Молоток и гвозди (ЛП) - Лардж Андрия. Страница 6

— Да, я знаю. Много раз использовала этот приемчик, — смеюсь я.

Затем нахожу номер и иду к двери.

— Увидимся, бро, — кричу через плечо.

— Увидимся, — откликается Нейт.

Я выхожу из здания, поворачиваю к своему грузовику и врезаюсь в твердое тело. Мускулистые руки обнимают меня, когда я сыплю проклятьями. Я уверена, что не собираюсь падать, и понимаю, что крепкое тело, к которому я прижата, без рубашки и мокрое от пота. Хотя пахнет фантастически. На самом деле, он пахнет как Нолан… черт возьми!! Я смотрю в сапфирово-голубые глаза мужчины.

Я отталкиваюсь от него, и он легко отпускает. Он тяжело дышит и одет в спортивные шорты. Ммм, привет, ходячий секс! Кто знал, что все это находится под его одеждой? Я знала, что он мускулистый, когда он вчера поцеловал меня и прижался ко мне, но не ожидала, что он будет чертовой фитнес-моделью!

— Харли, что ты здесь делаешь? — Нолан спрашивает с хмурым взглядом и упирается руками в бедра.

— Мой офис здесь, — говорю я ему, указывая на него. — Что ты делаешь здесь?

— Мой офис в нескольких кварталах. Я занимаюсь пробежкой в обеденный перерыв.

— Ах, да. Но ведь сегодня суббота же. Почему ты на работе в субботу?

— Нужно кое-что наверстать, — он пожимает одним плечом.

— У тебя нет жизни вне работы, так?

Он бросает на меня скучающий взгляд.

— Я даже не собираюсь разговаривать с тобой об этом, — он бормочет и начинает уходить.

— Эй! Подожди секунду, я должна кое-что рассказать, — я кричу, после того как начинаю бежать, чтобы догнать его.

— Если это что-то колкое, оставь при себе.

— Это на счет твоего дома, хрен, — я шиплю.

Он оборачивается.

— Ты знаешь, у тебя действительно плохие навыки общения для того, кто владеет бизнесом.

— Я нормально общаюсь со всеми остальными. Видимо, с вашим всемогуществом я не в силах справиться.

— Ты называешь всех своих клиентов членами? — он фыркает.

— Только одного.

— С тем, как ты себя ведешь, я удивлен, что ты вообще знаешь, что такое член, — он рявкает мне в лицо.

Я задыхаюсь от возмущения.

— Что, черт возьми, это должно означать? — я пронзительно кричу, хотя чертовски хорошо понимаю, о чем он говорит.

Буквально, это означает, что ни один парень не хочет меня.

Он делает глубокий вдох и закрывает глаза.

— Ничего, забудь, что я сказал. Что там насчет моего дома? — спрашивает он спокойно.

— О, нет. Тебе есть что сказать? Скажи мне это в лицо, — я огрызаюсь.

Он прищуривает глаза, и я вижу, как в них кипит ярость.

— Ты ведешь себя, как мужик, ругаешься как сапожник, и ты — самая несносная женщина, которую я когда-либо встречал!

— А теперь скажи мне, что ты чувствуешь на самом деле, — я бормочу, замирая.

Он поднимает руки.

— Видишь, вот о чем я говорю!

— Переживешь, — я раздражаюсь.

— Просто скажи мне, что тебе нужно сказать, и я пойду, — бухтит он.

— Я нанимаю электрика, нужно обновить проводку.

— Ладно, прекрасно, хорошо. Увидимся, — он бормочет, прежде чем побежать по улице.

Я смотрю на его спину, пока он бежит. У него хорошая спина. И хорошая задница. Жаль, что она потрачена на такого засранца.

Глава 4

Нолан

Я паркуюсь перед своим домом. Смотрю на окна, где будет мой кабинет, и там горит свет. Какого хера? Никто не должен быть здесь в десять часов вечера. Я оглядываюсь по сторонам и вижу грузовик Харли, припаркованный возле мусорных баков. Черт, причина, почему я приехал так поздно — чтобы не встретить ее. Итак, остаться или уехать? Уже неделю я здесь не появляюсь и умираю, как хочу увидеть, как все продвигается. К черту все, пойду.

Выхожу из машины и иду к парадной двери, спокойно открываю дверь и вхожу. Я слышу Харли, она что-то кряхтит и пыхтит. Что она делает? Подхожу к дверному проему, ведущему в кабинет и чуть ли не получаю сердечный приступ. На высокой лестнице в центре комнаты Харли. Она держит лист гипсокартона над головой в одной руке, в то время другой рукой пытается закрепить его на место. Она сошла с ума? Она не может делать что-то подобное сама!

— Иисус Христос, Харли! — я срываюсь к лестнице.

Быстро поднимаюсь к ней и придерживаю лист позади нее, пока она тянется к потолку. Харли выпаливает «спасибо» и продолжает прикреплять лист к профилю. После сделанного мы спускаемся с лестницы. Я наблюдаю за Харли, когда она идет к другим листам гипсокартона, уложенным возле стены. Вытаскивает свою рулетку и протягивает во всех направлениях, делая пометки карандашом. Она полностью игнорирует тот факт, что я стою здесь, или что просто помог ей.

— Что ты делаешь здесь так поздно? — спрашиваю я.

Она пожимает плечами.

— Работаю, — говорит она, не отводя взгляд от того, что делает.

Я подхожу к ней. Меня смущает ее поведение. Она очень подавлена сейчас, и это пугает меня. Я нежно беру ее за руку и поворачиваю к себе. Она вздыхает, потупив глаза в пол.

— Ты могла получить тяжелые травмы, и рядом бы никого не было, чтобы помочь. О чем ты думала? — спрашиваю я мягко.

— Я пытаюсь не думать, вот в чем суть. Работа помогает мне не думать, — бормочет она.

— Почему ты не хочешь думать? — я хмурюсь.

— Потому что сегодня плохой день, и я не хочу думать об этом, хорошо? И говорить об этом тоже не хочу, — фыркает она, поднимая свои изумрудно-зеленые глаза.

Проклятье, не думаю, что когда-либо видел ее настолько расстроенной.

Она вырывает руку из моей хватки и возвращается к гипсокартону.

— Послушай, ты не можешь делать это сама…

— Тогда помоги мне.

После секундного размышления я соглашаюсь.

Она только поднимает брови, не говоря ни слова. Я снимаю свою рубашку, чтобы не испортить ее, и остаюсь в черной футболке и джинсах. В течение следующего часа-полутора мы работаем в комфортной тишине. Харли дает мне указания. Как только потолок закончен, Харли начинает убирать свои инструменты. Я помогаю ей в полном смятении. Никогда не думал, что она способна так долго молчать. Я так больше не могу. Это неестественно. Настолько она меня раздражает, это просто неправильно.

— Так почему сегодня такой плохой день? — тихо спрашиваю я.

— Разве я не сказала, что не хочу об этом говорить? — она закатывает глаза.

— Ну давай, я помог тебе прикрепить потолок, разве не заслуживаю небольшой награды? — вздыхаю я, стряхивая пыль со своей черной футболки.

Ее губы дергаются, она пытается сдержать улыбку.

— Хорошо, но если отвечаю я, то тоже задаю тебе вопросы, — говорит она.

— Хорошо, — киваю в знак согласия.

— Сегодня мой день рождения.

— Э-э, с днем рождения. И почему это плохо? — спрашиваю я растерянно.

— Моя мама умерла вскоре после моего дня рождения, — отвечает она тихо, с заминкой.

Я закрываю глаза, качая головой.

— Дерьмо. Я сожалею. И понимаю, что ты чувствуешь.

— Понимаешь? — спрашивает она, и я слышу сомнение в ее голосе.

Я поднимаю голову и смотрю ей прямо в глаза.

— Кажется, у нас есть что-то общее. Моя мать умерла от рака молочной железы, когда мне было десять лет.

Она сжимает губы и кивает в знак понимания.

— Я сожалею, — шепчет она.

— Предполагаю, это объясняет, почему ты такая, какая есть, — я ухмыляюсь, надеясь поднять настроение.

Она фыркает.

— Да, вот что случается, когда тебя воспитывают отец и три брата, — она хихикает.

— Господи, три брата? — я сглатываю.

Она нежно улыбается, что заставляет мое сердце биться чаще. Дьявол, она такая красивая.

— О, да, это может помочь тебе не трахать меня слишком часто.

Я взрываюсь от смеха.

— Превосходно! Раньше не могла сказать?

Она подмигивает мне.

— Не волнуйся, ты в безопасности. Радуйся, что ты не мой парень.

— Слава Богу, — я стону.

Она хихикает, морща нос, делая это настолько чертовски милым. Мы смотрим друг на друга, и что-то пробегает между нами, возможно, понимание?