Ежегодный пир Погребального братства - Энар Матиас. Страница 51
СРЕДИННАЯ ДЫРА, ИЛИ АЛКОГОЛЬНАЯ ИНТЕРМЕДИЯ ДЛЯ ОЖИВЛЕНИЯ АППЕТИТА & ЗАСТОЛЬНАЯ ПЕСНЯ (на мотив «Угрей»)
Пувро сделал знак магистру Сухопеню, и тот сразу понял, что нужна какая-то пауза, антракт для того, чтобы восстановить порядок и аппетит. Трапеза подошла к середине, позади — рыбное, впереди — мясное. Самое время устроить перерыв, так называемую Дыру. Дыру, волшебным образом восстанавливающую силы и голод. Со всех сторон окружавшие его могильщики почувствовали приближение заветного мига и закричали: «Песню! Песню! Даешь Дыру!»
Профан воображает Дыру тупо «нормандской», тогда как она сродни всем французским провинциям, использующим те средства, которыми они располагают: коварней всего Дыра лотарингская, на алычовой водке; экзотичней всего — антильская, с горящим ромом; богоугодней всех — Дыра монашеская, на шартрезе, восточней всех — эльзасская, на кирше; всех приземленней — Дыра северная, на свекольном самогоне, и т. д.; тут и коньяк, и ар-маньяк, и водки из виноградных выжимок, и настойки всех видов и сортов, которые тоже можно принимать во время Дыры, то есть от души, не скупясь и посреди трапезы (и значит, Дыра пьяницы, который полощет горло мятным ликером «Рикле» (Ricqles®), прежде чем вернуться к жене, на самом деле не считается Дырой, ибо та должна быть окружена твердью, то есть едой), и все это — чтобы усилить выработку желудочного сока и не только вернуть аппетит с целью продолжения банкета, но и прочистить горло для пения, ибо таково было назначение Дыры для тех, кто ее копал, она всегда сопровождалась какой-то песней с призывами предаваться питию и прочим увеселениям, иногда связанным с так называемым «слабым» полом, — иными словами, песней с солдатским юмором, очень телесной, приземленной, а ведь в случае похоронного ремесла тело и земля — это сама соль профессии. Право выбирать напев каждый год получала новая делегация — на сей раз были выбраны могильщики Окситании; Дыра, следовательно, обещала быть битерской или нарбонской; а алкогольные напитки — западными: либо настойка дудника болотного, зеленая, как шартрез, дурманящая и обманчивая, как фея в тумане; или настойка синей дикой сливы тройной очистки — она, конечно, немного дерет в горле и бьет по мозгам, но способна поднять и покойника — впрочем, она и пахнет трупом. Окситанские забулдыги тут же затянули песню на всем известный мотив, чтобы и другие могильщики могли подхватить припев:
Как приедешь в Сен-Шиньян,
Непременно будешь пьян!
Потому что без вина
Жизнь уныла и длинна!
На холмах созрел гренаш!
Дай нам выпить, Отче наш!
Дозревает кариньян —
Наливай второй стакан!
То была песня виноградарей, распространенная в районах Аквитании, которые раньше назывались Лангедоком; от ее легкой мелодии и незатейливых слов хотелось чего-то пятизвездного, отменного, не ниже тринадцати градусов! Старинных вин! И непевшие, оставляя вино для мясных блюд, чей аромат — горящие дрова, шкворчащий жир, впитавший в себя лавр и тимьян (слуги перестали крутить ручки и уже снимали мясо с вертелов), — щекотал их раздутые удовольствием ноздри, для поднятия духа опрокидывали шкалики сливянки или дудника (Angelica archangelica).
Как могильщику не пить?
При профессии такой!
А налижешься вконец —
Похоронишь не того!
На холмах созрел гренаш!
Дай нам выпить, Отче наш!
Дозревает кариньян —
Наливай второй стакан!
Ох, тяжел дубовый гроб,
Ох и твердая земля,
Хорошо работать чтоб,
Нам без выпивки нельзя!
На холмах созрел гренаш!
Дай нам выпить, Отче наш!
Дозревает кариньян —
Ну, налей второй стакан!
С каждым надо поскорбеть,
Каждый будет наливать.
При профессии такой
Будешь трезвым, твою мать!
На холмах созрел гренаш!
Дай нам выпить, Отче наш!
Дозревает кариньян —
Ну, налей второй стакан!
Далее тема принимала игривый оборот (в угоду цензуре заменим точками проблемное слово, дабы не шокировать прекрасный пол, как любил говаривать Сухопень):
Что за девка, просто клад!
Шире двери ее зад!
Друг-могильщик, не пасуй!
Доставай свой верный…!
На холмах созрел гренаш!
Надо б выпить, Отче наш!
Дозревает кариньян —
Ну, налей еще стакан!
Нет красотки, нет монет,
И ругаться силы нет…
Как преставится клиент —
Снова будет звон монет!
На холмах созрел гренаш!
Надо ж выпить, Отче наш!
Дозревает кариньян —
Друг, налей второй стакан!
Особенно напирали лангедокские могильщики на похабный куплет, и даже повторили его дважды.
А тут все разом подняли локти! И опрокинули в глотки содержимое своих шкаликов! Официанты же предусмотрительно поднесли чем закусить, — ведь надо же подкрепиться после спиртного, пока сводный лангедокский хор под грохот аплодисментов выводит концовку застольной песни:
Девка дородна, девка красива,
Держится гордо и смотрит спесиво!
Ну и ходи себе дальше одна,
Лучше с друзьями выпить вина!
Ведь на холмах созрел гренаш!
Надо ж выпить, Отче наш!
Дозревает кариньян —
Друг, давай второй стакан!
Закуска под Дыру состояла всего лишь из небольшой тарелочки ракушек с кремом из очень зрелого сыра конте с трюфелями, пахучего, как падаль, и отбивающего мозги не хуже фильмов с Луи де Фюнесом, к тому же адский вкус сыра начисто обдирал нёбо перед серьезной пищей, гвоздем программы — тем мясом, что раньше называлось жаркое. К могильщикам вернулся голод, музыкальная дань традиции дала им силы продолжить пьянку; биттеруанский хор ликовал и праздновал победу, как команда регбистов; официанты снимали с вертелов зайцев и молочных поросят и выкладывали, как положено, на огромные блюда. Пора было расчленять этих чудесных крошек, резать на куски и заливать соусом: зайцев — щавелево-сливочным, поросят — темно-шоколадным; на стол выносили и ранние овощи, жардиньер из молодого горошка, зеленой спаржи, карликовой моркови, тающих во рту артишоков, малюсеньких картошечек с острова Ре, зеленого лука и перьев чеснока, печеную тыкву, печеную фасоль, а за ними — ломтики баранины, свиные ноги, отбивные, затем телятину, ребрышки, жаренные на гриле, филе в соленой корочке, брошенное в открытый огонь, бедро, приправленное специями для шашлыка и нарезанное тонюсенькими ломтиками; и всех, даже пьяных, Дыра и ее закуска поставила на ноги: у могильщиков снова тек ли слюнки. Биттезеер мысленно продолжил список того, что ему удалось заглотить: