Иномир и Мила (СИ) - Широкова Лана. Страница 13
— Да так, — отмахнулся Иномир, — в Вышгород сопровождаю.
Кузьма закивал, начал уже что-то говорить, как вдруг на кухне раздался оглушающий треск глиняной посуды.
— Я сейчас этому Всеше шею сломаю, — сквозь зубы проговорил он, побелев от злости, и метнулся на кухню.
— Тебя, что ли, все на свете знают? — Мила подняла бровь.
— За всех на свете не ручаюсь, но в таких вот местах останавливаюсь довольно часто.
Мила уже хотела задать ему кучу вопросов, как вдруг живот так громко заурчал, что пришлось стыдливо закрыть его рукой. И так вовремя в зале появился невысокий мальчишка-помощник Всеша со светлыми короткими волосами и с подносом в руках. Он важно подошел к ним, поставил на стол керамические кривые тарелки и пожелал приятного аппетита. Но когда Мила взглянула на чашу с мутным серым супом, есть как-то быстро перехотелось. А Иномир как ни в чем не бывало взял ложку и принялся за еду. Она с недоверием на него посмотрела, но все же решила осторожно черпануть суп.
— Какой ужас, — поморщилась она, перекусывая склизкую жилку, — как же невкусно и пресно.
— Запей пивом — лучше будет. — Он пододвинул к ней кружку.
— Я не пью, — ответила она и начала ковыряться в супе. — Нет, я точно это не буду.
— Давай ешь и пойдем. — Иномир громко захлебнул супа. Мила покачала головой, посмотрела в сторону кухни, откуда продолжала раздаваться ругань Кузьмы.
— Нет, я так не могу. — Она решительно встала, вышла из-за стола и направилась в сторону кухни. Заглянула в дверной проем, и ее чуть обморок не хватил.
Грязные котлы и горшки, липкие столы, черная печка, разбитая глиняная посуда и брызжущий во все стороны кипящий суп. Всеша бегал от стола к печке, а Кузьма пытался все это дело вытереть затухшей тряпкой.
— А ну, разойдитесь, — произнесла она, закатывая рукава.
Всеше сказала все отмывать, а у Кузьмы спросила, где у кухарки лежали разные листья и травы. В большом берестяном коробе она отыскала все, что могло помочь спасти пресный суп. И пока бульон доваривался, на всю харчевню разнося ароматный запах, занялась тем, что рубила мясо на мелкие кусочки. И так увлеклась процессом, что не заметила, с каким молчаливым интересом смотрит на нее Иномир, стоя в дверном проеме.
— Милослава, все уже слюни пускают от запахов, — сказал он. — Я же напоминаю, что нам пора уходить. Скоро наступит вечер.
— Да мне совсем чуть-чуть осталось. — Она посмотрела на него, сдувая пряди волос с лица.
Но попробовав суп, подумала, что неплохо было бы пожарить к нему хлеб. Нарезанный ломоть отправился ближе к огню, а Миле захотелось приготовить еще что-нибудь. Подумала о пироге, но сердце неприятно кольнуло, и она решила сварить кашу. Отыскала крупу на верхних полках и старый мед, залила все водой и поставила в печку.
— Как же вкусно будет, — вздохнула она, утирая пот со лба.
— Ну, спутница Иномира, — покачал головой Кузьма, — повезло ему с тобой.
Всеша разлил все по большим горшкам, а Мила отдельно на поднос поставила для Иномира глубокие тарелки с кашей и супом, а хлеб положила рядом. И когда вышла в зал, увидела, что почти все столы были заняты. Мила даже от удивления остановилась, оглядела всех, но поднос до того тяжелый был, что пришлось скорее опустить его перед Иномиром. Сама села напротив него, руки под щеки поставила и стала ждать, что же он скажет, попробовав первую ложку.
— Ну как? — с нетерпением спросила она.
Иномир немного помолчал, покачал головой, Мила уже хотела расстроиться, как он посмотрел на нее и широко улыбнулся.
— Неплохо. Очень даже неплохо. В жизни такой вкусный суп не ел.
Кузьма довольно закивал и вместе с Всешей стал разливать суп всем остальным под громкие разговоры. А Мила стала кормить Иномира.
— Ты вот хлебушек возьми, — протянула ему жареный ломоть и снова продолжила на него смотреть. И такая радость накрыла оттого, с каким удовольствием он клал себе ложку в рот, что она даже про свой голод позабыла. — А теперь кашу. — Она забрала пустую тарелку и поставила перед ним новую.
— Ну, Милослава, не ожидал. — Он кинул в рот последние крошки хлеба. — Оказывается, ты не только травить умеешь, но и готовишь совсем недурно. Я бы даже сказал, что очень недурно.
Похвалу от братьев она получала часто. А вот от чужого человека, тем более от Иномира такие слова было в разы приятнее услышать. Она отвела смущенный взгляд и попросила Всешу налить еще одну тарелку для себя, не забывая подзывать его для добавки. Вскоре они так наелись, что пошевелиться не могли. Иномир соломкой ковырялся в зубах, а Мила, сложив руки на сытом животе, то и дело вздыхала.
— Такой обед надо запить чем-то лучше, чем прогорклым пивом, — произнес Иномир. — Кузьма! Неси медовухи, и не ври мне, что у тебя ее нет.
Кузьма ходил уж очень довольный, собирал монеты со столов, принимал похвалы за кухню и все повторял название трав, которые Мила добавляла в суп. И без каких-либо споров принес две кружки за их стол. Мила отказалась, и Иномиру пришлось выпить за нее. Так они и просидели друг напротив друга и не заметили, как быстро пролетело время. Она спохватилась первая, когда дверь за одним из посетителей закрылась и в щелке успело мелькнуть потемневшее небо.
— Иномир, мы же хотели идти в дорогу, — спохватилась Мила.
— Я уже никуда не пойду, — вздохнул Иномир и сложил руки на груди.
Мила привстала и пригляделась к нему — тот немного косил глаза, а его щеки были зарумянены.
— Да ты напился, — нахмурилась она. — Иномир, а как же Черный ельник?
— Пусть стоит, ничего от одной ночи не случится. Незачем меня было харчами своими баловать, — ответил он и окликнул Кузьму, так громко, что у нее уши заложило: — Эй! На ночь остаемся, накрой нам в одном из сараев.
— Сарае? — переспросила она. — Каком еще сарае? Я не буду спать с тобой ни в каком сарае!
Капал мелкий дождь, на улице совсем стемнело, и никого в округе не было. А Мила уже ошарашенно смотрела на открытые двери низенького, почти развалившегося строения и качала головой. Все поверить не могла, что перед ней лежало застеленное холщовыми простынями сено слабо освещенное лучиной, вставленной между досок. Огар падал в ведро с водой, и вся эта затея ей все больше не нравилась.
— Может быть, еще не поздно уйти? — Она с надеждой посмотрела на Иномира. — Я не могу ночевать рядом с мужчиной.
— Мы же уже столько раз спали у одного костра. — Он поднял бровь. — Эта ночь чем-то отличается?
— Как чем? — возмутилась Мила. — Над нами же крыша, а значит, считай, что дом. И уж не знаю как тут, а у нас от такого позора мне в жизни будет не отмыться.
— Ну даешь. — Иномир покачал головой, вошел в амбар, прилег и закинул руки под голову. А она продолжила ошарашено на него смотреть. — Милослава, если тебе так легче будет, то сарай — это совсем не дом, а, скорее, уличная пристройка. — Иномир посмотрел на нее исподлобья. — Так что от открытого неба почти ничем не отличается. Посмотри: здесь нет ни лавок, ни кроватей. К стенке разворачивайся и спи, но если тебе, конечно, так стыдно, иди к Белогриву. Мне лучше будет, — он широко развалился, — хоть отдохну от общества, которого в последнее время многовато стало.
— А может, мы вдвоем там заночуем? — предложила Мила. — Одной мне там страшно будет, а с тобой намного спокойнее.
— Какая же ты смешная. — Иномир покачал головой. — Предлагаешь мне поменять такое мягкое сухое сено на твердую мокрую землю? Нет, спасибо, я еще со своей головой дружу.
— А что, и вправду мягкое? — Мила вытянула шею и осмотрела сарай еще раз: на стенах между досками чернели щели, пол заменяла голая земля, а крыша местами протекала. — Все же ты прав, это не дом. Наверное, я все же могу здесь переночевать с тобой. — Она осторожно перешагнула ноги Иномира, присела подальше, потрогала сено и громко удивилась. — И вправду мягкое.
Ее лицо озарила счастливая улыбка. Мила широко расставила руки, опрокинулась на застеленную простынь, вытянула ноги и, закрыв глаза, от удовольствия промычала.