, расслабились…

— Ну, конечно, согласны, морда наглая! — ответил Иваныч, тоже улыбнувшись.

Звук взводимого курка сменился частыми выстрелами. Иваныч стрелял быстро, но не особо метко.

А я успел откатиться в сторону и хотя бы целился. На двоих мы сделали двенадцать выстрелов и убили десять японцев, прежде чем они успели опомниться.

Остальных пришлось добивать топорами. К счастью, револьверы выбили всех серьёзных бойцов, пришедших на переговоры. А те, кто остались, сопротивления оказать не смогли.

— Ну ведь можно было!.. — я так и не нашёлся, что ответить, и просто сокрушённо вздохнул.

— Вано, я тебе так скажу… — наставительно заметил Иваныч, пытаясь оттереть кровь с рук травой. — Не надо вести переговоры с фашистом, который пришёл забрать твой дом и имущество. Надо его просто убить! Как только понял, чего ему надо — так сразу и убивай.

— А вдруг они просто… Ну, скажем так, собирались торговаться от высоких ставок? — уточнил я.

— Этот, Мураяма который? Да у него на лице написано, что он урод! — отмахнулся Кукушкин. — Буду я ещё слушать этого нациста недобитого… Им, видите ли, нужна эта земля! А нам, видите ли, валить в леса и не высовываться! Ну просто зашибись!.. Так, а ты тут что?

Мэр нагнулся почти к самой земле и перекатил одно из тел. К нему поднялась дрожащая рука, и слабый голос выдал что-то в духе:

— Са-а!

— Ты мне ещё тут пошипи! — вскинув топор, Кукушкин опустил его на выжившего.

И без того слабый крик несчастного резко оборвался. А Кукушкин выпрямился и с удовлетворением осмотрел пространство под навесом, заваленное трупами. После чего сообщил мне:

— Вот такие фашисты мне нравятся! — и, поправив воротник заляпанного кровью пиджака, пошёл на выход.

— Нет, ну мне они тоже больше нравятся в таком виде! — не стал я спорить. — Но теперь-то что? Иваныч, блин! У нас все работы на северном берегу реки встали из-за этого сраного нашествия!

— А если бы я с этим Мураямой поторговался, они бы не встали? — подняв бровь, не согласился Иваныч. — Вано, ну я тебя умоляю! Ты вон, сходи с беженцами пообщайся и узнай, чего эти подлецы творили. Среди них незамазанных кровью не осталось. Вон, даже переводчик, небось, успел неплохо покутить: на нём рубаха с чужого плеча. Дорогая, между прочим! То есть, за красивые глаза на раздаче благ ему бы её не отдали. Значит, он сам бывшего хозяина этой рубахи убил. Так что ты не сомневайся: они сюда не дружить с нами пришли!

Мы остановились, отойдя от навеса шагов на десять. На севере, метрах в трёхстах, как раз появились японцы, вооружённые самомнением и всякими колюще-режущими предметами. С юга, со стороны брода, тут же показались наши с плохим настроением и огнестрелом.

А мэр тем временем, достав револьвер, хозяйственно вытряхнул из него гильзы в карман пиджака. После чего заляпанными кровью пальцами достал свежие патроны из другого кармана и принялся набивать барабан.

— Я за свою жизнь понял одну важную штуку… — заметил Кукушкин, глянув, как я откидываю барабан на своём револьвере. — Если тебя кто-то не любит, не надо пытаться ему понравиться. Надо самому перестать его любить! И мир сразу становится простым, понятным и — главное! — определённым. Не надо вечерами сидеть и убеждать себя в том, что твой недруг просто заблуждается. Не надо искать ему оправданий и говорить о том, как ты его понимаешь. Он тебя захотел понять?.. Нет!..