Черное и белое (СИ) - Ромов Дмитрий. Страница 19

Вот сучка… Они, наконец, уходят, а я ставлю стакан, снимаю телефонную трубку и откручиваю кольцо с микрофона. Амбушюр или как там оно называется. Вынимаю микрофонный капсюль, взвешиваю на руке. Капсюль как капсюль, ничего необычного, блестящий металлический кругляш… Кладу на тумбочку и выкручиваю кольцо со стороны динамика. Динамик вываливается и повисает на двух тонких проводках.

Блин… придётся вызывать «мастера». На самом деле «жучки» могут быть не только в телефоне. Их где угодно можно поставить. Иду на кухню за отвёрткой и, вернувшись, снимаю пластиковый корпус телефонного аппарата. Знаю, в телефонную линию можно врезать маленький блочок, похожий на конденсатор, и он будет посылать все мои разговоры на УКВ приёмник какой-нибудь Марины или ещё кого…

М-да… Здесь без бутылки не разберёшься. Да и вряд ли Марина пришла бы к Наташке в гости с паяльником. Всё аккуратно подпаяно и прикручено, никаких скруток проводов, ничего…

Ставлю крышку на место, возвращаю в своё гнездо динамик и накручиваю кольцо. Переворачиваю трубку и… внутри будто что-то сдвигается. Легонько трясу ей, ощущая движение. Переворачиваю микрофоном вниз… А что это у нас такое… интересненькое. Из трубки выглядывает проводок… Твою ж дивизию…

Аккуратно тяну провод и вытягиваю маленькую хреновинку, обмотанную изолентой и с миниатюрным микрофончиком — пуговкой с дырочками. Такую хреновинку можно меньше, чем за минуту инсталлировать. Вот вы твари. На часовой батареечке, похоже. Батарейка сядет, так всё устройство можно заменить. И сколько их ещё натыкано у меня дома?

Марина-Марина… Радиус передачи не слишком большой, значит, пункт прослушивания не дальше двухсот метров отсюда, а учитывая толщину стен, наверное и того меньше. Марина-Марина. Маришка… А не ты ли, милая, Саню с Сеней уработала?

Первый порыв — это растоптать хреновинку с микрофончиком. Но, подумав, решаю не торопиться. Аккуратно запихиваю это паразитическое «насекомое» обратно. Вставляю на место капсюль и закручиваю кольцо. В кладовой, небольшом чуланчике я видел старенькую «Спидолу». Иду туда и да, вот она. Беру в руки, но… но УКВ нет. А если бы и был… Точно, если бы и был, то не полный. Там с ГОСТом какая-то байда, насколько я помню…

Короче, нужен импортный приёмник. И, стало быть, нужно ехать в комиссионку… Так и поступим. Я начинаю одеваться и в это время звонит телефон. Снимаю трубку, подношу к уху, но чувство, что лучше не говорить, а молчать не даёт поначалу даже «алло» произнести.

— Слушаю, — наконец справляюсь я с собой.

— Брагин, привет. Это Гурко.

— Здравствуйте, Марк Борисович.

— Дуй ко мне. Есть разговорчик.

— Сейчас?

— Да, давай скорее. У меня времени мало очень.

Вот как, времени мало…

— Раньше, чем через полчаса не получится, — говорю я.

— Ну, ты уж постарайся.

Ладно. Раз надо, значит надо, постараюсь…

Я захожу в кабинет Гурко, когда он разговаривает по телефону. Увидев меня, он кивает, машет рукой, мол заходи-заходи и присаживайся. Закончив говорить, вешает трубку и долгим внимательным взглядом смотрит на меня. Наблюдает.

— Категорически вас приветствую, Марк Борисович, — улыбаюсь я.

— Красивый, — качает он головой. — Орденоносец с битой мордой…

— Произвол репрессивного аппарата.

Гурко хмурится и долго ничего не отвечает.

— Ты вот с этим поаккуратнее, — наконец, говорит он. — А то уже слухи идут неприятные. Про тебя и репрессивный аппарат. Понимаешь меня?

— Не совсем, — делаю я невинное лицо.

— Ну и зря, надо понимать. И желательно с полуслова. Есть такой человек Пётр Николаевич Кухарчук. Ты, вроде бы, с ним знаком. Так вот, он кажется на первый взгляд маленьким и скромным. Кто он там у нас? Зам начальника следственного отдела? Мелкая сошка. Ну, правда ведь? Таких у нас миллионы. Исчезни он с лица земли, никто и не заметит. Правильно?

— Точно, — подтверждаю я.

— Но не всё так просто. У него, как говорят осведомлённые товарищи, имеется архив. А в этом архиве различные данные на различных людей. И люди эти, как правило, видные деятели в различных областях народного хозяйства.

— А в областях управления страной?

Гурко выразительно смотрит, но не отвечает, а идёт по своей программе.

— Поэтому, держись от него подальше. К нему слишком много различных ниточек тянется. Или от него к другим людям.

Я бы и рад от него подальше, да он сам же лезет, хорёк. Ой, барсук, то есть.

— Поэтому же его жизнь кажется многим людям важной составляющей баланса и безопасного существования. Если с ним вдруг что-то случится тяжко представить что тут начнётся. Охота за его архивами.

— Почему никто ещё не попытался ими завладеть?

— Пытались и не завладели. А другие рисковать не хотят, наверное. И тебе я не советую. Ты меня понимаешь?

— Конечно.

— Держись подальше. Лучше всего взаимный нейтралитет. Сотрудничество тоже нехорошо. А война и вражда — хуже и придумать невозможно. Потому что если какой-то человек в этом враждебном противостоянии падёт смертью храбрых, никто о нём и заботиться не будет. Понятно я объясняю?

Он ещё некоторое время разглагольствует на эту тему, а потом поднимается и даёт понять, что аудиенция окончена. Остаётся неясно, говорит ли он со мной как бы из дружеских побуждений или просто хочет, отбить желание бодаться с этим барсуком, защищая интересы барсука. А может, и свои собственные. Главное, Кухаря не трожь, а то будет а-та-та. Ну, ок. Оке…

А-та-та, а-та-та, мы везём с собой кота…

После ЦК отправляюсь на Комсомольский проспект в комиссионный магазин. Буду средства перехвата покупать.

Пока едем, раздаётся телефонный звонок.

— Егорка! Здорово! Я быстро, а то дорого у нас. Короче, всё. Выпустили и даже извинились! Ну ты, даёшь, зятёк! Мне Радько сказал, что это ты подсуетился. Благодарю, короче. С меня магарыч!

— Здорово, дядя Гена! Не надо магарыч, и так хорошо. Спасибо, что живой, в общем. Ты как там? Не запрессовали тебя в застенках?

— Мы сами, кого хошь запрессуем! Ладно, доложился, короче. Доче привет, пошёл я отмечать освобождение!

Подъезжаем и… Вот это хохма! Рядом с комком небольшой магазинчик, где продаются… та-дам… кубинские сигары и ром! Можно было не тащить всё с самой Кубы, а прямо здесь, в Москве затариться. Захожу и… класс! Никаких акцизных марок, ничего не наклеено. Сделано в Республике Куба.

Беру четыре коробки сигар и восемь бутылок Рома, стратегический запас. Буду закреплять за собой репутацию кубинца.

В комиссионном выбор неплохой. Даже видеомагнитофон имеется. Только что на нём проигрывать советскому гражданину, совершенно неизвестно. Ну и ладно, мне не он нужен, а простой транзисторный приёмник.

В зале толпятся люди, рассматривают, прицениваются.

— Здравствуйте, мне нужен приёмник, — обращаюсь я к продавщице, а сам уже всматриваюсь в технику, выставленную на полке.

— Какой?…

В итоге я выхожу из магазина с небольшим, но красивым «Нэйшнл Панасоник Р-404» за «жалких» сто двадцать рубликов.

— А что ж так дорого?

— Молодой человек, брать будете?

Буду, конечно. Заверните.

У подъезда дома стоит Наташкина машина.

— Ребят, — говорю я парням, — мне нужен полный отчёт по Марине.

— По Наймушиной? — уточняет Алик.

— Да, по ней. Когда пришла, когда ушла. Скажите там милицейским братьям, пусть записывают. Вы-то мотаетесь, не всегда на месте бываете, а они постоянно здесь. Хорошо? Пообещайте премию небольшую.

— Ну что? — спрашиваю я, заходя домой?

Наташка стоит в шикарном тёмно-бирюзовом брючном костюме и в туфлях на сумасшедшей платформе.

— Берет прекрасен! — восклицаю я. — Как же тебе идёт!

— Какой берет? — не понимает она.

— Это цитата из «Трёх мушкетёров». Значит, я восхищён. Надеюсь, это не единственная покупка?

— Нет, — смеётся она и показывает на целый ворох одежды на диване. — Точно не единственная. Галя меня заставила, я не виновата. Тебе, кстати, тоже кое-что купили.