Ваше Сиятельство 6 (СИ) - Моури Эрли. Страница 37

И длинное послание от Светы Леской со звуками ее поцелуев, а потом сладкими стонами — умеет актриса подразнить. Она решила пообщаться со мной, одновременно играя с дилдо, лежа в своей комнате на театральном чердаке. Самое обидное: она меня основательно раздразнила, и я тут же ответил ей: «Приезжай! Скорее! Не могу терпеть!». Но терпеть пришлось: виконтесса извинилась и сообщила, что у нее через час спектакль, она очень сожалеет, но приехать не может. Увы, я так и остался сидеть за рабочим столом со стоящим колом членом…

И пришлось мне вернуться к главному на сегодняшний день — финальной проработке схемы устройства сквозного согласования «Одиссей». Да, вот так — звучит заковыристо и серьезно, потому что вещь действительно серьезная. Ведь поднять на качественно иной уровень возможности воздушного флота империи — это залог успеха в войне с самым серьезным противником. Это мощь государства и его будущее благополучие.

Я долго работал с разложенными на столе финальными схемами, доводя до ума детали весьма сложной структуры. Отвлекали мысли о том, что теперь проект «Сириус» под большой угрозой, и если все пойдет по негативному для нас сценарию, то моя разработка устройства «Одиссеей» может оказаться невостребованной — не передавать же мне это важнейшее изобретение императрице Глории. Иногда я поглядывал на эйхос, надеясь, что на него придет сообщение от Ольги или ее отца с информацией, которую я ждал с особым нетерпением: что именно имеют против «Сириуса», против царевича Дениса Филофеевича и всех нас наши враги, и у кого эти сведения находится. Однако, эйхос, выдавший днем много неожиданных посланий, к вечеру будто впал в спячку.

Лишь после ужина он радостно пискнул входящим посланием. Оно оказалось от Элизабет.

Поначалу слова сестры Майкла вызывали у меня улыбку: как и Ленская чеширская сучка извещала о своих экспериментах с дилдо. Надо же, она нацарапала на нем мое имя! Но я, извините, в этом вопросе не тщеславный, как и во многих других. Просто мысли Элиз, ее эмоции — а их излилось много — были одновременно забавны и приятны. А вот дальше миссис Барнс меня расстроила. Я чувствовал, как в каждом ее слове проступает тоска, и все яснее понимал, что эта женщина в самом деле любит меня. И это может оказаться не просто увлечением на месяц-другой. Меня снова начала покусывать совесть. Ведь все это время я недостаточно хорошо относился к чеширской баронессе. Да, Элизабет порочна, она большая эгоистка и кое в чем дрянь. Она полна противоречий, огромных противоречий, которые мучают прежде всего ее саму, не дают ей жить спокойно. Но, боги, а кто из нас без греха⁈ Извините за каламбур, сами боги полны им! Я был не прав, унижая Элиз без особого повода, в то время как этот человек сейчас старается для меня даже не имея надежды, что между мной и ей будут хоть какие-то сердечные отношения.

И я ответил ей:

«Элиз, спасибо тебе за такую заботу. Ты слишком не рискуй, постарайся не вступать с тем человеком в отношения, которые тебе неприятны. Лучше не торопись с решением этого вопроса. Ты беспокоишься, что по твоему возвращению я отвернусь от тебя, как от женщины мне больше ненужной? Нет, Элизабет, обещаю, этого не случится. Ты доверилась мне и постепенно становишься моим другом, я не бросаю таких людей — это мой принцип. Как ты знаешь, у меня есть невеста, которую я люблю, и я не могу уделять тебе столько внимания, сколько ты заслуживаешь, но я постараюсь делать так, чтобы мы хоть изредка мы были вместе. Еще вопрос: ты рассказала о своем перелете, нескучном, благодаря дилдо, рассказала о своих чувствах ко мне и том, как решаешь мой вопрос, но ни слова не сказала о главной цели своего визита в Лондон. Как решается вопрос с твоим разводом? Ты нашла достаточно хорошего адвоката? Хватает ли тебе денег? Желаю удачи, Элиз. Пусть все сложится хорошо, и ты скорее вернешься в Москву. Передавай привет Майклу».

Я знал, что из-за особенностей связи с Британией, мое сообщение может надолго застрять в кристаллах памяти московских станций и долететь до миссис Барнс лишь завтра или даже через несколько дней. Но что поделаешь, здесь я изменить ничего не мог.

Повозившись над схемами еще больше часа, я все-таки довел их до того состояния, когда с моей стороны все вопросы основных принципов функционирования устройства «Одиссей» были решены. Теперь, как я и обещал, эти листы вместе с моими пояснительными записками можно было передавать главному инженеру Директории Перспективных Исследований господину Броневому или напрямую графу Голицыну. Я известил Жоржа Павловича, что моя работа завершена, сообщением на эйхос. Сказал, что передам результат «как обычно», что означало: «заберете у моего дворецкого». И теперь, когда мое сознание освободилось от мыслей по устройству синхронизации, меня тихонько начало пробирать беспокойство, истоки его я пока не мог понять. Лишь когда сел в кресло возле окна и закурил, то понял: тревога как-то связана с Элизабет. Что-то с ней происходит нехорошее.

До самого сна это чувство то нарастало во мне, то отпускало. А среди ночи я проснулся от того, что почувствовал отчаянный призыв Элиз. Она молила о помощи. Я точно знал, что миссис Барнс сейчас в огромной беде, все решают минуты, и во всем огромном мире Элиз может рассчитывать только на меня. Но что я мог сделать, находясь более чем за две с половиной тысячи километров от нее⁈ Мне никак не преодолеть такое расстояние достаточно быстро, даже на самой стремительной вимане. И на тонком плане, если бы даже как прошлый раз мне посодействовал Родерик, все равно помочь Элиз быстро я не мог.

* * *

— Ритуал! — хмуро сказал виконт Уоллес.

Жрец небесного Тонатиуха кивнул. Приложил обсидиановый клинок ко лбу и закрыл глаза, прошептал несколько слов, затем, повернувшись к хозяину особняка, сказал что-то на своем лающем языке.

Они вместе вышли из зала, чтобы взять курительную трубку и священные таблички, тексты с которых читали перед вечерней трапезой. Лорд побежал за ними.

— Алекс! Алекс! — давясь рыданиями, миссис Барнс изо всех сил пыталась освободить руки.

Будто не чувствуя боли, она дергала руками так, что казалось кисти оторвутся, застряв в тугих петлях. И случилось чудо: правая петля чуть поддалась, стала шире. После нескольких рывков Элизабет смогла вырвать руку, содрав кожу о грубую веревку.

— Мой демон! — всхлипнула баронесса, торопливо, лихорадочно пытаясь распустить узел на левом запястье.

Он не поддавался, и Элиз померещилось, что ее мучители возвращаются. Их голоса звучали ближе или так казалось из-за страха, разрывавшего сердце. Англичанка снова воззвала к Алексу. У нее возникла уверенность, что демон, хоть и не может оказаться так быстро здесь, но неведомым образом помогает ей. Так вышло и в этот раз: узел на левой руке поддался. При чем довольно легко.

Поглядывая на приоткрытую дверь, Элиз принялась освобождать ноги. Снова зазвучали мужские голоса. Нет, в этот раз они не приближались. Ее мучители будто спорили о чем-то. Освободив вторую ногу, Элиз бросилась к окну. Дернула за ручку створку, но она даже не шевельнулась. В страхе и спешке баронесса не могла понять, как открыть оконный запор. Наверное, окна здесь не открывались вообще, потому как содержимое этого зала имело для Уоллеса огромную ценность. Баронесса обернулась на дверь — голоса там звучали громче, раздался лай собаки.

Взгляд Элиз метнулся к простенку, на котором висело древнее оружие: копья, старинный остробой, лук и арбалет. Еще мечи и секира. Миссис Барнс подумала, что если она успеет, то эта секира поможет ей разнести окно, и тогда Элиз выскочит в сад. Израненная, голая, но хоть с каким-то шансом на спасение. Демон должен ей помочь! Она метнулась к простенку. По пути молнией мелькнула мысль: ее мучители сразу же прибегут на грохот от ударов секиры! Может быть правильнее не разбивать окно, а убить этих мерзавцев? Но там пес! Элиз боялась его больше, чем Махуизоха и свихнувшегося виконта Уоллеса!