Остров - Бьёрнсдоттир Сигридур Хагалин. Страница 31

МАРИЯ

Бесконечная равнина, плоско и однообразно стелющаяся под колесами их велосипедов, исчезает в кустарнике за их спинами, в осень, налетевшую откуда-то с севера. Дождь то приходит, то уходит, вокруг все укутано плотным серым шелковым занавесом, мимо проплывают поля и луга, зеленые, желтые, коричневые, полные обещаний сытого желудка.

Быстро они явно не доберутся, мальчику тяжело, он кашляет с мокротой и хрипами, у нее прицеп, нагруженный самым необходимым, в нем сухая одежда и обувь, несколько книг, еда на дорогу, целая и невредимая, бережно упакованная в спальник и одеяло. Все остальное она оставила, но угрызения совести, страх и гнев следуют за ней так же неуклонно, как дождь, водят у нее в голове медленный, тяжелый хоровод в такт с ногами, которые крутят педали.

Неблагодарная паршивка.

Несносная девчонка.

Моя маленькая девочка.

Она трясет головой, пытаясь избавиться от ощущения тяжести, смотрит через плечо на Элиаса, мокрого и грязного, само отчаяние, шлет ему свою самую радостную улыбку.

— Выше голову, капитан!

— Я устал, мама!

— Я знаю, любовь моя. Мы скоро приедем! Давай только побыстрее выберемся из этого дождя.

— Мама?

Велосипед под ним раскачивается, как лодка, он медленно едет вперед, усталый, сильно петляя.

— Что, дружок?

— Почему Маргрет не поехала с нами?

— Она живет у друзей.

— А почему не захотела поехать с нами?

— Она приедет позже. Только немного с ними побудет.

— Думаешь, она нас найдет?

— Конечно, дружок. Она позвонит, и я тогда поеду и заберу ее.

Молчание.

— Почему мы тоже не можем жить у ее друзей?

— Они подростки, Элиас. Мне нужно найти работу и еду для нас. А ты еще слишком мал, чтобы там жить.

— Но там ведь есть маленькие ребята, такие как я.

— Есть, Элиас. Но у них, вероятно, нет ни мамы, ни папы. Дети должны жить с родителями.

— А почему Маргрет не с тобой?

Мария вздыхает. Сын словно заезженная пластинка, всю дорогу из столицы, от самого торгового центра, как только стало ясно, что ей не удастся уговорить Маргрет ни по-хорошему, ни по-плохому. Она не может до нее достучаться, пробиться сквозь этих так называемых друзей, курящих травку и пьющих всякий ужас, девочки размалеваны, как путаны… Мария превращается в свою мать, она знает это, и ее пробирает дрожь. Она становится воплощением всего того, что заставило ее саму броситься прочь из дома, мотаться по Европе, куря гашиш и распивая алкоголь, пока Провидение не привело ее, худую и злую, как дикая кошка, в Гаагу, где она оказалась у замечательного преподавателя скрипки, а оттуда в музыкальную академию в Нью-Йорке. Разве, имея за плечами такое прошлое, она не должна просто доверять дочери?

Она такая маленькая.

Ей только тринадцать.

Ливень смывает слезы с ее щек, из серости вдруг возникают огромные сверхъестественные существа и машут руками до самого неба. Мария смеется, это знак. Дорога приводит двух печальных испанцев на допотопных транспортных средствах в целый лес ветряных мельниц.

— Смотри, Элиас, ветряные мельницы, — кричит она. — Ты будешь Дон Кихотом, а я Санчо Пансой!

Мальчик оживляется и прибавляет скорость, изо всех сил крутя педалями и разбрызгивая вокруг грязь. Мария старается держаться рядом, они делают рывок, перекрикиваясь на испанском, своем тайном языке.

Смеясь и тяжело дыша, они въезжают в деревню. Мария осматривается, она ожидала увидеть небольшой город, а эти несколько домиков даже деревней с трудом можно назвать. Улица пустынна, единственное большое сооружение — картофелехранилище, которое возвышается над деревней как гигантский дом с дерновой крышей, а еще серое здание по другую сторону большой канавы, делящей поселение на две части. Там в окнах горит свет, и, подъехав, они видят лошадей на лужайке и несколько велосипедов у входа. Вдали неясно виднеются ветряки, их лопасти в медленном танце кружатся над деревней. Мария стучит, а затем осторожно открывает дверь. Они попадают в тепло, их окутывает аромат еды, доносятся голоса и (невероятно, но факт) живая музыка.

— Добрый вечер, — кричит она.

Музыка и разговоры смолкают. Между створками двери образуется щель, и появляется потрепанная голова; веснушки, шелушащаяся кожа, красные дреды. Мужчина выглядит как отбеленный в хлоре растаман. Увидев их, расплывается в улыбке до ушей.

— Добрый вечер, добро пожаловать в «Солнечный остров»! Ужасно рад вас видеть. Вы промокли до костей.

Двери открываются, и к ним устремляется людской поток, молодые и старые, мужчины и женщины, все улыбаются; полные любопытства и обеспокоенные лица; руки стягивают с них мокрую одежду, укутывают в шерстяные одеяла, суетятся вокруг них с полотенцами. Вы наверняка устали и проголодались, проходите и отдыхайте, ты, должно быть, Мария, а ты Элиас, мы уже начали беспокоиться, проходите быстрее, мы тут пируем.

Ошеломленная происходящим, Мария вдруг осознает, что стоит в рекреации старой школы и, словно рыба, глотает воздух ртом. Затем они проходят в актовый зал, где за длинным столом сидят люди и едят, в мисках у них горячий суп. Из кухни прибегает Инга, в фартуке, надетом поверх комбинезона. «Мария, дорогая моя, ты приехала!» Она обнимает подругу так крепко, что той становится тяжело дышать, затем поворачивается к Элиасу, берет его на руки и прижимает к себе. «Мой большой мальчик, проехал на велосипеде весь путь!»

Их отводят на почетные места, Инга ставит перед ними миски с супом и устраивается рядом; растаман садится напротив и представляется. Его зовут Эрн Ульв, он председатель местного колхоза. «Солнечный остров», так он называется. Вероятно, мы могли бы подыскать более сельскохозяйственное название, но это предложила моя дочь, оно красивое и нам понравилось.

Он предлагает домашнее пиво, однако Мария, поблагодарив, отказывается, спасибо, я не пью. На сцену выходят два молодых человека с флейтой и гитарой и с радостным азартом исполняют «Андалузский танец» Гранадоса в честь новых гостей. Мария тронута, она смотрит, как сын поглощает суп, хорошо приправленный, наваристый, наполняющий теплом с головы до пят. «Он из конины», — объясняет Инга извиняющимся тоном. Местные жители всегда ели конину, хотя церковь давным-давно наложила на нее запрет. Но картофель и морковь выкопали сегодня утром, перец чили и приправы прямо из теплицы. Мария вылавливает из супа кусочки мяса и собирается отправить их в миску Элиаса, однако Инга останавливает ее, не нужно, всем хватит.

— Да, здесь достаточно еды и работы, — говорит Эрн Ульв, улыбаясь Инге. — Деревня больше не называется Тикквабайр, она получила новую жизнь и новое название. «Солнечный остров» позволяет нам начать все заново, хорошо жить, пользуясь тем, что дает нам земля, и создавать доброе, гармоничное общество. Мы не верим, что все крутится исключительно вокруг производительности и прибыли, людям необходимо время, чтобы радоваться и танцевать, думать и создавать. Дети здесь ходят в школу, у нас есть курсы для взрослых, где можно не только научиться таким практическим вещам, как огородничество или монтаж и эксплуатация электрооборудования, но также заниматься йогой и философией. У всех жителей «Солнечного острова» есть те или иные способности, то, чем они могут поделиться с другими.

— Я рассказала им о тебе, — перебивает его Инга. — Об игре на скрипке, испанском языке и зеленых пальцах. И Эрн Ульв сказал, что ты идеально подходишь.

— Спасибо. — Мария смотрит в миску. — У меня нет слов, я будто в рай попала. Мы скитались, никому не нужные, точно хлам. Я уже очень давно не была желанным гостем.

Она глядит на Ингу, они, улыбаясь, берутся за руки; как здорово иметь хорошую подругу.

Элиас, положив голову на стол, тихо похрапывает, и Мария поднимает его на руки. «Мне нужно переодеть его во что-нибудь сухое и уложить. Мы сможем устроиться в каком-нибудь углу?»

— Вы будете жить у меня, — отвечает Инга. — Дождь стих, я отведу вас домой.