Молоток и гвозди (ЛП) - Лардж Андрия. Страница 23

Слава Богу, она спокойна, потому что, если бы все было наоборот, я бы взбесился до чертиков. Не могу поверить, что мне только что отрезали палец. Боль начинает усиливаться, и это плохо.

Харли

Это был долгий, черт возьми, день. Почти весь день мы провели в больнице, где Нолану пришивали палец. Это заняло несколько часов, потому что операция очень утомительная. Доктор сказал, что операция прошла хорошо, и палец должен полностью зажить через несколько месяцев, но пока трудно сказать, какой будет его подвижность. Остается только ждать и наблюдать.

Я веду Нолана, накачанного обезболивающими препаратами, в дом. Доктор обмотал его средний палец вместе с указательным и безымянным, используя их в качестве скобы. Нолан пробирается в спальню и забирается на кровать, используя свою здоровую руку. В больнице ему выдали спортивные штаны и футболку, так как его одежда была испорчена кровью. Он ложится на спину и тяжело вздыхает.

— Давай-ка избавим тебя от этой одежды, — бормочу я и начинаю стягивать с него ботинки.

Нолан только ворчит, его глаза закрываются.

Я развязываю шнурок на его талии, затем стягиваю штаны с его ног. Затем помогаю ему сесть, чтобы стянуть через голову футболку, осторожно придерживая ее рукой. Нолан ложится обратно.

— Спасибо тебе за все, Харли. Без тебя я бы пропал, — сонно бормочет Нолан, его затуманенный взгляд едва способен сфокусироваться на мне.

Я улыбаюсь и сажусь на кровать рядом с ним. Провожу рукой по его волосам.

— Не за что.

— Как ты догадалась, что делать с моим пальцем? — спрашивает он.

— Поскольку вероятность потерять или повредить палец в моей профессии так высока, я на всякий случай прочитала об этом, — говорю я ему.

— Ты такая умная, — бормочет он, снова закрывая глаза.

— Спасибо. Как насчет того, чтобы немного поспать? — предлагаю я, наклоняясь, чтобы поцеловать его в губы.

Он кивает.

— Хорошо.

— Хорошо. — Я улыбаюсь и целую его еще раз.

— Я люблю тебя, Харли, — шепчет он, открывая глаза, чтобы посмотреть на меня.

Мое сердце бешено трепещет в груди. Он действительно так говорит, или это просто обезболивающие?

— Правда? — вздыхаю я.

Он кивает.

— Я понял это на следующий день после того, как провел с тобой свою первую ночь. Когда я спорил с отцом тем утром на работе, то дважды сказал ему, что люблю тебя.

О, Боже! Он серьезно! Может, он и не хотел говорить мне об этом, принимая обезболивающие, но он действительно это имеет в виду. Слезы застилают мне глаза. Он любит меня! И я люблю его. Последний месяц показал мне это, и я все больше и больше влюбляюсь в него с каждым днем, когда мы вместе.

— Я тоже люблю тебя, Нолан, — бормочу я, наклоняясь, чтобы снова поцеловать его в губы.

Нолан улыбается мне в ответ.

— Скажи это еще раз, — шепчет он.

— Я люблю тебя.

— Напомни мне завтра, если я забуду, — бормочет он, прежде чем задремать.

Я хихикаю, целую его в губы и оставляю отдыхать. Я устала и, наверное, могла бы поспать, но мне нужно немного развеяться. Я выхожу в гостиную и немного смотрю телевизор, а затем забираюсь в постель и прижимаюсь к любимому мужчине.

На следующее утро я просыпаюсь от того, что Нолан стонет от боли. Когда я открываю глаза, Нолан сидит, свесив ноги на пол, и повернут ко мне спиной.

— Эй, давай я принесу тебе обезболивающее, — говорю я ему и откидываю одеяло.

— Пожалуйста, — стонет он.

Я спешу на кухню, где вчера вечером поставила на стойку его бутылочку с обезболивающими таблетками. Я беру таблетку и стакан воды, а затем возвращаюсь в спальню. Нолан все еще сидит на краю кровати, сгорбившись, прижимая к груди раненую руку. Врач предупредил, что боль может быть сильной, потому что в руке и пальцах задеты все нервы. И боль может длиться почти весь период заживления.

— Вот, милый, — бормочу я.

Нолан протягивает руку, и я кладу таблетку ему на ладонь. Он бросает ее в рот, затем берет стакан воды и выпивает половину. Он возвращает мне стакан и с болью бормочет.

— Спасибо. — Мне так жаль его. Восстановление будет не из приятных, и доктор сказал ему не напрягаться первую неделю.

— Нолан, ты должен позвонить отцу и сказать, что тебе нужен больничный на неделю или две, — говорю я, заранее зная, что он возненавидит эту идею.

Нолан рассказал мне вскоре после того, как это случилось, что он сильно поссорился с отцом из-за меня. Правда, он опустил ту часть, где сказал отцу, что любит меня. С тех пор отец с ним не разговаривает. Даже на работе.

Нолан стонет.

— Я не могу взять больничный, у меня слишком много дел и подготовка к благотворительному ужину.

— Малыш, ты не можешь водить машину, принимая обезболивающие препараты, и уж тем более не можешь достаточно хорошо функционировать, чтобы выполнять работу.

Нолан наклоняет голову.

— Черт! — вздыхает он. — Мне, по крайней мере, нужно наведаться в офис, чтобы передать все документы по ужину Броку, чтобы он мог приступить к работе. Как думаешь, ты сможешь меня отвезти? — спрашивает он, поднимая голову, чтобы посмотреть на меня.

— Конечно. — Я улыбаюсь.

Он пытается улыбнуться, но у него не получается, вместо этого выходит болезненная гримаса.

— Спасибо.

Нолан

Харли помогает мне одеться в единственную пару тренировочных штанов Адидас, которые у меня есть, и простую белую футболку с длинным рукавом. Сейчас ноябрь, так что на улице становится очень холодно. Как только я одеваюсь, она заставляет меня съесть банан, чтобы хоть что-то попало в желудок, и меня не тошнило от обезболивающего. Мне кажется, она не осознает, насколько она прирожденная воспитательница. Когда-нибудь она станет отличной матерью.

Харли одевается в джинсы и свитер. Она оставляет волосы распущенными, когда не работает, потому что знает, что мне это нравится. И я думаю, что это очень мило, что она делает это только для меня. И тут я вспоминаю наш вчерашний разговор перед тем, как заснуть. Черт, я не так хотел признаться ей в любви, но, думаю, это было самое подходящее время.

Когда она помогает мне надеть пальто, я спрашиваю ее:

— Ты должна была напомнить мне о чем-то сегодня?

Она ухмыляется.

— Да, должна была.

— И? О чем? — спрашиваю я, приподнимая бровь.

Ее улыбка становится шире.

— Вчера вечером ты сказал, что любишь меня, — говорит она, застегивая пуговицы на моем сером пальто.

Я улыбаюсь.

— И?

Она смотрит мне в глаза, сжимая лацканы моего пальто.

— Я тоже тебя люблю.

Я киваю и наклоняюсь, чтобы поцеловать ее.

— Я счастлива, что ты вспомнил, — говорит она.

— Ну, я серьезно. Я так сильно тебя люблю, ты значишь для меня все, — повторяю я.

Она мягко улыбается, и я вижу, как на ее глаза наворачиваются слезы.

— Это делает меня такой счастливой, ты даже не представляешь. И ты должен знать, что значишь для меня все.

Я прижимаюсь к ней лбом. Мое сердце настолько переполнено, что уверен, оно может разорваться. Подумать только, всего несколько месяцев назад мы почти все время были друг у друга на устах. Как это превратилось в любовь? У меня нет объяснений, но я рад, что это произошло.

Быстро поцеловавшись, мы отправляемся к машине Харли. Через несколько минут после того, как мы выезжаем на дорогу, у меня звонит мобильный телефон. Я достаю его из кармана и смотрю на экран. Это Джон Джеймсон. Я провожу пальцем по экрану, чтобы ответить.

Я подношу телефон к уху.

— Здравствуйте, Джон.

Краем глаза я вижу, как Харли смотрит на меня.

— Привет, Нолан, — тихо шепчет он. — Как ты себя сегодня чувствуешь?

— Я проснулся с болью, но лекарства начинают действовать, так что мне уже лучше.

— Это хорошо. Слушай, я чувствую себя просто ужасно из-за того, что произошло…

— Джон, перестаньте, я знаю, что вы не хотели этого. Это был несчастный случай. Не корите себя за это, — говорю я ему.