Джулия [1984] - Ньюман Сандра. Страница 54
— Понятно, что есть такие бандиты! Я же не дитя малое. Ни за что не поверю, что такие области отмечаются на картах. Да еще эти мешки с песком.
— Мешки с песком? А что они доказывают?
Вики с безнадежным видом покачала головой:
— Ну как тебя убедить?
Во время разговоров с Вики у Джулии нередко возникало желание схватить ее за шкирку и как следует тряхнуть. Почему и ее, и Уинстона, и многих других так тянет покончить с собой?
Стараясь говорить как можно спокойнее, Джулия сказала:
— Но, Вики, что может толкнуть человека на такой отчаянный шаг? Неужели Уайтхед такой уж стервец? Сама подумай: тебе светит чудесная квартира.
— Квартира! — недоверчиво хохотнула Вики.
— Ну, дети.
— Ты же ничего не понимаешь! Да и откуда? Хочешь знать, что ответил Уайтхед, когда я сказала ему, что вступила в антиполовой союз? Всячески одобрил и сказал, что это будет отличным прикрытием. Они сами ни во что не верят! Кругом обман. А когда до него дошло, что это серьезно, когда понял, что я теперь не буду оставаться с ним наедине… только тогда он позвал меня замуж. Да еще прилюдно: все аплодировали, твердили, что это мой долг перед партией, и у меня не хватило духу отказаться. Не удивлюсь, если они действовали по указке Уайтхеда. Все было подстроено, чтобы меня убедить: мол, не дергайся! А ты считаешь… они все так считают… что меня ждет распрекрасная жизнь. Ты в курсе, что мне пока не встречался ни один член центкома, у кого жена старше тридцати лет? Как только жена начинает увядать, из нее тут же делают мыслепреступницу. Они сами отправляют своих жен в минилюб… в эту мясорубку! А детей чаще всего — в приют. Вот так-то. — Вики схватила Джулию за руку. — Почему ты так странно смотришь? Неужели не ясно? Эх, Джулия, неужели ты не понимаешь, почему мне необходимо бежать?
Джулия еле выдавила:
— Но не все же они такие.
— Быть может, есть и другие. Но Уайтхед не из их числа. И так ли это важно, если все насквозь прогнило? Ты даже представить себе не можешь, до чего они мне ненавистны. Неужели не понятно: бегство — это наилучший выход? Там я буду медсестрой. Всегда хотела ею стать. А ты… по профессии ты механик. На механиков там уж точно есть спрос. И вообще: если существуют мятежники, если существует хотя бы малейшая вероятность, что они есть, мы должны им помочь. Кем мы будем, если не поможем?
От потрясения Джулию пробрал озноб. Ей по-прежнему сжимали руку пальцы Вики, тревожно мягкие в сравнении с загрубевшей от работы кожей Джулии. Голубые девичьи глаза взволнованно сверкали. На Джулию нахлынуло пугающе прекрасное головокружение, перед ней замаячил неудержимый проблеск надежды, изменяющей все. Мерцал солнечный свет. На фоне чистого синего неба оживленно трепетали миллионы листьев. Она засмотрелась на воду, текущую в безрассудном свете, и на один великолепный миг уверовала. Да, мятежники существуют, такое возможно. Конечно, ей надо бежать.
Но тут ей вспомнилось, как говорил Уинстон: «Это настоящая революция! Для слабости просто нет места!» Вспомнилась ей и улыбка О’Брайена, который обращался к Уинстону: «Мне сказать или вы скажете?» Вспомнилось, как и Уинстон, и О’Брайен изрекали с мрачным удовлетворением: «Мы покойники».
— Даже не думай! — выпалила она. — Это сплошной обман. Никакого Братства нет. Вообще ничего нет — есть лишь горстка мальчишек, бегающих от призыва.
Вики едва слышно ахнула:
— Но, Джулия…
— Молчи! В любом случае ты не должна мне этого говорить. Это исключено. Признаюсь тебе: я служу в полиции мыслей. Честно! Теперь ты понимаешь, почему нельзя вести со мной подобные разговоры.
Вики уставилась на нее в упор. Сперва она осторожно заулыбалась, думая, что это шутка. Потом ее лицо вновь изменилось. Оно стало мертвенно-бледным.
— Да, вот так-то, — сказала Джулия, высвобождая руку. — Начнись где-нибудь мятеж, уж я бы знала. Но нет. Это гнусная уловка, не сомневайся. Тебя подведут к тому, чтобы ты себя выдала, и убьют. Я сама лично выполняла такие поручения. Да, я мерзкая, паршивая тварь, а ты мне открываешь душу. Понятно? Сама не знаешь, на что идешь.
— Это неправда, — слабо выдавила Вики. — Быть такого не может. Ты за меня боишься, вот и сочиняешь всякие небылицы.
— Это правда. Чистая правда! Потому ты и не должна заводить со мной такие разговоры, да и ни с кем другим тоже. Ни с кем! Выбрось все это из головы.
— Серьезно? Ты… в полиции мыслей? Только не лги, прошу тебя. Скажи только, что это выдумка.
— Это правда.
— Но тогда… именно потому ты тем вечером присела ко мне на кровать? Когда передавали программу о товарище нашем Картофеле? Ты уже тогда служила в полиции мыслей?
Джулия сложила руки на груди:
— Тогда — еще нет.
— А знаешь ли ты, — сказала Вики, — что я постоянно думаю о моем ребенке… о моем ребенке — перед тобой я могу произнести эти слова… так вот, мысленно я называю его «товарищ наш Картофель». И вспоминаю, как ты присела ко мне на кровать, когда простила меня, не то что все остальные.
— Вики, прекрати! Только вдумайся. Как ты можешь говорить мне такие вещи? Зная, кто я есть?
— Мне все равно! Слышишь меня? Я все равно тебя люблю.
— Нет, не надо меня любить. Нельзя.
— Я тебя прощу — точно так же, как ты меня простила. Чем я лучше? Даже если все это правда, я ничем не лучше. Я убила своего ребенка! И смирилась с тем, что та девушка, Маргарет, умерла за мой поступок.
Об этом Джулия думала не одну неделю, но сейчас проговорила:
— Гони прочь эту мысль. Они тебя заставили…
— Что за чушь! Какие еще «они»? Я работаю в центкоме. Ты служишь в полиции мыслей. Мы и есть они! Именно поэтому нужно уносить ноги. Давай же сбежим, а?
— Куда? К бандитам? Чего ради — чтобы нас изнасиловали?
И Вики неудержимо разрыдалась. Джулия осторожно обняла ее, а Вики бессильно уронила голову ей на плечо, тихо и отчаянно всхлипывая. Невзирая на ее слезы, близость теплого девичьего тела утешала Джулию. Она вдыхала запах юности, мыла, тревожного пота — и чувствовала, что кризис миновал. Судя по всему, ей удалось разубедить Вики. Они, надо думать, в безопасности; глухая стена пробита. Поглаживая Вики по голове, она тихо нашептывала:
— Да уж пожалуйста, не надо. Не делай этого. Тебе не…
И когда Вики подняла голову, чтобы поцеловать ее в губы, это даже не выглядело чем-то особенным и ничего не меняло.
Потом Джулии не составило труда внушить себе: «Мы поцелуемся — и Вики останется. Я ее спасаю». Подтверждением тому служили робкие соприкосновения кончиками языков и те вздохи упоения, что вырывались у Вики. Джулия тоже любила ее — без притворства. Без фальши. Тело ее расслабилось и затерялось, как будто она в конце концов нырнула голышом в воду и отдалась на волю течения. У Вики во рту сохранился привкус мерзкого яблочного сока, но это лишь напоминало, что они с ней живут одной судьбой. Это была личность, которую возможно постичь. Чья-то истинная судьба находилась сейчас в объятиях Джулии. Вики ее простила, и не исключено… Откуда-то всплыли детские воспоминания о том, как ссыльные танцевали под граммофон, в окна хлестали дождевые струи, а Джулия, как из гнезда, выглядывала из-под груды пальто и шпионила за анархистом, который вел в танце, слишком медленном для такой музыки, свою жену, и она менялась у него в объятиях. Он тоже менялся на глазах, и все расступались, чтобы освободить для них место.
Но вслед за этим пришли мысли о минилюбе.
Джулия вдруг принялась неуклюже отталкивать Вики. Та вскрикнула и попыталась за нее ухватиться, но Джулия вырвалась. Она распрямилась, почему-то с трудом дыша, как будто из последних сил отбилась от Вики.
И проговорила:
— Я никому не скажу. Клянусь.
Сперва Вики уставилась на нее непонимающим взглядом, словно не видела причин для такой жуткой выходки. А потом, запинаясь, пробормотала:
— Но ты должна бежать вместе со мной. Мятежники существуют. Как и все остальное.
— Не получится. Ничего из этого не выйдет. Неужели до тебя не доходит?