Дочери Медного короля - Левин Айра. Страница 9

— Думаешь, она заперта на ключ?

— Вряд ли.

Он нажал на ручку, толкнул дверь плечом. Она не поддалась.

— Запачкаешься.

Он опустил чемодан на пол, разбежался и снова толкнул дверь.

— Давай лучше уйдем, — произнесла Дороти, — эту дверь, должно быть, не открывали с…

Сжав зубы, он отступил и всей тяжестью налег на дверь. Она заскрипела и отворилась. Ярко-синее небо ударило им в глаза, почти ослепив их после темноты лестницы. Они услышали шелест крыльев и увидели голубей, которые разлетелись в разные стороны.

Округлым жестом метрдотеля, предлагающего лучший столик, он указал на крышу. Улыбаясь, она взяла протянутую руку, легко переступила через порог и очутилась на асфальтированной террасе.

11

Он не испытывал ни малейшей нервозности. Минутная паника перед упрямой дверью сменилась абсолютным спокойствием, как только она открылась. Все шло великолепно, без помех, без ошибок.

Войдя на террасу, он не полностью закрыл дверь: так легче будет уйти, нельзя будет терять ни минуты. Нагнувшись, он передвинул чемодан так, чтобы можно было поднять его одной рукой, в то время как другой он будет открывать дверь. Разгибаясь, он почувствовал легкое дуновение, снял шляпу и положил ее на чемодан.

Да, можно сказать, что он подумал обо всем. Вот так люди и попадаются! Достаточно порыва ветра, чтобы шляпа слетела и очутилась рядом с телом. Именно такие детали способствуют раскрытию самых хитроумных преступлений. Но он все предвидел… Он провел рукой по волосам, пожалев при этом, что не может увидеть себя в зеркале.

— Подойди же, посмотри!

Он подошел, обнял ее за плечи и наклонился над парапетом. Двумя этажами ниже широкая терраса, облицованная красным кирпичом, огибала все здание на высоте двенадцатого этажа. Падение с двух этажей? Явно недостаточно! Он обернулся, посмотрел на крышу.

Вся ее площадь, пятьдесят квадратных метров или около того, была ограничена кирпичным парапетом с краем из белого камня. Такой же парапет окружал вентиляционную шахту — квадратное отверстие метров в десять шириной в центре крыши. Справа возвышалась цистерна. Слева, на светлом небе вырисовывался черный силуэт радиобашни. Прямо перед ней — дверь на лестницу. С другой стороны вентиляционной шахты находилось большое строение, где помещались механизмы лифтов. На крыше было множество дымовых и вентиляционных труб, вздымавшихся, как маяки в океане асфальта.

Отойдя от Дороти, он приблизился к шахте и нагнулся над парапетом. Четыре отвесные стены спускались в маленький дворик, заставленный мусорными контейнерами и фанерными ящиками от овощей. Заметив поблекший от дождя спичечный коробок, он толкнул его в пустоту. Коробок падал, падал, падал, пока наконец не исчез. Потом он бросил внимательный взгляд на стены шахты. В трех из них были прорублены окна. Четвертая совпадала, видимо, с лифтами и была глухой. Самое подходящее место… И ближе всего к лестнице… Он побарабанил пальцами по парапету и нахмурил брови, обнаружив, что он выше, чем ему казалось.

— Как здесь тихо, — сказала Дороти, подходя и беря его за руку.

Он прислушался. Тишина сперва показалась ему абсолютной, но, напрягая слух, он различил пульсирующий шум лифтов, вибрацию ветра в проводах, отдаленное жужжание вентилятора…

— Есть у тебя сигареты? — спросила она.

Он опустил руку в карман, нащупал смятую пачку, но не вытащил ее.

— Нет. А у тебя?

— Погоди-ка.

Она пошарила в сумке, отодвинула золотую пудреницу, бирюзовый платочек и вынула, наконец, сигареты. Оба закурили.

— Дорри, — заговорил он, — я хотел тебе кое-что сказать… по поводу этих капсул.

— Что именно? — спросила она, бледнея.

— Я счастлив, что они не подействовали. В самом деле, счастлив.

— Счастлив?

— Да. Вчера вечером, когда я тебе позвонил, я хотел сказать, чтобы ты их не принимала, но ты уже успела это сделать.

«Признайся же, — подумал он. — Освободись от этого бремени… Ведь оно тяготит тебя.»

— Но ты был так… Что заставило тебя изменить отношение к этому?

— Сам не знаю. Мне ведь тоже хотелось жениться на тебе без отлагательства. — Он опустил глаза на свою сигарету. — Кроме того, делать подобные вещи, в сущности, нехорошо.

— Это правда? — спросила она. Лицо ее оживилось, глаза заблестели. — Ты в самом деле доволен?

— Ну, конечно, Дорри, доволен.

— Слава Богу!

— Что ты хочешь этим сказать?

— Послушай… Только не сердись на меня. Я… я не принимала их. Я была уверена, что нам удастся со всем справиться и так радовалась тому, что мы скоро поженимся! Я чувствовала, что права… Ты не рассердился? Ты меня понимаешь?

— Ну, конечно, бэби. Говорю тебе, я счастлив, что из этого ничего не вышло.

— Я казалась себе преступницей, оттого что лгала тебе, — сказала она с дрожащей улыбкой. — И никогда не решилась бы во всем признаться. Мне… мне все еще верится с трудом, что ты теперь по-другому думаешь!

Он вынул из кармана аккуратно сложенный платок, вытер ей глаза.

— Дорри, а что ты сделала с капсулами?

— Выбросила, — смущенно ответила она.

— Куда? — спросил он с безразличным видом, убирая платок.

— В унитаз.

Его только это и интересовало. По крайней мере, никто не удивится, когда узнает, что, приготовив яд, она вдруг решила броситься с крыши. Он бросил сигарету, раздавил окурок ногой. Дороти, затянувшись в последний раз, последовала его примеру.

— Теперь все ясно между нами, — восторженно произнесла она. — И все чудесно.

— Да, все чудесно, — подтвердил он, взяв ее за плечи и нежно целуя в губы.

Он посмотрел вниз, на два окурка. На одном были следы помады. Нагнувшись, он поднял свой… Расщепил его ногтем, высыпал оставшийся табак, потом, скатав в крошечный шарик, выбросил за парапет.

— Так мы делали в армии, — сказал он.

Продолжая бродить по крыше, они приблизились к южной части вентиляционной шахты. Он повернулся спиной к парапету, оперся на него обеими руками, подтянулся и уселся, постукивая каблуками по кирпичам.

— Не сиди там! — испуганно сказала Дороти.

— Почему же? Край достаточно широкий, не у́же скамейки. Иди ко мне!

— Нет!

— Трусишка!

Поколебавшись, она протянула ему свою сумку. Он помог ей вскарабкаться, сесть рядом с ним… Когда она повернула голову и с опаской посмотрела через плечо вниз, он сказал:

— Не надо смотреть, у тебя закружится голова.

Он положил ее сумку справа от себя. Некоторое время они сидели молча, опустив руки на край парапета. Два голубя приблизились и стали следить за ними, недоверчиво поглядывая своими круглыми глазками.

— Как ты сообщишь матери? — спросила Дороти. — Напишешь или позвонишь?

— Еще не решил.

— А я, должно быть, напишу Эллен и отцу. По телефону о таких вещах говорить трудно.

Позади них зажужжал вентилятор. Немного спустя он положил свою руку на ее и, опираясь на другую, соскользнул с парапета. Прежде чем она успела поступить так же, он стал перед ней и взял обе ее руки в свои. Улыбнулся ей. Она ответила ему улыбкой.

Опустив руки до ее колен, он нежно сжал их ладонями, поглаживая в то же время пальцами ее ноги под юбкой.

— Ты не думаешь, милый, что нам пора спускаться?

— Скоро пойдем… У нас еще есть время…

Он поймал ее взгляд, задержал его своим, а пальцы его продолжали скользить вниз по ее обтянутым шелковыми чулками ногам. Краем глаза он увидел, что она все еще цепляется за край парапета.

— Какая красивая блузка, — сказал он, поглядев на пышный бант у нее на груди. — Новая?

— Что ты! Она стара, как мир.

— Бант немного развязался.

Дороти сняла одну руку с парапета, пощупала узел.

— Нет, — сказал он, — ты еще хуже сделала.

Вторая рука отделилась от каменного края.

Его ладони соскользнули совсем низко, насколько можно было это сделать не нагибаясь. Он отставил правую ногу, задержал дыхание.