Горячий Декабрь - Лакс Айрин. Страница 2
Я начинаю чувствовать себя кнопкой крохотной, по сравнению с громадной скалой.
– Курить в доме не позволю! – кричу в ответ, сжав кулачки. – У нас ребенок первоклашка, а еще я прохожу курс очищения перед планируемым зачатием. Ты же знаешь, что врач советовал. Тебе тоже надо бросить курить. Ты обещал бросить, а что в итоге?! Куришь, как паровоз… Изменяешь мне! Изменяешь же! Я своими глазами видела и слышала, о чем вы говорили.
– А ты что думала, Манюня? Сама виновата! – продолжает любимый. – Работа-дом-газета-сон. Скучная ты стала, пресная… А я мужик горячий и хочу разнообразия…
– Разнообразия?! Как же верность?! Как же наши клятвы?
– Я не давал никаких клятв! – заявляет муж и демонстративно поднимает большой золотой крест, болтающийся на толстой цепочке.
Он целует его, добавив:
– Я перед богом тебе в верности не клялся, а штамп и свидетельство о браке – это лишь бумажки, которыми подтереться можно.
– Ты обещал. Обещал…
Я должна быть сильной, но снова плакать начинаю. Отвернувшись. Не хватает сил держаться. Схватившись за края раковины, рыдаю над мойкой, пока там шумит вода и размокают дорогущие сигары.
За спиной слышится вздох протяжный.
Сзади накатывает жар мужского тела.
Так близко-близко.
Кажется, он меня сейчас обнимет, опустит подбородок на плечо и начнет раскачивать легонько из стороны в сторону. Декабрин – не самый красноречивый мужчина и точно не мастер по утешению. Когда я плакала, оттого, что долго не могла забеременеть от него, муж всегда утешал меня именно так – горячо обнимал, держал бережно и просто ждал. Ждал, пока я выплачу все, что накипело. Мне всегда становилось легче от его молчаливой, но ощутимой поддержки.
Сейчас я почему-то жду, что он меня обнимет, извинится… Может быть, скажет, что ничего не было? Не знаю, как можно оправдать то, что я услышала и увидела, но вдруг он найдет необходимые слова, и я поверю?!
Я жду, чтобы он спас меня от разочарования, но этого не происходит.
Декабрин проходит по кухне и замирает у окна, разглядывая двор многоквартирного дома.
Мне становится холодно, как тем ноябрьским вечером, когда я встретила Декабрина Георгия. Холодно, страшно… Кругом одни пугающие тени, и никто не спешит протянуть руку спасения.
И он – такой же – чужой, пугающий, грубый мужик.
– Ты мне изменяешь, – повторяю я ломким голосом. – С подругой моей. Потому что… Потому что скучно тебе стало со мной?! Скучно, да?
– Я сказал.
– Все? Ты все сказал, Декабрин? Так вот ты не сказал того, о чем забыл, когда просил меня выйти за тебя, когда клялся, что с твоей прошлой жизнью – разбитной и полной блядей, покончено! Может быть, ты не богу клялся, но ты мне… Мне клялся! Выходит, что твои клятвы – это просто пшик холостой!
Плечи мужа напрягаются. Но он не поворачивается, только крепче хватается пальцами за пластик подоконника. Того и гляди – треснет!
Уже трещит…
Муж разжимает пальцы.
– Пресный брак, Манюня. Пресный. От преснятины все идет. Прими этот урок в наказание и исправляйся, иначе будет тебе развод и девичья фамилия.
Охренеть. Он еще мне и разводом грозится?!
– В случае развода сына я при тебе не оставлю, – добавляет муж негромко и выходит, так и не посмотрев на меня.
Глава 2
Вот так просто!
Привычная жизнь вдребезги. В осколки разбивается. Становится пылью, а я ничего не могу поделать. Только стою в коридоре и смотрю на свое отражение: волосы темно-рыжие, почти коричневые, разделены ровным пробором надвое, собраны в аккуратный бублик, украшенный кружевной сеточкой. Щеки у меня почти всегда румяные, даже красить их не приходится, а от эмоций так вообще горят. Брови широкие… Людка мне как-то сказала, что надо бы эти кусты привести в порядок, но у меня ровные, широкие брови и без всякого начесывания и ламинирования, к которому постоянно прибегает сама Людмила, чтобы сделать тоненькие и жиденькие бровки пушистыми.
Так, может, брови у меня не такие уж ровные и красивые?
Бублик на голове и пробор – скучный.
Во что я одета? Брючки длиной три четверти и объемная толстовка. на ногах суперудобные лоферы. Может быть, так уже никто не носит?
Во что одета сама Людмила? Старается всегда быть женственной! Всегда на каблучке, пусть небольшом, но все-таки.
Чем дольше я смотрю на свое отражение, тем сильнее понимаю: Декабрин прав.
Я скучная. Наискучнейшая.
Кручусь перед зеркалом, пытаясь принять соблазнительные позы, улыбнуться, а выходит так, словно мартышка копирует поведение человека. Тьфу… И фигуры у меня никакой. Стройность после родов вернулась быстро, грудь во время вскармливания была аппетитной, однако после его прекращения пришла в норму. А я же помню, как мужу нравилась моя грудь, пока я кормила Мирошу. Как он играл с ней, сколько всего неприличного и пошлого вытворял, как трахал меня жарче, чем обычно…
Куда все это ушло?
Я скучная, и он меня больше не хочет? Или пока хочет, но не только меня. И как быстро это перейдет просто в «у меня на тебя не стоит, и трахать я буду других».
Что же я могу с этим поделать? Уйти? На развод подать?
Конечно, могу! Могу… Но хорошо знаю, что Декабрин на ветер слов не бросает. Он вообще конкретный мужик, как говорил сам про себя. Сказал – сделает.
Пообещал, что если я подам на развод, то заберет Мирона, значит, так и сделает.
И никак иначе.
Не могу допустить, чтобы он забрал у меня сыночка. Мы долго не могли завести малыша, и вот, когда наконец это случилось, сынишка стал центром моей жизни. Я все-все для него! Ради него…
А муж в это время начал смотреть и трахать других.
В одной из дальних спален хлопает дверь. Я понимаю, что так и стою возле зеркала.
Пакеты брошены возле порога. Все яйца растеклись лужицей на пол.
Надо собраться. Прибрать…
Наклоняюсь, подбираю. Собираю, вытираю. Мою тщательно полы.
Я чистоплотная и старательная. Но теперь тряпка в руках не держится! Возюкаю ею по полу, а к кончику носа слезы стекают предательские. Кому нужно мое старание?!
Людка вон… Никогда сама уборкой не занимается. Нанимает уборщицу, к ней приходят два раза в неделю – и все, а она в это время…
Тьфу, зациклилась я на ней. А как иначе?
Ведь мой муж выбрал не любую девушку с улицы, но мою подругу! Она все-все обо мне знает. Я с ней как-то даже в подвыпившем состоянии делилась откровениями о том, что в сексе нравится моему мужу. Ну, обсуждали мы мужиков, к месту пришлось.
Наверное, она это на практике применяет!
Новый приток слез.
Перетаскиваю пакеты на кухню, разбираю их без энтузиазма.
Рядом звучат уверенные мужские шаги, начинаю расставлять банки-склянки бодрее, вытираю слезы, отворачиваюсь. Не хочу, чтобы муж видел, как я реву.
Однако краем глаза замечаю, что муж на меня и не смотрит даже, просто собирается в коридоре, наводит последние штрихи: надевает любимые часы, поправляет галстук. Рубашка вот-вот треснет на его широких плечах.
– Я в офис. Вечером с пацанами в сауну, – информирует.
Хочется спросить: будут ли там шлюхи? Но что-то удерживает меня от этого. Остатки гордости…
Я лишь раскрываю холодильник и швыряю на полку банку ни в чем не повинного зеленого горошка.
– Я тоже!
Шаги замирают возле двери.
– Что? – спрашивает муж. – Что это значит? Я сказал, что с пацанами. В сауну. Ты говоришь «я тоже». Что – тоже? В сауну с пацанами?
– Тоже… Не буду. Дома. Ужин отменяется. Смысл мне здесь сидеть? Мирон будет у мамы. Я подумала, у него все равно через день каникулы, пусть побудет у нее в гостях.
– Растютькает мне пацана. Ты и так патлы ему отрастила, как девчонке. Если не сострижешь и не сделаешь ему мужицкую стрижку, заберу с этих танцев, отдам на бокс, оболваню, нах. Под машинку. Пусть мужиком растет!
Я крепко стискиваю пальцы в кулачки. Даже не видя мужа, хорошо представляю, какое у него сейчас лицо, как он поджимает губы, и как глубоко посаженные глаза кажутся еще глубже и мерцают из-под густых бровей.