Куница Том 4 (СИ) - Оришин Вадим Александрович "Postulans". Страница 2

Светловы и прочие гости пошли в одну сторону, команда в основном составе в другую, а ко мне двинулась только «свои». Здесь не все, нет Вицлава, он с Мишей не был знаком даже шапочно, нет Вайорики. Нет Миши. Брат пьёт где-то, в одиночестве. А может, в компании незнакомцев, которым плевать, кто он и откуда. Я не стал мешать, только попросил тёску за парнем приглядеть.

Первой ко мне подошла Слава и приобняла, то ли выражая поддержку, то ли требуя. Я обнял Славу за талию и прижал к себе.

— Светловы горят желанием объявить войну тому, кто виновен в смерти Павла, — объявил Волконский. — Мне, пока… — он акцентировал внимание на слове, — удалось их успокоить. Однако, когда мы вытащим демона и узнаем имя…

Отрицательно качаю головой.

— Мы не будем этого делать.

На мне сошлись вопросительные взгляды.

— Я здесь постоял, подумал и пришёл к выводу, что имя мне и так известно. К тому же не одни Светловы точат ножи.

— Тихомировы, — без труда догадался Владимир.

Ольгу он не видел, стоял ко мне спиной.

— Верно. Каждый погибший во время внутренних разборок сейчас — это минус один боец потом. И хотя я отлично понимаю, что совсем без конфликтов и смертей быть не может, провоцировать войну родов я не хочу.

— Имя? — как всегда, лаконично спросила Ядвига.

— Маркграф Рауль Шолль. Как-то мы все забыли, что немцев и просто моя смерть вполне устроит.

Радости мои слова, понятное дело, ни у кого не вызвали.

— Не понимаю их логики, — признался Владимир.

Киваю.

— Аналогично. Я не один десяток лет с ними воевал, и логики до конца не понял. Принимаем, как данность.

— Как мы будем им противодействовать? — спросил Миша с мрачной решимостью.

— Пока никак. Сначала надо понять, с кем и чем имеем дело. Изучить противника. Шолль запросто может оказаться не тем, кем мы его считаем. Приманкой, фальшивкой. И пока мы не будем точно уверены, что именно он за всем этим стоит — сидим в обороне.

Было видно, что такой подход никому не нравится, но напрямую возражать не стали. Да и не место здесь для этого.

— Смотрите, — сказала Ядвига, глядевшая в сторону идущей к нам Кэтино.

Мы все повернулись к грузинке, а девушка смотрела прямо на меня. Ожидаемо ни капли дружелюбия во взгляде не было, скорее уж наоборот. Я вздохнул, ожидая очередной непростой разговор.

— Мартен, — у Кэтино был заметный акцент.

— Госпожа Кочакидзе, — обозначил приветственный кивок.

— Ты не посмел подойти, а твой брат даже не пришёл. Такая трусость у вас семейная? — бросила обвинение девушка.

Видимо, они с Пашей были всё же достаточно близки. Может быть, не в смысле, как девочка и мальчик, а как друзья, но… Слова Кэтино меня не задели нисколько. Оправдываться я, естественно, не стал.

— Дмитрий не поднимет руку на девушку, — процедила Слава. — Зато я с удовольствием преподам тебе урок хороших манер. На вызов ты уже вполне наговорила.

— Дамы, — вышел вперёд Волконский, встав между ними. — Не стоит. Мы все друзья Павла. Ссориться между собой, сейчас, в такой день, это совсем не то, что всем нам стоит делать.

Слава сложила руки в замок. Кэтино чуть прищурилась.

— Ты называешь себя его другом?

— Мы были знакомы недолго, — признал Владимир, — Но да, Павел был моим другом.

— Тогда скажи мне, друг Павла. Он отомщён? Виновные в его смерти наказаны?

— Его убийца мёртв, — твёрдо ответил Волконский.

Кэтино отрицательно покачала головой.

— Я спрашивала о другом.

Волконский кивнул.

— Я понял. Тот, о ком ты говоришь, на очереди.

— Всего лишь слова. Так звучит отговорка труса. А теперь отойди, я хочу заглянуть ему в глаза.

Владимир не сразу, но посторонился, а я отодвинул Славу чуть в сторону, чтобы она меня не закрывала.

— Ты. Павел считал, что в тебе есть что-то неправильное. Злое. Если бы я увидела тебя раньше, но вижу только сейчас. В тебе не злое, а гнилое. Поэтому ты сейчас здесь, а его прах там.

Не люблю похороны. Каждая подруга, невеста, жена, дочь, сестра, мать, каждая думает, что, вывалив на меня свою боль и тоску, сделает миру большое одолжение. Каждая думает, что ей полегчает, когда она найдёт виновника, но не настоящего, а такого, который не ответит, а стерпит. И оттого что я понимаю её боль, не становится ни легче, ни проще.

Поняв, что её причитания разбились о стену равнодушия, девушка нас покинула. Горькая ирония, я пытаюсь сделать всё, чтобы новых смертей было меньше, и я же получаю за них весь укор.

Глава 2

«Два часа, трое, за укрытием», — звучит голос Люды в ухе.

За спиной стрекочут автоматы, Слава, пригибаясь, бежит вперёд. Тяжёлые сапоги вырывают мелкий щебень из-под подошвы, пульс стучит в виски, маска влажная от дыхания, капля конденсата застыла на левой линзе.

Стрельба за спиной останавливается, Слава резко выпрямляется, выхватывая дробовик. Первый же высунувшийся из укрытия противник получает заряд дроби в голову. Рывок вперёд, перемещение икаром, стрельба, но противники мажут, не успевая за скоростью девушки. Однако их здесь совсем не трое. Второй выстрел, ближайшая противница вздрагивает от боли, получив полный заряд в грудь, но это ещё не «смерть». Снова рывок, сближение, мир затягивает алой поволокой.

Несколько выстрелов всё же нагоняют Славу, не страшно, она уже на дистанции ближнего боя. Хватает какого-то парня, встряхивает, как тряпичную куклу и, удерживая его одной рукой, как щит, второй рукой продолжает стрелять из дробовика. Успевает угомонить троих, прежде чем заканчиваются патроны. Швыряет свой живот щит в недобитую девушку, хватает пистолет, смещается икаром в сторону от ответного огня. Направляет пистолет, шесть выстрелов, по два на противника, оба в лицо. Алая поволока отступает.

— Минус семь, — докладывает Слава.

«Капкан захлопнулся, заканчиваем», — командует Вицлав.

Слава слегка поморщилась, поляк ей не нравился. Что именно являлось причиной негатива, девушка ответить не могла даже самой себе, однако неприязнь оказалась устойчивой. Впрочем, Кудрявцева не давала эмоциям мешать делу.

На ходу перезаряжая дробовик и позволяя своему прикрытию, Люде и двум бойким парням из Мартенов, себя нагнать, Слава огляделась, чтобы сориентироваться. Карту местности всё время немного переделывали, так что сейчас боевая арена поменялась полностью. Люда сориентировалась первой, указав направление. Побежали, Слава на ходу сунула дробовик в кобуру для ношения, скинув из-за спины пулемёт.

Дима был прав, Слава обращалась с довольно тяжёлым оружием так же, как остальные с обычными автоматами, легко контролируя отдачу даже при длинных очередях без использования упора, но… Славе не нравилось это оружие. Само нутро её желало сближаться на расстояние удара, подталкивало пускать в ход кулаки, заглядывать противнику в глаза.

Слава отогнала вновь начавшую появляться пелену. Она на поле боя, она — солдат. А значит, должна быть вооружена тем, что прикажут, тем, что будет наиболее эффективно. И неважно, что это будет и какие эмоции будет вызывать.

Относительно короткая пробежка, и они заходят команде противника во фланг. Потратила ещё десяток секунд, чтобы занять лучшую позицию. И открыла огонь на поражение. Ручной пулемёт привычно лягался в плечо, Слава прилежно прицеливалась и била короткими очередями, длинными только в скопления противников, заставляя растеряться, паниковать, прятаться в укрытии. Рядом строчили автоматы. Десяток секунд, и от команды противника осталась жалкая пара человек.

Слава окидывает взглядом лежащие тела, а в памяти мелькают картинки разрываемых пулями бойцов СБ Тихомировых. И странное чувство, ощущение искусственности, подделки. Будто вместо горячей крови язык касается холодного пластика.

Вицлав командует атаку, две минуты и бой окончен.

Магия, отсекающая звук, рассеивается, и на команду обрушивается грохот стадиона. Это не Москва и не предварительные соревнования, это лига военных игр. Полный стадион, какофония звуков, выделить из которых крики, или свист, или что-то конкретное можно, лишь напрягшись и сосредоточившись. Под самой крышей магическая иллюзия, что показывает Вицлава, как капитана команды победителей, и её, Славу, как самого результативного игрока.