Полуночный ковбой (сборник) - Бенчли Натаниэль. Страница 46

По трапу раздался топот, и на мостик взлетел матрос.

— Товарищ капитан! — выдохнул он. — Мы…

Капитан перебил его.

— Вернитесь обратно! — закричал он. — Вернитесь!

— Но мы…

— Мне долго повторять? Вас когда-нибудь учили, что, прежде чем подняться на мостик, нужно спрашивать разрешения?

— Но…

— Спуститесь, потом поднимитесь снова и, прежде чем ступить на мостик, спросите разрешения.

Матрос исчез, а капитан подумал вслух:

— Их всех необходимо подтянуть, и немедленно. То, что проявлял снисходительность, вовсе не означает, что вечно буду смотреть сквозь пальцы на их разболтанность. На судне нужна жесткая дисциплина, тогда все всегда благополучно, а если матросы вольничают, тогда бардак, это уж точно.

В отверстии возникла голова матроса.

— Прошу разрешения подняться на мостик.

— Разрешаю, — ответил капитан.

Матрос вытянулся по струнке.

— Вот так-то лучше, — проворчал капитан. — Докладывайте.

Глаза матроса словно остекленели. Стоя навытяжку, он доложил:

— Товарищ капитан! Докладываю: на борту американец.

Несколько секунд на мостике царило мертвое молчание, потом капитан проговорил:

— Повторите, что вы сказали.

— На борту — американец.

— Кто он и где находится?

— Был в вашей каюте.

— А сейчас?

— Под охраной. Его сторожат Хрущевский, лейтенант Польский и Кусок дерьма… то есть я хотел сказать товарищ Лысенко.

— Немедленно доставьте его сюда.

— Есть, товарищ капитан. — Матрос повернулся, но капитан остановил его.

— Вас послали за моей штормовкой, а вы явились без нее. Матрос, который не в состоянии выполнить столь простое поручение, не годится для службы на подлодке. По прибытии в Ригу вас переведут на минный тральщик.

— Слушаюсь, товарищ капитан.

— Теперь идите за штормовкой. Даю вам тридцать секунд.

Матрос скользнул в люк, как камешек на дно колодца. Капитан, оглядев вахтенных и зенитчиков, пробормотал:

— Ничего, я их подтяну, им это не помешает ради разнообразия.

Снизу донеслись звуки возни, затем по трапу поднялся Гарни в сопровождении Польского и Хрущевского. Капитан оглядел пленника.

— Товарищ капитан, — начал Хрущевский, — этот человек…

— Знаю, знаю, — прервал капитан и по-английски обратился к Гарни: — Как вы оказались на моем корабле?

Не успел тот и рта раскрыть, как в люке на мгновение показался Лысенко, но тут же взвизгнул и исчез. Его место занял пыхтящий матрос, который карабкался на мостик, тараторя на ходу: «Прошу разрешения подняться на мостик». При этом он, как знаменем, размахивал капитанской штормовкой. Капитан поглядел на нее, словно видел впервые в жизни.

— Что это? — спросил он.

— Ваша штормовка, товарищ капитан.

— Ах да. — Капитан рассеянно принял штормовку и уронил ее на палубу. — Что вы здесь делаете? — снова задал он вопрос Гарни.

— Долгая история, — отвечал он, — стоит ли ее слушать?

— Как и зачем вы здесь оказались? — рявкнул капитан. Вены на его шее набухли, в уголках рта выступила слюна.

— Я хотел потопить вашу лодку, — выговорил Гарни. — Вы потопили мою, поэтому я решил потопить вашу.

— То есть как это — потопили вашу лодку?

— Разрешите доложить, товарищ капитан, — вмешался Хрущевский, — это хозяин лодки, которую мы… одолжили. Он сам ее взорвал.

Лысенко снова появился в люке.

— Я написал об этом в своем рапорте! — выкрикнул он. — Требую, чтобы его судили за покушение на жизнь советского офицера!

— Да заткнитесь вы, Лысенко, — отмахнулся капитан. — Хотите подать рапорт, делайте это по уставу.

— А этот лодочник, — не унимался Лысенко, — нас подорвал! Это форменная диверсия! Его нужно расстрелять!

— Лысенко! Здесь я решаю, что делать, — одернул его капитан. — Ступайте вниз и не мешайте мне. — Лысенко злобно уставился на командира. — Я сказал — вниз! — неожиданно капитан сорвался на крик, и Лысенко исчез.

— Как вы ухитрились взорвать свою лодку? — поинтересовался капитан у пленника.

— Для этого нужно немного — бензин да горящая сигарета, — ответил тот.

Капитан подумал и кивнул.

— Весьма хитро, — одобрил он и ненадолго погрузился в размышления. Потом заявил бесцеремонно: — А ведь действительно вас придется расстрелять. Если, конечно, вы не желаете плыть с нами. Может быть, вы хотите стать гражданином Советского Союза?

Гарни рассмеялся.

— Судя по вашим людям, моряки у вас — не блеск. Предпочитаю иметь дело с нашими.

Капитан снова кивнул.

— Да, вы видели не самых лучших, — согласился он. — Будь у меня умный замполит, мы побеседовали бы, но… — Капитан поглядел на Польского и спросил: — Как Василов себя чувствует? Он в состоянии говорить?

Польский с улыбкой покачал головой.

— Мочь-то он может, но вряд ли станет. Ему залепили в челюсть, и почти все передние зубы вылетели.

— Ага, — с явным удовлетворением хмыкнул капитан. — Ну что ж, приятно побеседовать в пути можно и без него, так даже лучше, — добавил он.

И тут же задумался: о чем он говорит? Приятная беседа на обратном пути… нет, надо думать прежде всего о неприятных последствиях, ожидающих его по возвращении. Лично он сумел бы как-то объяснить исчезновение Золтина, но рапорт Василова в политуправление уничтожит малейший шанс на алиби и, скорее всего, положит конец его службе на подлодке, да и вообще на флоте. К тому же среди офицеров его поддержат немногие. Лысенко, на которого он в свое время возлагал большие надежды, оказался совершенным подлецом и законченным эгоистом. То, как Розанов вел себя с ним, своим командиром, на свалке, показывало, как мало на него можно положиться. Значит, надо любой ценой не дать Василову написать рапорт, а это значит, что его надо убрать. Каким-то образом Василов и пленник до прибытия в Ригу должны исчезнуть. Капитан сказал Гарни:

— Я думал обменять вас на моего рулевого, но…

Левый вахтенный крикнул:

— Судно по курсу два-семь-ноль! Похоже на торпедный катер.

Капитан повернулся и поднес к глазам бинокль. Потом скомандовал:

— Очистить палубу! Приготовиться к погружению.

На палубе поднялась несусветная суматоха, люди прыгали в люк на плечи друг друга. Кто-то схватил Гарни, швырнул вниз, и он с грохотом рухнул на пол. Другие вокруг него тоже падали. Дважды прозвучала сирена. Сверху и снизу захлопывались крышки люков. Чей-то голос по внутренней связи выкрикнул: «Это катер Береговой охраны». Капитан, встав у перископа, скомандовал:

— Погружение пятнадцать метров, угол — пять градусов.

Все затихло, когда остановились дизели и включились электромоторы. Подлодка слегка накренилась на нос.

— Принять балласт, — приказал капитан. Раздалось шипение забортной воды, заполняющей резервуары. — Поднять перископ!

Матрос щелкнул переключателем, и перископ со скрипом пошел вверх. Из люка над головой тонкой струйкой полилась вода, стекая по трубе перископа, но на это никто не обращал внимания. Держась за рукоятки, капитан поворачивал его, припав к окулярам.

Матрос посмотрел на секундомер.

— Пятнадцать секунд, — доложил он.

— Вышли на пятнадцать метров, — прозвучал голос из динамика. — Под килем всего десять.

— Убрать перископ, — сказал капитан. — Полный вперед.

Послышались глухой стук и лязг рычагов, шипение и гул машины.

— Катер мог нас и не заметить, — произнес капитан как бы про себя. — Через несколько секунд узнаем наверняка. — Он обернулся и увидел сидящего на полу Гарни. — Ну, кажется, вам все-таки придется плыть с нами, — обратился он к нему по-английски.

— Пока да. Только далеко ли вы уплывете?

Капитан покачал головой и улыбнулся.

— Меня не пугает этот катерок. То, что он идет за нами, неприятно, но не более того.

— Шум винтов по курсу два-пять-пять, — прозвучало из динамика. — Скорость около пятнадцати узлов.

— Поднять перископ, — приказал капитан. Он быстро осмотрел поверхность и дал команду: — Ложимся на дно.