Комплект книг: Дух времени. Введение в Третью мировую войну / Четвертая мировая война. Будущее уже р - Курпатов Андрей. Страница 1

Андрей Владимирович Курпатов

Комплект книг: Дух времени. Введение в Третью мировую войну / Четвертая мировая война. Будущее уже рядом / Складка времени. Сущность и критерии

Дух времени. Введение в Третью мировую войну

Вместо введения. Способ думать

В 2016 году, ещё до Brexit и обещаний Трампа построить стену на границе с Мексикой, до того, как англичане объявили, что с помощью заграждений в Кале будут защищать Евротоннель от мигрантов, и, конечно, намного раньше протестов в Белоруссии и событий 2022 года, когда свои заборы начнут спешно строить поляки, литовцы, греки, я писал в «Снобе» о будущей «Великой цивилизационной стене».

«Чтобы представить себе, как будет выглядеть наше с вами недалёкое будущее, можно, например, съездить в Израиль и посмотреть на высоченные заборы, окружающие палестинские поселения. Потребуется лишь немножко напрячь воображение и мысленно продлить эту стену от горизонта до горизонта. Такие заборы – из железа и бетона – скоро вырастут по периметру союзнических государств, объединённых в большие цивилизационные агрегации».

Эта рационально необъяснимая тогда фантазия была вызвана предгрозовым состоянием, специфической духотой, которую создавала «складка времени», сковавшая на тот момент мир. От накапливающегося напряжения он как будто начал трескаться изнутри, но где, по какой линии пройдёт первая видимая трещина, предсказать было трудно, даже невозможно. Где тонко, там и рвётся – вот весь ответ.

В середине десятых годов этого века главным вызовом для всего мира был, конечно, ИГИЛ [1], а в более общем виде – исламский фундаментализм как таковой. Движение разрасталось, словно пожар при ураганном ветре, захватив почти треть Ирака и больше трети территории Сирии.

Террористические акты, ассоциированные с новым «халифатом», проходили в Европе, Африке, Америке, на Ближнем Востоке. Граждане десятков стран вступали в добровольческие ряды, да и по сей день ячейки сторонников «Исламского государства» ждут сигнала к наступлению во всех частях света.

Трудно понять, как мыслят люди, находящиеся в совершенно другой модели реальности, как они допускают возможность действий, которые нам представляются неприемлемыми. Как можно, например, отрезать на камеру голову заложника? Или что должно быть в голове у человека, замыслившего совершить массовое убийство? Как, наконец, можно принудительно повышать рождаемость? [2]

Мы не привыкли думать о происходящем умом того, кто моделирует реальность иначе. Нам следовало бы научиться реконструировать то, как думает представитель другой культуры, другого цивилизационного перехода, и тогда многое встало бы на свои места.

Значительная часть мусульман пережила беспрецедентный подъём с глубин аграрной реальности в мир, где индустриализация тонет в информационной и цифровой цивилизационных волнах. Это экстренное «всплытие» не могло не закончиться кессонной болезнью, приводящей к вскипанию крови.

И хотя сейчас «иных уж нет, а те далече», этот «зелёный пояс», подпирающий с юга всю Евразию – от Лиссабона и до Владивостока, – остаётся невероятно взрывоопасным. Скреплённый общим врагом – Израилем, инкорпорированным в самый центр этого «зелёного пояса», – аграрно-индустриально-информационно-цифровой мусульманский мир кадит кипящей лавой и готов в любой момент обрушиться на головы «неверных».

Конечно, сложнее всего было бы ожидать, что мировой пожар, даже несмотря на события в Крыму 2014 года, начнётся с России.

Во-первых, потому что нам, как я и писал в своих прежних публикациях, придётся в этом «фазовом переходе» тяжелее других. Во-вторых, потому что Россия была не готова к такому противостоянию – ни с точки зрения зрелости общества, ни, тем более, с индустриально-технологической точки зрения. В-третьих, война – это, вопреки всем речовкам, не наш конёк: в любой войне мы воюем, к сожалению, не умением, а числом.

Но, возможно, именно эта обречённость положения России и вызвала этот своего рода фальстарт. Именно России выпало сыграть роль мальчика, кричащего «Король-то голый!», обнажая столкнувшиеся за ширмой глобализации цивилизационные волны, разрывающие мир на части.

Да, это более чем парадоксальный способ сохранить себя, свою культурную идентичность, а может быть, даже и статус одного из ключевых центров силы на мировом геополитическом пространстве. Но в иной ситуации, при другом развитии событий, что мы обсудим позже, перспективы выглядели совсем безрадостно.

«Когда-нибудь историки назовут это гигантское архитектурное сооружение „Большой цивилизационной стеной“, – пишу я в той же статье 2016 года. – И хотя дизайн её вряд ли закажут Филиппу Старку – строить будут второпях, Бэнкси, надо полагать, будет где развернуться. Китайцы, кстати, тоже что-то построят, но им и не впервой, и у них тоже какая-никакая цивилизация, испокон веков, замечу, играющая в го [3].

Отдельных стран как таковых, то есть в нынешнем их виде, уже не будет. Нерентабельно. Возникнут своего рода „цивилизационные анклавы“: „Европейский“, „Североамериканский“ и т. д. Россию, впрочем, вряд ли в какой-то из них возьмут. И не потому, что мы „не Европа“, или „люди второго сорта“, или нам „нельзя доверять“. Просто слишком велика территория, а заселена локально – придётся делать маленькие города-резервации с остатками культуры: „Москва“, „Питер“, „Екатеринбург”. Блокада 2.0.

В общем, приглядитесь ещё раз повнимательнее к палестинским поселениям – мы с вами скоро будем жить в таких же. Наверное, можно даже успеть психологически подготовиться».

Конечно, история и политология – это не мой профиль. И я сам не люблю, когда дилетанты лезут туда, где их не просят, а «смерть экспертизы», о которой говорит Том Николс, пугает меня пуще любого другого ужаса. Но почему не думать об исторических процессах как о следствии меняющегося психического состояния человеческих масс?

Для меня история – это производная от поведения больших масс людей, движимых потребностями, историко-культурными субъективациями, собственническими интересами, фрустрациями, рационализируемой иррациональностью и напряжением внутри социальных иерархий.

В относительно стабильные времена психология «народных масс» традиционно игнорируется и даже исторгается из господствующих научных дискурсов – политологического, экономического.

Но стоит системе хотя бы слегка накрениться, как те, кто занимается политикой и экономикой, тут же обращаются к специалистам по поведению человека и спрашивают: «А почему люди побежали в банки снимать накопления?», «А почему люди выходят на улицы?», «А какова психология биржевых трейдеров, избавляющихся от токсичных активов?», «А почему население поддерживает консерваторов?», «А по каким причинам люди теряют доверие к СМИ?».

Забавно, что до момента очередного кризиса поведение людей, их психология воспринимаются «нормальными», а потому, вероятно, и не кажутся интересными. Но если мы хотим понимать «психологию кризиса», «поведение в кризисе», нам следует уяснить именно эту «норму»: почему люди вообще несут деньги в банки, играют на повышение, выступают за права и свободы, доверяют СМИ?

Но нет, из раза в раз одно и то же: психология и поведение человеческих масс словно бы не существуют «до», а в момент кризиса вдруг чудесным образом являют себя…