Полуночный ковбой (сборник) - Бенчли Натаниэль. Страница 51

— Точно, бардак. А мне оттуда денежки закапают. Верно я говорю?

— Почем я знаю? Да и откуда мне знать…

— Как не знаешь? Я же тебе все объяснил.

— Объяснить-то объяснил, да кто его знает…

— И все равно тут ошиваться без толку. Такой парень, как я, нигде не пропадет. Верно?

— Может, и так. Но все равно, удачи тебе.

Неожиданно для себя Джо обнял негра и срывающимся голосом проговорил:

— Спасибо тебе, папаша. Счастливо оставаться.

Он сказал это так, как будто негр был и вправду его отцом.

Подошел автобус, и Джо влез внутрь. С автобусной станции доносились звуки музыкального автомата. Певица нежным, грудным голосом пела песню «Колесо фортуны крутится, крутится, крутится».

Джо казалось, что певица понимает его и желает удачи в пути на Восток.

Он криво улыбнулся, блеснув зубами, и пошел по проходу. Улыбка не сходила с лица, его переполняли чудесные предчувствия, которые он не смог бы выразить словами. Бывают моменты, когда ощущаешь власть над миром, над всем, что тебя окружает. Щелк — и все крутится в нужном направлении: музыкальный ящик выдает песню под настроение, все подлаживается под тебя, даже автобус дальнего следования. Только спроси на станции: «Когда отходит автобус на Нью-Йорк?» И тебе ответят: «Прямо сейчас». Остается лишь влезть внутрь.

Весь мир играет мелодию для тебя, а ты задаешь ей ритм. И даже не нужно его отбивать, ритм в тебе самом. Не успеешь подумать о нью-йоркских женщинах, а эта бабенка из ящика тут же подпоет в лад: ох тоскуют, ох томятся. Это все про них, которые в Нью-Йорке. О’кей, леди, вот он я, уже лезу в автобус, уже еду!

А вот и местечко для меня, нет, два местечка: на одно плюхнемся, на другое ножки примостим, платить не надо, за все уплачено, весь мир в кармане. Чемодан — на верхнюю полку… Поехали! Думаете, шофер ведет автобус по своему графику? Нет, по моему. Он только крутит баранку, а заказываю музыку я!

ГЛАВА 2

Когда Джо Бак решил уехать на Восток ловить счастье, ему исполнилось двадцать семь лет. Но жизненного опыта у него было не больше, чем у восемнадцатилетнего юнца, а может, и поменьше.

Он рос на руках у разных блондинок. Первые три воспитывали его до четырех лет и были молодые и хорошенькие.

В доме постоянно царила суета, толкалась масса народа. Джо всегда путал своих нянек, всех называл мамами, пока не узнал, что его матерью была лишь одна, а две другие были просто ее подружки. Но все три блондинки были ласковы с ним, позволяли вести себя, как заблагорассудится, покупали подарки и тискали сверх всякой меры. А одна из них (да, кажется, одна) целыми днями пела «Жду любимого домой», «Женщина в красном платье», «У него за спиною два серебряных крыла» и другие песни.

Вспоминая детство, Джо всегда думал, что эта певунья и была его настоящей матерью.

Тогда шла война, и блондинки по мере сил в ней участвовали. Надев спортивные брюки, накинув платки и прихватив свертки с обедом, они шли на панель в любое время суток.

Иногда были десанты на автобусе в Хьюстон и Детройт. Джо помнил, как они жили в этих городах некоторое время. Где бы они ни останавливались, в дом всегда приходили мужчины в форме, ненадолго оставались, затем исчезали. Некоторые из них назывались мужьями, но Джо что-то не припоминал ни одного, которого бы звали его отцом. Позже он сообразил, что его родители не позаботились узаконить свои отношения.

В один прекрасный день, когда небо казалось белесым, выгоревшим от зноя, Джо перевезли к четвертой блондинке, в Альбукерке, штат Нью-Мексико. Остальных трех он с тех пор никогда не видел, а когда вспоминал о них, на память приходило белесое небо. Он думал, что блондинки прячутся там.

Четвертая блондинка, тощенькая простушка по имени Салли Бак, была его бабушкой. Однако худоба делала ее привлекательнее трех бывших блондинок, вместе взятых. У нее были огромные серые глаза с черными, как гуталин, ресницами и колени, в которые хотелось уткнуться и зарыдать, до того они беззащитно выглядели.

Всякий, кто любит, приходит в умиление, созерцая какую-либо часть тела у предмета своего обожания. Джо плакал над костлявыми коленями Салли Бак.

Она держала магазин косметики и пропадала там по десять — двенадцать часов в день, поэтому мальчик проводил часы после школы в компании клиенток. Эти женщины не были блондинками, не носили платьев цвета лаванды, лимона или незрелых яблок, глаза и ресницы у них были самые заурядные. На Джо они почти не обращали внимания.

Воскресенья не слишком отличались от будней. Салли обычно отправлялась на свидания. Мужчины, особенно приезжие, были ее слабостью. Ну как откажешь ковбою в техасской шляпе? И поток широкоплечих загорелых великанов с Запада в апартаменты крошки Салли не иссякал.

С одной стороны — эфемерность, аромат духов и маникюр; с другой — кожаные штаны, мускулы и запах лошадиного пота. Не одно мужское сердце колотилось от такого контраста.

Иногда Джо брали на свидания. Он восхищался многими мужчинами Салли, но только один из них уделил ему большее внимание, чем обязывало положение.

Этого мужчину с иссиня-черной бородой и блестящими глазами звали Вудси Найлз. Он научил Джо ездить верхом, мастерить рогатки, жевать табак, курить сигареты. Показал, как можно, справляя нужду, пустить струю выше головы. Вудси Найлз был складным и ухватистым малым, это сквозило даже в походке. Да, он ходил так, словно был уверен, что ни секунды жизни не должно пройти без удовольствия. И он получал его, даже когда просто ходил по комнате или открывал загон для скота. А еще Вудси Найлз знал много песен, пел, как настоящий певец, аккомпанируя себе на гитаре. Иногда, ночуя на ранчо, Джо просыпался в три часа ночи от пения, доносившегося из спальни, где располагались Вудси и Салли. Джо всегда думал, что Вудси не давало спать по ночам переполнявшее его чувство молодости, силы и мужской полноценности. Он просто не желал тратить время на сон, искал выход избытку чувств в песне загонщиков скота и так рычал в припеве, что Салли хихикала, а когда Вудси доходил до куплета, где поется о том, что на небе животных считают и клеймят, Джо был готов тихонько подхватить песню. Он еле сдержался, чтобы не побежать в спальню к этим прекрасным людям. Джо начал понимать, как вести себя с женщиной в постели — надо петь для нее. И ей хорошо, и тебе, да и всем в доме приятно.

Но в конце концов Салли разругалась со своим кавалером — впрочем, так случалось со всеми, рано или поздно. Джо скучал по Вудси не меньше, чем по родному отцу. Ведь как раз в то время, когда Вудси был рядом, Джо начал думать про себя, что он тоже в какой-то мере ковбой.

После романа с Вудси Салли Бак зачастила по воскресеньям в церковь и всегда брала с собой Джо. «Гвоздем» этого мероприятия был путь до храма и обратно — Салли демонстрировала свои наряды. Стоит признать, что, проводя почти все время в магазине, у нее было не так уж много поводов покрасоваться в своих премилых шляпках. А мальчик при ней был очень даже к месту — все говорили, что они смотрятся как мать и сын. Такие разговоры бальзамом лились на душу Салли.

Для Джо посещения церкви имели свой резон. После службы взрослые пили кофе с булочками в церковном притворе, а подростков посылали в воскресную школу наверху. Именно там Джо перенес свою любовь к Вудси Найлзу на Христа. Молодая приветливая учительница с веселыми и добрыми глазами сказала Джо, что Иисус его любит. На классной доске всегда висела картина — Иисус, идущий с мальчиком. Спутник Христа изображался со спины, был виден лишь его затылок, но Джо чувствовал, что этот мальчик — он сам.

И все ученики вокруг пели о том, как Иисус гуляет с Джо, разговаривает с ним, называет его сыном.

А однажды молодая учительница рассказала ребятам о той жуткой пятнице, когда доброму бородачу так здорово не повезло [19], а потом подарила всем по цветной открытке; с нее Иисус смотрел прямо в глаза Джо, словно говоря: «Слушай, парень, я в жизни хлебнул горя предостаточно, но, знаешь, это очень здорово, когда в приятелях — настоящий ковбой, вроде тебя». Может, Христос говорил так, а может, как-то иначе, но его страдающий взгляд вызвал у Джо сильное желание помочь бедняге, хоть чем-то облегчить его муки.