Полуночный ковбой (др. перевод) - Херлихай Джеймс Лео. Страница 3

После романа с Вудси Салли Бак зачастила по воскресеньям в церковь и всегда брала с собой Джо. «Гвоздем» этого мероприятия был путь до храма и обратно — Салли демонстрировала свои наряды. Стоит признать, что, проводя почти все время в магазине, у нее было не так уж много поводов покрасоваться в своих премилых шляпках. А мальчик при ней был очень даже к месту — все говорили, что они смотрятся как мать и сын. Такие разговоры бальзамом лились на душу Салли.

Для Джо посещения церкви имели свой резон. После службы взрослые пили кофе с булочками в церковном притворе, а подростков посылали в воскресную школу наверху. Именно там Джо перенес свою любовь к Вудси Найлзу на Христа. Молодая приветливая учительница с веселыми и добрыми глазами сказала Джо, что Иисус его любит. На классной доске всегда висела картина — Иисус, идущий с мальчиком. Спутник Христа изображался со спины, был виден лишь его затылок, но Джо чувствовал, что этот мальчик — он сам.

И все ученики вокруг пели о том, как Иисус гуляет с Джо, разговаривает с ним, называет его сыном.

А однажды молодая учительница рассказала ребятам о той жуткой пятнице, когда доброму бородачу так здорово не повезло [1], а потом подарила всем по цветной открытке; с нее Иисус смотрел прямо в глаза Джо, словно говоря: «Слушай, парень, я в жизни хлебнул горя предостаточно, но, знаешь, это очень здорово, когда в приятелях — настоящий ковбой, вроде тебя». Может, Христос говорил так, а может, как-то иначе, но его страдающий взгляд вызвал у Джо сильное желание помочь бедняге, хоть чем-то облегчить его муки.

Джо долго рассматривал образок, и ему пришло в голову, что Иисус, если его подстричь, был бы чем-то похож на Вудси. Он стал думать, в чем же они еще могут быть похожи. Несколько ночей подряд Джо клал на комод перед образком кусок жевательного табаку и пачку «Кэмэл», а по утрам проверял, не заходил ли Бог пожевать или покурить. Но никто не приходил. Вскоре Джо перестал верить в спутника, называющего его сыном. Иисус присоединился к людям, навсегда ушедшим из жизни Джо, — он отправился на небеса, где жили три блондинки и Вудси Найлз.

Походы в церковь благополучно закончились, как только Салли закрутила с новым кавалером — телефонным мастером. Он пришел в магазин ставить новый телефон. Его широкий кожаный ремень, набитый инструментами, низко болтался на бедрах. Девушки-продавщицы при виде мастера обменялись многозначительными взглядами, а миниатюрная сероглазая хозяйка обрушила на него весь груз своего обаяния. Когда монтер вышел из магазина, он был уже обречен.

В течение следующего года Джо почти не видел бабку. Впрочем, тогда он вообще мало кого замечал. Ближе к пятнадцати годам им овладело полное равнодушие ко всему, и вскоре он бросил ходить в школу — просто не мог заставлять себя приходить в класс и слушать урок. Несколько таких же лоботрясов ушли в тот год. Кое-кто из них подыскал работу, но Джо этот путь не привлекал.

Нельзя сказать, чтобы Джо в городе не любили; на него просто никто серьезно не обращал внимания. Он был самым обычным парнем с «заячьими» передними зубами — иногда его называли «Бак-Зубак». Он мало говорил, знал еще меньше, никогда не вылезал вперед. Время от времени к Салли в магазин продолжали наведываться учителя, но эти визиты ни к чему существенному со стороны Салли и Джо не привели. Джо был предоставлен самому себе. Он просыпался в полдень, усердно прилизывал волосы, курил, ел арахисовое масло и сардины и усаживался перед телевизором в гостиной смотреть бесконечные фильмы.

Этому занятию он мог предаваться с утра до ночи.

Разлука с телевизором, хотя бы ненадолго, выбивала его из колеи. Он уже не мог обходиться без экранных героев. А поскольку Джо почти всегда окружала тишина и порой он начинал просто ее бояться, звук телевизора помогал рассеять полчища безмолвных врагов.

А еще на экране мелькало множество блондинок, и каждая из них походила на тех, что жили с ним. Казалось, в любом дилижансе или крытом фургоне, во всяком салуне и лавке, если приглядеться, непременно сидело по блондинке. Распахивались двери, раздергивались шторы, и входила Клэр Тревор, или Барбара Стэнвик, или Констанс Беннет; ну вылитые его знакомые блондинки!

А кто же этот высокий всадник, приподнявшийся в стременах и повернувший загорелый лик к солнцу? Выпяченная челюсть ясно показывает стремление к добру и справедливости. Его прямо-таки распирает от собственного мужества, силы и целеустремленности. Его образ воплощают великие актеры — от Тома Микса до Генри Фонда. Кто же это? Да Джо Бак собственной персоной! Ну, может, не совсем, но что-то есть. Пока длилась эта «телелюбовь», с Джо происходила удивительная перемена. День за днем, потихоньку, почти незаметно он делался таким же высоким, сильным и привлекательным, как ковбой на экране. В один прекрасный день, когда вроде бы ушедшее лето вновь ненадолго вернулось, Джо купался и неожиданно обнаружил, что его тело стало телом взрослого мужчины. Он вылез из воды и оглядел себя: да, на илистый берег ступил новоиспеченный мужчина, со сверкающей от капель кожей на сильных ногах. На торсе и руках играли мышцы, а грудь и конечности покрывала солидная растительность. Неожиданное открытие чрезвычайно взволновало Джо, и он заторопился на велосипеде домой, чтобы как следует все изучить в зеркале, висевшем в спальне Салли. Тут Джо ждал еще один сюрприз: его лицо, оказывается, тоже изменилось. Скулы обозначились резче, рот увеличился, и там удобно разместились «заячьи» зубы, которые выглядели теперь как осколки белого мрамора. Зрелище привело его в восторг. Джо быстренько оделся и с важным видом отправился по соседям, надеясь, что и другие оценят по достоинству происшедшие в нем перемены. Но триумфа не вышло. Тогда он пошел в магазин Салли. Она всплеснула руками: «Боже мой, деточка! Как ты одет, на тебе же вся одежда села!» «Да нет, — пробурчал Джо, — одежда-то как раз та же, что и раньше». «Нет, я же вижу — села», — настаивала Салли и дала ему денег на новую.

Ближе к вечеру Джо продефилировал по улицам Альбукерке в ярко-синих джинсах, оранжевой куртке и малиновых сапожках с застежками на лодыжках.

Салли, по ее выражению, «слегка прибалдела», увидев внука: «Да ты просто красавчик, девочки небось по тебе сохнут!»

Дома Джо до рези в глазах продолжал изучать себя в зеркале. Он был поражен: радости от самосозерцания больше не было. Нет, мужчина, родившийся в тот день, не исчез, он был столь же красив, но переполнявшее Джо восхищение спало, ликование улетучилось, и теперь он испытывал чуть ли не муку. И внезапно понял, почему это случилось: в тот день он со всей остротой осознал свое одиночество.

У Джо никогда не было друзей, он даже не знал, как это — дружить, и пришел к выводу: надо просто выбрать симпатичного человека и как можно чаще попадаться ему на глаза, а там и дружба придет. Он опробовал свой метод на вдове бакалейщика, двух работниках бензоколонки, девушке, выписывающей счета в аптеке, старом иммигранте-сапожнике, билетере в кинотеатре «Мир». Но они, наверное, не понимали, чего он хочет. Постепенно Джо осознал, что дружба — дело тонкое и без разговоров тут не обойтись, но беда в том, что говорить он был не мастак. В тех же редких случаях, когда Джо удавалось выдавить несколько слов, собеседник, как правило, просто пропускал их мимо ушей, так что усилия пропадали зря. Нет, для бесед Джо явно не годился. Больше всего любил он разговаривать с Салли, но ей было постоянно некогда. Ну какой мог быть разговор, когда он, скажем, сидит на краю ванной и смотрит, как она мажется перед зеркалом над раковиной.

В этот момент Салли занимала глобальная стратегическая задача: обновить лицо минимум лет на двадцать. На Джо внимания практически не оставалось.

А ему было уже почти семнадцать, и он буквально задыхался от желания быть кому-то небезразличным. И вот в таком состоянии духа Джо как-то вечером зашел в кинотеатр «Мир», где началось его короткое, приятное и вместе с тем ужасное знакомство с девушкой по имени Анастасия Пратт.