Возродившиеся из пепла (ЛП) - Малком Энн. Страница 56
Та ночь еще круче изменила ситуацию. Время от времени я наблюдала за Зейном, смотревшим на Лекси. Без сомнения, он думал о ее отце, о ее потере и слегка сжимал ее шею или целовал в голову. Меня он тоже не выпускал из виду, не то чтобы я жаловалась. И каким-то образом, посреди самых трудных моментов нашей с Лекси жизни я также обрела и одни из самых счастливых. Можно с уверенностью сказать, что я ехала на эмоционально выматывающих американских горках. Когда мы вернулись домой прошлой ночью, я была готова рухнуть в объятия Зейна, как и привыкла. Но он занес наш багаж и подошел к двери, как только Лекси уснула. Его лицо превратилось из того, к которому я привыкла за последнюю неделю, обратно в его прежний пустой, жесткий взгляд. Я чуть не вздрогнула. Особенно, когда он заявил, что у него «дела клуба» и он не знает, сколько времени они займут. Затем целомудренно поцеловал меня в губы и ушел.
С тех пор я его не видела и ничего о нем не слышала. Это означало, что прошлой ночью я не рухнула в сон, как планировала. Вместо этого я ворочалась, ожидая возвращения Зейна, и перебирала в голове события, которыми можно было объяснить перемену. Я сузила круг причин до телефонного звонка, который он получил прямо перед тем, как мы покинули аэропорт. Все это способствовало примерно одному часу сна, что, в свою очередь, превратило меня в еще большую развалину. Я уже потратила свою неделю отпуска, и мне нужно было возвращаться к работе. Тем более, что наши владельцы… умерли, и мне придется самой вести дела, пока юристы не уладят все с поместьем и во владение не вступят новые владельцы. У меня не было ни времени, ни места в голове, чтобы думать о чем-то лишнем.
Мне также требовалось погрузиться в дела. Оставаться наедине со своими мыслями и погрязнуть в печали — последнее, что мне было нужно. Так что, несмотря на то, что я отчаянно хотела свернуться калачиком на диване рядом с Лекси и смотреть повторы «Друзей», я подготовилась к работе, а Лекси к школе. Она уже достаточно пропустила, и ей нужно чем-то занять себя. Я планировала подбросить ее в школу, но этим утром у нашего порога стоял Киллиан, готовый забрать ее. Как бы мне ни хотелось этого признавать, но я была рада. Он обращался с ней так, словно она была сделана из стекла, и, казалось, давал ей ту же силу, что Зейн давал мне.
Лекси беспокоилась, что покинет меня, но я заверила ее, что со мной все будет в порядке. Очевидно, я ошиблась, раз не могла выйти из машины. Звонок телефона заставил меня подпрыгнуть. Я смотрела на него в своей руке, вспоминая свой первый рабочий день здесь, когда я сидела в машине, одолеваемая всеми своими сомнениями. Ободряющие слова Стива эхом отозвались в моих мыслях. Я больше никогда не услышу его голос с другой стороны линии. Никогда не почувствую его поддержки и непоколебимой веры в меня. Телефон перестал звонить. Одинокая слеза скатилась по моей щеке, и меня накрыло. Реальность всего. Я перестала двигаться. Перестала бежать, и меня, наконец, накрыло. Я не плакала. Не на похоронах. Не тогда, когда Лекси спела на церемонии прощания прекраснейшее исполнение «Over the Rainbow». Даже глаза Зейна при этом подозрительно блеснули. Нет. Я не могла плакать. Я сосредоточилась на том, чтобы быть сильной ради своего ребенка. Так что теперь, когда я была от нее далеко, все это поразило меня, и по моему лицу заструились слезы. Я изо всех сил пыталась дышать. Я не знала, как долго просидела в машине, рыдая; похоже, что долго. Потом дверца с водительской стороны открылась.
— Бл*ть, — пробормотал низкий голос.
Я не замечала в его тоне ни беспокойства, ни чего-то еще, только знакомые руки, которые вытащили меня из машины. Я уткнулась Зейну в плечо, вцепившись в края его жилета. Запах кожи, машинного масла и табака меня слегка успокоил.
— Отгони машину, — услышала я, как он кому-то рявкнул.
Потом понес меня куда-то.
— Они умерли, — бормотала я между рыданиями. — Я не осознавала этого до сих пор, но они умерли… и никогда не вернутся.
Я икнула и посмотрела на него затуманенными от слез глазами.
Зейн остановился и посмотрел на меня.
— Детка, сможешь удержаться на байке? — мягко спросил он, кивнув в сторону тротуара.
Я оглянулась и увидела его «Харлей», смысл вопроса начал медленно до меня доходить. Все то время, что мы были вместе, я не ездила на его байке. Основная причина заключалась в том, что до недавнего времени мы не поддерживали отношения при свете дня или вне спальни. Кроме того, я не могла запрещать Лекси приближаться к мотоциклу, чтобы потом самой умчаться на его заднем сиденье в закат.
Зейн, казалось, не возражал, позволяя мне прокручивать все это у себя в голове. Он осторожно поставил меня на ноги, переместив руки мне на талию, будто пытаясь поддержать. Я перевела взгляд с мотоцикла на него. Его лицо было суровым, и он смотрел на меня пустым взглядом.
— Я никогда раньше не ездила на байке, — полушепотом прошептала я.
В уголках его глаз появились морщинки, и он провел кончиком пальца по моему виску.
— Я рядом, детка. Все, что тебе нужно сделать, это держаться за меня, — тихо пробормотал он. Я почему-то знала, что он говорил о нечто большем, чем поездка на мотоцикле.
Он бросил на меня еще один долгий испытующий взгляд, а затем запрыгнул на байк. Я не колебалась. Даже не оглянулась на здание, из-за которого у меня случился нервный срыв, просто запрыгнула позади него и позволила ему увезти меня от всего этого.
Мы ехали долго. Было похоже на несколько часов. Мимо нас проносились морские пейзажи, хотя я не обращала на них особого внимания. Я сосредоточилась на твердом теле, к которому прижималась, вибрации мотоцикла, ощущении свободы, когда мы мчались по шоссе. Все темные мысли, омрачавшие разум, исчезли, пока не осталось ничего, кроме меня, Зейна и дороги. В голове прояснилось, и я почувствовала, что могу дышать, не задыхаясь от горя. Зейн каким-то образом понял, что мне нужно, и дал мне это. Мне не нужны слова или хнадра. Мне нужен был только он и его мотоцикл. Мы сбавили ход, свернув на полузаброшенную дорогу, которая заканчивалась небольшой пустой парковкой с видом на море. За парковкой на вершине пологого склона стояла одинокая скамейка. Представляю, какой удивительный вид открывался с нее на океан. После того, как байк остановился, мы посидели на нем некоторое время, прислушиваясь к реву волн, сменившему привычное громыхание байка. Зейн слез и повернулся ко мне. Осторожно расстегнул шлем, который надел на меня перед поездкой и отложил его в сторону. Просунул руки мне под подмышки и поднял с байка, как ребенка. Аккуратно поставив меня на землю, взял за руку и повел к скамейке. Мы шли до нее в полном молчании. Продолжая молчать, Зейн посадил меня к себе на колени. И я стала глядела на океан, наслаждаясь теплом его рук и ощущением безопасности, которое они мне давали.
Мою жизнь наполнял шум. Я и сама была шумной. Мы с Лекси всегда болтали, шутили, поглощали фильмы, телепередачи и еду с угрожающей скоростью. Мы постоянно находились в движении. Нашу жизнь наполняли звуки, шум и счастье. Когда неделю назад это счастье разбилось, движение и шум не прекратились. Но Зейн подарил мне тишину. В тот момент это была самая прекрасная вещь, которую он когда-либо мог для меня сделать.
— Как ты узнал? — наконец спросила я хриплым голосом. Я хотела знать, откуда он узнал, что мне нужно. Как понял, что я нуждаюсь в тишине.
Руки Зейна вокруг меня сжались.
— Приставил к тебе проспекта, — сказал он в качестве объяснения.
Я вздрогнула и посмотрела на него. Тут я осознала, что мне также нужно было задаться вопросом: откуда он узнал о моем срыве в машине возле отеля. Об этом я даже не подумала.
Он все также смотрел на океан.
— Ты приставил ко мне проспекта? — повторила я.
Он кивнул.
— Зачем?
Наконец он посмотрел на меня, и я чуть не вздрогнула. Его глаза не были суровыми или яростными, они были затравленными. В них кружились демоны, о которых я даже не знала.