(Не) верные (СИ) - Орлова Юлианна. Страница 30

Боже, я говорю, а меня трусит. Руки буквально дрожат как у алкашки. Поверить не могу, что со мной это все происходит взаправду.

—Какой позор!— начинает завывать мать, а затем следом звучит обидное: —Сережа тебя так любит. А ты променяла его на какого-то ублюдка, который в уши тебе влил в сироп? Ты с ума сошла, Вика. Одумайся. Одумайся. Секс может быть головокружительным, но тебе с человеком жить, а Сережа для тебя сделает все. Он готов и жизнь свою отдать, если потребуется. Немедленно приезжай, Вик. Я придумаю что-то, мы выкрутимся, никто не узнает.

Из меня вырывается нервный смех, настолько сильный, что я пополам скручиваюсь от него, а еще и от боли. Моя собственная мать готова продать меня за бесценок и прикрыть мое блядство, лишь бы только Сережка ничего не узнал. Если я уже ей сказала, что спецназ все решит, то почему она продолжает гнуть свою линию?

—Вика, прекрати! Немедленно прекрати. Мы не можем себе позволять ломаться в такой момент.

А в другой сможем?

Меня все так же прокручивает по спирали, когда я задаю свой главный вопрос.

—Дело ведь совсем не в Игоре, да? Так в чем еще дело, мама?

Но она мне не отвечает, лишь бросает колкое:

—Я жду тебя дома. Немедленно! — и первая сбрасывает вызов, отчего в моей душе окончательно лопается что-то, что до этого держало меня на плаву.

И теперь я точно не справлюсь сама. Не выгребу, а скорее захлебнусь. Пальцы сжимают тонкую ткань рубашки, я утыкаюсь носом в нее и вою, пока голос не садится. И только тогда позволяю себе «изменить поворот».

Быстро отписываю подругам, что я в порядке, но говорить не могу и выключаю телефон. С меня хватит. Хватит этого дерьма, в котором я была бы обречена плескаться всю жизнь, если бы не мой спецназ.

ГЛАВА 22

АРХАНГЕЛЬСКИЙ

Меня трусит, возможно, впервые в жизни так сильно, что я сам это замечаю, сжимая руль. Перед глазами стелется красная пелена, мешающая адекватно оценить ситуацию. А что ее оценивать? Тут все ясно как божий день. Абсолютно точно.

Теперь я не смогу поступить благородно. Теперь не получится…не повторяться, а друга я и так потерял, бояться уж нечего. Не о чем сожалеть, потому что я даже этому рад. Не будет отребья в друзьях.

Я никогда не думал, что со мной случится во второй раз ситуация, относительно которой я по молодости зарекся. Никогда снова. Как же здорово жизнь может с разбегу по морде зарядить и отрезвить, чтобы человек больше не думал от том, что он на самом деле хоть что-то решает.

Потому что ничего мы не решаем. Наверное, Вселенная сидит и наблюдает с особым остервенением, а как только слышит «никогда снова», посылает именно это, чтобы поржать еще разок над человеческой глупостью.

Усмехаюсь своим мыслям и на мгновение позволяю вернуться в пережитое ночью и утром. Я на нее подселСовершенно точно.

Просто влип полностью. И даже допустить мысль о том, чтобы отпустить, вынуждает испытывать ни с чем не сравнимый страх, а в этой жизни я ничего не боюсь. В силу своей работы, по большей части.

Страх может убить, и его не должно быть рядом, когда в любой момент нужны максимальная выдержка, сноровка и смекалка.

Я думал все сделать иначе, думал по-нормальному…до момента, пока Вика не рассказала мне недостающие факты, удачно уложившиеся теперь в моей голове. Факты, от которых захотелось сразу же помчаться к бывшему лучшему другу и сделать его инвалидом без зазрения совести, без сожаления, но с одним желанием, руки от которого горят от нетерпения.

Я никогда не считал мордобой решением проблемы. Никогда. Очень редко на самом деле использовал кулаки, только когда ситуация прямо-таки вынуждала. То есть, я сторонник переговоров, но сейчас я еду к бывшему другу, чтобы начистить ему рыло, потому что он принуждает мою женщину выйти за него замуж.

И хуже того. Он ее шантажирует.

Я скажу ему о том, что Вика моя, в лицо.

—Вика пропала. Я знаю, что ты ночью забрал ее под клубом. Ситуации всей не понимаю, это со слов патрульных, ведь камеры не работают. Ты почему не позвонил, Леха? Я чуть с ума не сошел, ты понимаешь, бл*ть, вообще? Что с ней? Как она?

Прервав словесный понос человека, которому подавал руку столько лет, я заставил себя быть спокойным хотя бы сейчас. Чтобы не напугать Вику. Она и так в скором времени будет напугана, потому что накрутит себя до невозможности, что бы я ни сказал ей.

Потому что теперь ничего уже не будет как раньше. Не получится. Теперь будет война, в которой я собираюсь драться не на жизнь, а на смерть

—Да, я забрал ее себе.

Это именно то, что я сделал по жизни ведь, а не в данный конкретный момент.

—Она у тебя дома? Я сейчас приеду. Бл*ть, у меня дома сейчас штаб-квартира по ее поиску, клянусь.

Штаб-квартира. А ты вообще кто, мальчик?

—Нет, не приедешь. Приеду я, и мы поговорим.

—Друг, я чет не догоняю, а что такое? Где моя женщина, брат?

—Я тебе не брат.

И это не твоя женщина. Не была ею, не является и никогда не будет твоей женщиной.

Пока я с ним говорил, у меня все мышцы натянулись стальными канатами и почти воспламенились. Теперь я представляю собой оголенный провод.

Искрю и сверкаю от злости, и чем больше думаю о том, что он мог ее касаться, мог трогать, да даже на той же помолвке, тем сильнее меня потряхивает от оглушающей сознание отчаянной и нетерпеливой ярости, требующей немедленного освобождения.

Ни одна не вызывала во мне схожих чувств собственничества, ни одна не заставляла гореть от ревности, даже когда она и не была моей. Ни одна настолько плотно не влезала в голову под корку, как Вика.

Ощущение, что это все больше походит на больную одержимость, но мне плевать. Я решительно настроен сделать ее своей во всех смыслах и перевернуть землю, но вернуть все на свои места, чтобы моя женщина больше не плакала, не испытывала страх, не решала то, что и не должна решать для своего юного возраста, и самое главное — была рядом.

Приезжаю к Серому быстро, наверное, потому что снова нарушаю, меня вперед толкает самое древнее чувство, на которое способен человек.

П*здец, столько прожить, и чтобы сейчас тебя напополам разорвало от женщины, которую увидел всего лишь несколько раз.

Просто взяло и порвало на части, настолько порвало, что я без сожаления отказываюсь от человека, с которым мы прошли огонь, воду и медные трубы.

Мне открывают дверь моментально, как только я поднимаюсь на нужный этаж новостройки. Дыхание не сбивается даже, а это четвёртый этаж, на который я поднялся без лифта. Хотел успокоиться, чтобы может не сразу вкатать мужика в пол. Ничерта не помогло.

Увидел бывшего друга, а в голове сразу картинки, где он принуждает ее и целует против воли. И все клеммы сорвало, никаких моральных возгласов, ничего больше в голове нет, кроме концентрированного гнева, струящегося по венам.

Меня тянет вперед, и я вместо приветствия заряжаю Решетникову по лицу кулаком, отчего тот падает на спину, а я залетаю следом и приземляюсь на него сверху, продолжаю метелить.

Нас разнимают, что-то прилетает в ответ. Это такая мелочь по сравнению с тем, что он сделал с моей женщиной.

Глаза наливаются кровью, а может это совсем не фигуральное выражение.

—Какого х*я? — окровавленными губами шепчет он, заряжая мне по роже.

—Не смей больше к Вике приближаться никогда. Не смей, потому что я убью тебя, если ты просто посмотришь на нее, — какие-то парни оттягивают меня назад в подъезд, но я и сам не собирался тут оставаться.

Губа расшиблена в кровь, а по лицу Решетникова видно, что он в таком же ахере, как был я, увидев Вику в объятиях бывшего лучшего друга.

—Это теперь моя женщина, и за нее я буду уничтожать, — кидаю напоследок, сплевывая кровь на пол.

Это моя точка в этом разговоре.

***

Только на улице прихожу в себя, но Серый догоняет, теперь сам. Догоняет и разворачивает к себе. В его лице ноль понимания, он в шоке, ну или явно пытается понять, что происходит. Что ж, вряд ли поймет, как и я.