(Не) верные (СИ) - Орлова Юлианна. Страница 26

Вика ежится, совсем не от холода, и усаживается в моей футболке на табурет, сдвинув ноги и уложив на коленки обе руки.

Невинно смотрится, но в голове одни пошлые и грязные мысли.

Они понравились бы и ей…

—Почему я должна верить тебе?

—Потому что я твой первый? У баб на метафизическом уровне связь с первым половым партнером. Бытуют мысли, что даже влюбляются в них острее, — подковыриваю Вострову, но та также смотрит на меня, разве что теперь краснея. Взгляд не отводит…

Еще мутный от алкоголя взгляд.

—Это не конструктивно, спецназ. Откуда мне знать, что все это не проверка? Почему нет?

—Что-то очень странный разговор. От кого проверка, Вик?

Я начинаю усиленно вникать в суть вопроса, пока раскладываю продукты. Них*я не ясно. Проверять ее мог бы разве что Серый, но в чем суть? Пацаны проверяют на верность, есть такие ущербные малолетки, а у нас с ней все уже было. Дважды.

Так о чем речь?

Что можно проверять методом, который предусматривает секс с лучшим другом…

И когда Вика резко отводит взгляд в сторону и поджимает губы, мне в голову прилетает мысль, от которой хочется вырыгать собственные органы.

—Он тебя заставил.

***

В том, что я своими словами сейчас заставил ее круто поднапрячься, сомнений не возникает. Она пытается держать лицо, но получается плохо, настолько плохо, что складывается ощущение, будто бы Вика никогда не врала.

Зажимается сильнее, пока я в руках сжимаю луковицу. В унисон. Так сильно сжимаю, что по рукам начинает течь сок. Вика опускает взгляд и прикусывает губу. Это происходит в считанные секунды, секунды, когда я в шаге от того, чтобы вмазать кулаком по столу. Пытаюсь держать себя в руках, но как? Как вообще себя в руках держать, если хочется крушить и ломать?

Бл*ть, да не может быть. Он не мог ее заставить. Это же Серый, которого я столько лет знаю. Он же с принципами, совсем как я. Мы с ним по крови одинаковые. Он не могу заставить насильно девушку с ним быть.

—Я убью его, — шиплю, бросая луковицу в сторону. В голове происходит атомный взрыв. До джентльмена мне далеко, но даже я не могу просто так спустить ситуацию на тормозах. Ты серьезно, Серый? Ты серьезно, мать твою?

Вика моментально подскакивает на табурете и устремляется в мою сторону, сразу вскидывая обе руки вверх. Не то пытается перехватить меня за шею, не то коснуться груди. По факту меня это не то чтобы не успокоит, еще больше выбесит. Сорвет все предохранители к чертовой бабушке и поминай как звали.

Пульс грохочет как заведенный, я чувствую, что по виску прилетает особенно сильно, аж уши закладывает. П*здец. Она все-таки меня касается. Ладони мягко ложатся на огненную кожу. Они у нее холодные как лед и мягкие. Все равно что коснуться льдом только что закипевшего чайника.

—Нет, Леша. Нет! Нельзя! Не смей! Будь мужчиной. Послушай меня, — шипит на меня кошкой, вешая на меня оковы, в которых я должен ходить теперь. Не сметь, да? Так должен мужик поступать? Не сметь. А ну х*й тогда я мужик.

Перехватываю ее руки и с горестью отталкиваю от себя. В четверть половины своей силы, потому что с этим у меня проблемы. Большие, сука, проблемы.

Вика все равно подходит близко, проводит руками по груди и скользит ниже. Затем обнимает меня, упираясь лицом в грудную клетку. Прошивает насквозь током. Неосознанно обхватываю ее и сильнее к себе жму, носом ныряя в распущенные волосы. Пахнет чем-то сладким и сексом. Прекрасно.

Злость затухает с каждым глотком вдыхаемого воздуха. Перед глазами темнеет. П*здец. Вот эту девочку он заставил? Он заставил ее быть рядом как собачку на привязи. Разнести ему е*альник на раз-два и никогда больше не называть другом.

Так ни мужик не поступит, ни офицер.

Но он по ходу и ни то, и ни другое.

—Ху*вая позиция требовать от мужика бездействия. Рассказывай все, потому что я в бешенстве. А когда я в бешенстве, то либо бью морду, либо трахаюсь до состояния, пока мне не становится чутка легче. С тобой даже во время секса и после него легче не становится, ты ведь меня по морде лупишь фактами, от которых нутро сворачивается.

Вика хмыкает и поднимает голову, всматриваясь в меня уставшим взглядом.

—Ты готовь, я ж голодная.

Я тоже голодный. Адски голодный. Рассматриваю, как по личику расползается румянец. Чертовка имеет в виду совсем другой голод.

—А ты на табуретку и все от начала и до конца. Я и заставить могу, Вик.

Она улыбается шире и прищуривается, кокетливо облизывая нижнюю губу. Хочется поцеловать и разложить на той шкуре, на которой мы уже были. В первую ночь.

—И стишок рассказать тебе?

—Только если голенькая. И я буду сидеть на этой табуретке, а ты сверху на мне.

—Пошляк.

—Не спорю, с этим точно.

Мы возвращаемся к готовке, но в голове у меня все еще пульсирует. П*здец, у нее получается меня с пол-оборота завести по поводу и без, зачастую без, конечно. Но сейчас она побила все возможные рекорды.

—Я хочу, чтобы ты понимал: я бы своему жениху никогда не изменила, если бы я выходила замуж по любви. У меня сложились обстоятельства, при которых только так я могу вытащить оттуда брата.

Баста. Кладу нож подальше от себя. От греха. А то еще половину пальцев себе отрежу.

Поверить не могу в то, что слышу. Я просто не понимаю до конца, наверное, но нет. Она ведь сказала именно то, что я услышала.

Он шантажирует ее братом. Теперь картинка сложилась настолько четко, что я больше не могу думать ни о чем другом, кроме как наплевать на все и вмешаться. Сделать из бывшего лучшего друга инвалида, а ее забрать навсегда.

У меня больше совсем нет причин тормозить и ломать себе ноги, стирать память и делать вид, что между нами ничего нет.

Ничерта подобного.

—Гандон. Какой же он гандон, — упираюсь кулаками в поверхность стола и дышу, по крайней мере это у меня получается лучше, чем контролировать гнев.

Манипулировать братом? Серьезно? Ты так решил добиться девушку?

—Леш, это все неважно. У меня нет другого выхода.

И если я думал, что меня эта новость пришла только что, то них*я подобного. Меня снова с разбегу лупят битой прямо по лицу. И я уже не твердо могу стоять на ногах.

—Ты что только что ляпнула?

Очень хочу верить, что она просто пошутила. ПОШУТИЛА, МАТЬ ТВОЮ! Иначе я за себя больше не ручаюсь.

Вика скукоживается и не смотрит на меня. Правильно, не смотри, не смотри, потому что ты от моих эмоций, отображаемых в глазах, оху*ешь, дорогая.

—Ты не выходишь за него. Точка. Прямо сейчас звони ему и говори, что свадьбы не будет.

А потом я его просто закопаю живьем в лесополосе. Без зазрения совести!

Вытаскиваю телефон из заднего кармана и бросаю его на стол. Мне по херам, что у нее сейчас в голове, вот вообще по херам.

—Слишком поздно. Я не смогу иначе брата вытащить, а он не виноват, спецназ. Невиновный человек не должен сидеть в тюрьме только потому, что я не могу всего-то выйти замуж за нелюбимого. Это такая мелочь. Просто быть с тем, кого не любишь. Он ведь меня…до смерти обожает, — она говорит все скопом, приводя совершенно дурацкие доводы, от которых даже у бритоголового начали бы волосы на голове шевелиться.

Я в шоке от происходящего. Иду к Вике и дергаю ее на себя, заставляя мелкую расползтись по моей груди.

—И тр*хаться с ним будешь спокойно? Сможешь, да? После всего того, что было между нами? Вот так запросто забудешь и пойдешь в чужую койку? — впиваюсь в нее свирепым взглядом, от которого даже у моих парней очко жим-жим. Но она смотрит на меня без тени страха или паники, так, как смотрела бы на вазон с цветком. Только в глазах этих жизни нет, она будто бы выключилась от одних только разговоров о “счастливой” семейной жизни.

—Почему “будешь”? Может уже? — мертвым голосом спрашивает, а у меня перед глазами стелется пелена. Алая. Ядреная. После нее я обычно совершенно точно не соображаю, что делаю. Я просто убиваю.