Аромат роз - Андерсон Кэтрин. Страница 63
Кэйт поцеловала его руку, стиснувшую решетку.
— Я просто вижу, как вы вдвоем спите в моей постели.
— Втроем, — поправил он, — не забывай Ноузи. Она улыбнулась и ласково погладила щеку Зака, глубоко вдохнув его запах. Запах лошадей и кожаной упряжи, сена и почвы. Запах мужчины, такого же простого, как земля, на которой он трудился. Она любила каждый дюйм его сильного тела.
— И нам троим не хватало тебя! — шепнул он. — В постели без тебя — пустота.
— Вы живете в моем доме?
— Да, я решил, что так лучше. Я перетащил туда Чинга Ли, пообещав ему забрать сотню его горшочков, чтобы их хватало ему для стряпни. Я привез целый фургон домашней утвари. Но тут выяснилось, что у нас в кухне нет духовки, и мне пришлось ехать за ней. Но теперь все в порядке. Маркус спит в нижней спальне, так что за Мэнди в случае чего есть кому присмотреть.
— Думаю, проще было бы забрать ее на твою ферму.
— Мэнди и так перенесла слишком много перемен. Не стоило тревожить ее. Хватит с нее и того, что она слышит вопли Чинга Ли и грохот, который он производит своими горшками и кастрюлями. Я поклялся кастрировать Чинга Ли, если он напугает Мэнди, но он неисправим. Проще разговаривать со стеной.
— Она ничего не испугается, если ты будешь рядом с ней.
— Послушала бы ты, как он зовет нас к столу! Кэйт рассмеялась.
— О, Зак! Как я тебя люблю! Ты всегда заставляешь меня улыбаться. Даже сейчас я не могу удержаться!
— Это цель моей жизни, Кэти, видеть тебя улыбающейся.
Пообещав скоро вернуться и поцеловав ее, Зак отошел от решетки и растворился в темноте. Держась за прутья, Кэйт смотрела на луну. Как ни странно, она уже не чувствовала одиночества.
Когда рассвело, Кэйт распаковала свертки, которые Зак оставил ей. Две смены нижнего белья. Она улыбнулась, увидев цвета сорочек: голубая и ярко-розовая. Обе с лентами и кружевами. Нижняя юбка с оборками, обшитыми шнурками. Ярко-красные подвязки. Кэйт даже покраснела, увидев их.
Следующая коробка вызвала в ней благоговение. Там были туфли. Не те высокие башмаки на шнуровке, которые она обычно носила, но туфли из прекрасной кожи, модная бальная обувь для выходов и торжеств. В следующем пакете она нашла одеколон и духи, набор душистого мыла, щетку для волос, зубную щетку, пакет со шпильками, банку с кремом… Он подумал обо всем!
Когда Кэйт окинула взглядом все эти богатства, слезы благодарности наполнили ее глаза. Книги, он говорил? Он принес ей забавную смесь: три тома поэзии, два справочника. Ее взгляд упал на книгу «Эта возмутительная мистрис Новак».
Заинтригованная, она взяла эту книгу и стала листать, очень скоро добравшись до сути. Глаза ее расширились, кровь прилила к щекам, и она захлопнула книгу. Закария Мак-Говерн послал ей предостережение. Это — факт. Она снова взяла книгу, раскрыла и принялась читать. Дальше — больше. Поглощенная чтением, она откинулась назад, прислонилась к стене. Мистрис Новак вела себя воистину возмутительно!
Глаза Кэйт расширялись все больше и больше. Она перевернула страницу и увидела лист бумаги, сложенный пополам. Развернув его, она с удивлением прочитала написанное размашистым почерком: «У-у-у!» Ничего больше. Только «У-у-у!» — и все? Ее губы растянулись в улыбке. Она лишь однажды видела почерк Зака, это было в день свадьбы. Но она точно знала, что только он мог написать ей это слово. Но какое оно красноречивое! Она словно слышала, как он говорит: «Я поймал тебя, Кэти, девочка! Ах, как стыдно!» Решив, что это и есть то, о чем он упомянул вчера, Кэйт сложила записку и спрятала ее на груди, словно это было любовное послание. «У-у-у!». Он знал, какую книгу она схватит в первую очередь, и, даже находясь вдали от нее, продолжал шутить с ней. Кэйт хотела было продолжить чтение, но остались нераскрытые свертки.
Еще книги. Наборы для вышивки, пяльцы и разноцветные нитки всевозможных оттенков. На обертке последнего, самого маленького пакетика, стоял знак ювелирной фирмы. Дрожащими пальцами Кэйт разорвала бумагу и увидела коробочку. Там лежал золотой медальон с изображением розария. Взяв его в руки, она почувствовала, что на другой стороне его что-то выгравировано. Она перевернула его и прочитала: «Навеки с тобою, моя любовь. Закария». Ниже значилось: «1890». Кэйт сжала медальон и поднесла его к губам. Она сидела так очень долго, прежде чем уложила его обратно в коробочку.
Время тянулось бесконечно. Никаких новостей! Иногда Кэйт боялась, что сойдет с ума, порою ей чудилось, что она уже спятила. Дни сменялись ночами, ночи — днями. Сколько Кэйт себя помнила, пробуждаясь, она тут же принималась за работу. Теперь она то сидела, то ходила из угла в угол. Ночью сон бежал от нее.
Хуже всего для нее были темные предрассветные часы. На нее нападал страх, иногда реальный, а порой безотчетный. Тогда ей казалось, что она останется взаперти всю жизнь.
Наконец пришел понедельник, а с ним и самое страшное. Большое жюри решило предъявить ей обвинение в убийстве. Ошеломленная; она что-то говорила, но не слышала ни себя, ни других. Ей казалось, что она попала в чужую страну, где все, включая и ее, бормочут что-то непонятное. Слишком много сомнений вызывали у Большого жюри вопросы, на которые им не удалось получить ясного и прямого ответа, объяснил ей адвокат.
Суд присяжных был назначен на вторник двадцать шестого августа, то есть почти через месяц. Адвокат Кэйт, Чарльз Дефлер, немедленно обратился с просьбой к судье отпустить ее под залог, но тот отклонил прошение. Когда Зак сказал ей об этом, она выслушала его молча, совершенно убитая.
Вместе с тем Кэйт заметила, что он избегает смотреть на нее и не знает, куда спрятать руки. Когда он, не выдержав, выругался и отбросил стул, сердце Кэйт замерло.
— Зак, — сказала она дрожащим голосом, — ты пугаешь меня.
Он глубоко вздохнул и прошелся от стены к стене, затем обернулся к ней. Она увидела, как Зак осунулся.
— Я не собирался пугать тебя, любимая. Я просто возмущен и взволнован всем этим! — Сжав кулаки, он щелкнул суставами пальцев. Этот звук заставил ее вздрогнуть.
— Это все Джозеф! Будь он проклят! Кэйт схватилась рукой за горло.
— Джозеф? Я… Я не понимаю…
— Слухи, которые он про тебя распустил! — У него сорвался голос. — О том, что ты неуравновешенна. Пока ты здесь сидела, старая сплетня воскресла и обновилась. Райан Блейкли распространял ее, добавляя свои выдумки. — Он вытянул руки перед собой. — Если в прошлом ты губила свою дочь и закончила тем, что убила мужа, значит, ты опасна для окружающих и тебя надо держать под замком, Залог в таких случаях не принимают.
Кэйт закрыла глаза, стараясь сохранить самообладание. Хватит и того, что Зак взбешен. Если он взорвется, это только добавит им трудностей.
Клокочущим от ярости голосом он произнес:
— Если они осудят тебя, клянусь Богом, Кэти, я силой вырву тебя отсюда и увезу за границу.
Кэйт застыла в изумлении.
— Не говори так, Закария, мы не должны даже думать об этом.
— Как? — рявкнул он. — Боже! Ты моя жена! Я не позволю им распоряжаться тобой! Будь я проклят, если допущу это!
Кэйт боролась со слезами. Наконец она почувствовала, что в состоянии говорить.
— Я доверила тебе свою дочь, Зак, ты знаешь. Я поверила в то, что ты поможешь ей встать на ноги. Как ты сделаешь это, если тебя арестуют и бросят в тюрьму?
Молчание показало Кэйт, что она попала в самую точку. Но боль, которую она увидела в его глазах, почти лишила ее сил.
— Мы должны молиться, Зак, за справедливый исход дела. Когда все это кончится, мы со смехом вспомним о наших страхах.
«Когда все это кончится». Очень смело! Порою Кэйт чувствовала, что не верит в это. Но когда ей казалось, что она не вынесет уже ни минуты такого отчаяния, она находила в душе силы прожить и этот день, и следующие.
Время шло медленно, с беспощадным однообразием. Приближался день суда.
ГЛАВА 22
Утро выдалось на редкость жарким, и в зале стояла нестерпимая духота: то ли от зноя, то ли от тесноты. Помещение было битком набито, люди стояли в проходах. Кэйт начала задыхаться задолго до начала судебной процедуры.