Лежачая больная - Гриффен Клэр. Страница 3

— И о чем это нам говорит, Холмс?

— Пока я точно не знаю, но о чем-то непременно скажет. Что вы думаете об истории с петрушкой, которая погрузилась в масло?

— Она почти смехотворна.

Холмс задумчиво посмотрел на меня:

— Вам так кажется? Что ж, я надеюсь обучить вас пониманию того, как важны бывают мелочи. У вас есть время, Ватсон? Вы можете сопутствовать мне в этом приключении — если это действительно будет приключение. Сомневаюсь, чтобы в данном случае я мог пообещать вам непременную встречу с павианом или гепардом [6].

— Дорогой Холмс, если вы считаете, что я могу оказаться вам полезен…

Я по-прежнему чувствовал гордость и воодушевление, когда мой друг предлагал мне ему посодействовать: к тому времени я успел разделить с ним лишь небольшое количество приключений (ныне их число значительно возросло), и при моем прозаическом образе жизни все это было мне в новинку.

Холмс улыбнулся. Судя по всему, им овладел редкий прилив добросердечия.

— Спасибо. Как и всегда, я весьма ценю вашу помощь. К тому же, если нам случится встретиться с этой больной, ваши врачебные познания окажутся весьма кстати. Но сейчас я буду вам очень признателен, если вы отправитесь в свой клуб. Возможно, вы даже пожелаете переночевать там, дабы избежать вечернего тумана. Мне придется посвятить этому делу немало размышлений, и я не могу предсказать, сколько мне понадобится трубок, чтобы найти разгадку.

Я с радостью повиновался, памятуя о его привычке стимулировать мыслительный процесс с помощью табака до тех пор, пока комнату не затянет сплошная пелена едкого дыма.

Когда я вернулся назавтра в полдень, меня ожидало шокирующее зрелище. Мой друг стоял посреди нашей маленькой гостиной, преобразившись в богемного персонажа — с волнистыми локонами и пышными усами, в шляпе с изогнутыми полями, щегольском плаще и желтом шелковом платке в горошек, завязанном на шее красивым узлом.

— Скорей же, Ватсон, нельзя допустить, чтобы вы выглядели так скучно. Принарядитесь пошикарней.

Глаза весело сверкали на его длинном худом лице.

Я уже привык к маскарадам моего друга и понял, что он задумал какую-то вылазку.

— У меня нет ничего и вполовину столь же броского. Придется мне идти как есть. А кстати, куда мы отправляемся?

— Для вас имеется работа, Ватсон, если только вы согласны взять ее на себя.

— Вы же знаете, я буду только рад.

— Благодарю. Я хочу, чтобы вы навестили вашего коллегу — доктора Ройса Майлза. Насколько я понимаю, он снимает квартиру в Найтсбридже. Вам надлежит в вашем профессиональном качестве расспросить его о здоровье леди Эбернетти. Скажите, что наводите о ней справки и что вам нужна небольшая конфиденциальная консультация, прежде чем вы приступите к ее лечению. Подробно запишите весь ход беседы. То, как выглядит наш замечательный доктор, то, что он вам сообщит, малейшие детали. Вы знаете мои методы.

— А чем займетесь вы, Холмс?

— А я собираюсь вступить в ряды общества актеров-любителей «Огни рампы» в надежде свести знакомство с Чарльзом Эбернетти. Вы видите перед собой Себастьяна Фуда, начинающего артиста. Эти праздные леди и джентльмены, увлекающиеся драмой, как раз собираются на репетицию своего грядущего спектакля. Встретимся с вами за ужином и сопоставим наши находки.

Я снял промокшую верхнюю одежду и сидел у камина в халате, читая «Таймс», когда Шерлок Холмс возвратился из своей экспедиции. Хотя мой друг все еще пребывал под чужой личиной, одного взгляда на его лицо оказалось достаточно, чтобы понять: в настоящий момент он склонен скорее к размышлениям, чем к беседам.

— Не сейчас, — бросил он в ответ на мой невысказанный вопрос. — Мне нужно избавиться от этого тесного наряда и ввести в себя некоторое количество горячей пищи, прежде чем я буду в состоянии обсуждать события дня. Не могли бы вы позвонить в колокольчик и известить миссис Хадсон, что мы готовы поужинать?

После великолепного ростбифа миссис Хадсон и не менее прекрасного йоркширского пудинга он налил нам обоим виски с содовой и закурил сигару. С полчаса он сидел в сумраке комнаты, задумчиво глядя в огонь. Я слишком хорошо успел изучить моего друга, чтобы отвлекать его от этих дум.

С боем часов он наконец оживился.

— Принесите-ка лампу, Ватсон. Думаю, мы можем позволить себе сыграть в вист перед тем, как уляжемся спать.

— Вы меня поражаете, Холмс.

— Да? Тогда имейте в виду: завтра мы приглашены на карточную партию на Гровнер-сквер. Мне нужно освежить в памяти правила.

— Как я понимаю, вам удалось познакомиться с Чарльзом Эбернетти.

— Именно так. В обществе «Огни рампы» он настоящая звезда. Тщедушный вертлявый человечек, Ватсон, но в его чертах, цвете кожи и оттенке волос есть нечто неописуемо стандартное, вот почему он, вероятно, может играть множество различных ролей. Пожалуй, он чересчур актерствует, но здесь имеется несколько тонких и довольно любопытных нюансов.

— Касающихся его личности или его выступлений на сцене?

Холмс усмехнулся:

— Ваши прагматические замечания всегда бьют в самую точку. Об этом и речь: где кончается актер и начинается человек? Я посмотрел репетицию и упросил председателя общества, моего знакомого, представить меня нашей звезде. Я превознес до небес актерское мастерство мистера Эбернетти и, похоже, вполне очаровал его. Вероятно, в нем взыграло тщеславие вкупе с потребностью все время поддерживать уверенность в себе. Мы достигли с ним столь полного взаимопонимания, что он пригласил меня в один из ближайших вечеров отправиться с ним в театр Друри-Лейн, где выступает артист, которым он восхищается. Почему-то речь у нас зашла о висте. Когда я сообщил, что играю, он тут же пригласил меня на партию завтра днем. «У вас есть друг-картежник?» — поинтересовался он. «Есть», — ответил я. Ну а его сестра, мисс Сабина Эбернетти, сядет с нами четвертой.

— Итак, вам удалось проторить для нас дорогу к ним в дом. Отлично проделано, Холмс.

Мой спутник пожал своими узкими плечами.

— Не знаю, насколько отлично я это проделал. — Он вдруг переменил тему: — А как ваши успехи с доктором Ройсом Майлзом?

— Я опасался, что он не захочет особенно распространяться о своей бывшей пациентке, но он оказался довольно разговорчив, когда речь зашла о леди Эбернетти. Он был только рад сбыть ее с рук и пожелал мне всевозможных удач. Видимо, она принадлежит к числу тех раздражительных пациентов, которых боятся лечить все доктора на свете.

— А что насчет ее заболевания?

— Легочная конгестия, дающая чрезмерную нагрузку на сердце. Затруднена работа левого желудочка. К счастью для ее детей, долго она не протянет. По словам Майлза, это холодная женщина, которая обращается и всегда обращалась с сыном и дочерью как со слугами, а не как с любимыми отпрысками. Майлз с большой похвалой отзывался о заботе и внимании, которыми они ее окружают.

— А небрежное обращение способно свести ее в могилу раньше срока?

— Какое грубое замечание, Холмс.

— Миссис Бертрам говорила, что боится именно этого.

— Доктора Майлза удивила ее тревога. По его словам, она лишь однажды поинтересовалась здоровьем мачехи — когда узнала, что от услуг доктора отказались. Во время своих многочисленных визитов на Гровнер-сквер он ни разу ее не заставал.

— Возможно, они просто посещали больную в разное время. Ну а сам доктор Ройс Майлз? Какое у вас о нем создалось впечатление?

— Добросердечный, прямой человек, довольно жизнерадостного вида. Не следует делать такое замечание о коллеге, но мне кажется, что он увлекается портером.

— Возможно, потому-то ему и дали отставку.

— Уверен, что он достаточно сведущ, — поспешил я защитить своего собрата.

Мой друг лишь хмыкнул.

— Должен признаться, я совершенно сбит с толку, Холмс. Вы считаете, миссис Бертрам тревожится искренне?

— Я считаю, что здоровье леди Эбернетти чрезвычайно тревожит нескольких человек. Вопрос лишь, по какой причине.